22.12.2014 | Сергей Маркедонов

Закавказье: итоги 2014 года

2014 год не принес в Закавказье ощутимых перемен. Региональная динамика была вытеснена на обочину повестки дня украинским кризисом. Не было достигнуто впечатляющих дипломатических прорывов. Статус-кво в этнополитических конфликтах, несмотря на попытки его расшатывания (в особенности в Нагорном Карабахе), принципиально не изменился. Незначительные социально-политические потрясения (они затронули Абхазию) не привели к смене власти по насильственному сценарию и внутриполитическим конфликтам. Диверсификация внешнеполитических подходов закавказских государств, о которой в уходящем году много говорили, началась отнюдь не сегодня и не вчера. Еще на ноябрьском саммите Евросоюза и стран-членов Восточного партнерства Тбилиси и Баку дали разные ответы на вопрос о том, каким образом выстраивать отношения с ЕС, не говоря уже о Ереване, сделавшем выбор в пользу евразийской интеграции.

И, тем не менее, уходящий год был наполнен интересными событиями, которые в отдельности и в совокупности укрепили старые тренды, а также обозначили возможные в будущем политические риски, чье значение сегодня либо недооценивается, либо преуменьшается.

Украинский кризис: закавказские последствия

События на Украине значительно изменили не только эту страну, но и все постсоветское пространство. Новый статус Крыма (что с точки зрения Украины и западных стран рассматривается, как аннексия, а с точки зрения России, как восстановление исторической справедливости и воссоединение) поставил крест на СНГ как на интеграционном проекте, поскольку он базировался на признании тех границ, которые сложились между бывшими союзными республиками в советский период. Угасание Содружества, как интеграционного проекта - это процесс, тянувшийся годами. К слову сказать, прецедент выхода из него был создан в Закавказье. 14 августа 2008 года парламент Грузии единогласно проголосовал за выход страны из СНГ. И поскольку согласно процедуре, такое решение предусматривало письменное уведомление за 12 месяцев до прекращения членства в этой интеграционной структуре, Тбилиси официально покинул Содружество 18 августа 2009 года. Как бы то ни было, а конфликт между двумя странами - конструкторами Беловежских соглашений и постсоветского пространства подвел символическую черту под тем, что работая, как «инструмент цивилизованного развода», не могло быть использовано для выстраивания перспектив для будущего.

Конкуренция между европейской и евразийской интеграцией присутствовала на просторах бывшего СССР и до украинского кризиса. Но события 2014 года вывели ее на более высокий уровень. В итоге часть постсоветских государств выбрала подписание Соглашения о свободной торговле с Европейским Союзом, а часть – вхождение в состав Евразийского экономического Союза под эгидой Москвы. При этом и те, и другие страны (Армения, Грузия, Молдова, Украина) вовлечены в неразрешенные этнополитические конфликты, а интеграционные возможности рассматриваются ими, среди прочего, как дополнительные возможности для решений спорных проблем в свою пользу. Или, как минимум, для минимизации существующих рисков и потенциальных издержек.

Грузия: курс на Запад

Украинский кризис ускорил процесс подписания и ратификации Соглашения с Евросоюзом для Тбилиси. Это произошло летом 2014 года. 18 декабря 2014 г. на сессии Европарламента в Страсбурге этот документ был ратифицирован. И хотя на пути североатлантической интеграции Грузия в уходящем году особых успехов не снискала (на саммите в Уэльсе страна не получила искомого Плана действий по членству, который ускорял бы вступление в Альянс), было объявлено о «пакете усиленного сотрудничества» с НАТО. Более того, в сентябре 2014 года Пентагон подтвердил возможность поставок вертолетов «UH-60 Black Hawk» для закавказского партнера Вашингтона. Трудно сказать, в какой степени страны НАТО будут готовы корректировать свои же правила и процедуры относительно новых членов блока. Логика конфронтации порой заставляет принимать неоднозначные решения, ломающие прежние неукоснительно соблюдавшиеся правила игры. Однако наращивание «особого привилегированного партнерства» вне формального членства в НАТО вполне вероятно. Тем паче, что у США и Грузии уже есть Хартия о стратегическом партнерстве, подписанный 9 января 2009 года.

Правда, в этой связи возникает парадоксальная ситуация. Продвигаясь на Запад, официальный Тбилиси (сохраняющий внешнеполитическую преемственность с третьим президентом Грузии Михаилом Саакашвили), способствует еще более сильному отталкиванию от себя Абхазии и Южной Осетии. До тех пор, пока евроатлантический выбор будет зарифмован с грузинской территориальной целостностью, Сухуми и Цхинвали будут стремиться к укреплению связей с Россией. Хотя сам процесс такого укрепления не выстраивается по линейке, свидетельством чему недавняя история с подписанием российско-абхазского договора о союзничестве и стратегическом партнерстве. Как бы то ни было, а в ходе югоосетинских парламентских выборов (8 июня 2014 года) победу на них одержала партия «Единая Осетия» (ее лидер Анатолий Бибилов получил пост спикера высшего представительного органа власти), последовательно выступающая за реализацию проекта объединения республики с Северной Осетией под эгидой и в составе РФ.

Смена власти в Абхазии и процесс подписания договора между Москвой и Сухуми требует отдельного рассмотрения. Здесь отметим лишь, что ускорение подписания такого документа в значительной степени следует рассматривать, как символический ответ на подписание Соглашения между Брюсселем и Тбилиси. Таким образом, Запад и Грузия, не имея возможности изменить отношение России к статусу Абхазии и Южной Осетии, и РФ, не обладающая ресурсами для корректировки позиций грузинского политического класса (сохраняющего консенсус по данному вопросу) с разных сторон и при радикально отличающейся мотивации работают вместе на укрепление «новых реалий в Закавказье». В этих реалиях Абхазия и Южная Осетия даже без широкого международного признания существуют вне грузинского государственного проекта и правового пространства при российских гарантиях не самоопределения вообще, а самоопределения от Грузии.

При этом стоит подчеркнуть, что процесс российско-грузинской нормализации, если под таковой понимать, не прорыв, а снижение высокого градуса межгосударственной конфронтации, не остановился, хотя ему не раз ему предрекали политическую смерть. Продолжил свою работу формат «Абашидзе-Карасин», как и Женевский переговорный формат. И даже президент Владимир Путин не раз поднял вопрос о возможности для встречи со своим грузинским коллегой Георгием Маргвелашвили. Все это не означает, что в будущем году Москва и Тбилиси найдут некие общие точки соприкосновения. Но расхождения перестают восприниматься, как нечто сакральное.

Евразийский вектор Армении

2014 год стал годом продвижения Армении к ЕАЭС (Евразийскому экономическому союзу). 4 декабря национальный парламент проголосовал за ратификацию договора о вступлении страны в это интеграционное объединение. Если принять во внимание, что до самого сентября 2013 года армянское руководство колебалось относительно того, какую линию поведения избрать, а скепсис ряда высокопоставленных чиновников относительно Таможенного союза и евразийской интеграции выражался публично, то Москва может занести это в свою «копилку», как успех. Тем паче, что официальный Ереван более, чем благожелательно, отреагировал на референдум в Крыму, видя в нем возможный паттерн (при определенных условиях) для самоопределения Нагорного Карабаха.

Однако и здесь есть свои нюансы. Во-первых, следуя принципу «политика - искусство возможного», далеко не все представители элиты Армении полностью согласились с отказом от внешнеполитического комплиментаризма. Во-вторых, внутреннее недовольство президентом и правительством может при определенных условиях быть отождествлено с выбором в пользу ЕАЭС. На сегодняшний день невозможно рассматривать армянскую оппозицию, как противников евразийской интеграции (большая ее часть обсуждает нюансы и детали, нацеленные на всесторонний учет интересов Еревана в этих проектах). Но есть слишком много фоновых факторов (динамика конфликта на Украине, уровень конфронтации Запада и России, иранская проблема, развитие ситуации на Ближнем Востоке), которые могут вносить свои коррективы, которые уже сегодня нельзя не учитывать.

Азербайджанская «политика качелей»

Особая статья - отношение к украинским событиям в Азербайджане. С одной стороны, Киев является многолетним партнером Баку. Среди приоритетов этого партнерства выстраивание «энергетических альтернатив» и минимизация зависимости от России в этом плане. Однако у Баку есть и иные резоны. Азербайджан крайне скептически относится к революционным технологиям изменения власти. В этой стране реализация «майданного сценария» чревата не только дестабилизацией, но и превращением ныне самой богатой закавказской республики в территорию побеждающего радикального исламизма. Прежде всего, в силу слабости, разрозненности и неорганизованности светской оппозиции и наличия социального недовольства (оно прорывалось ранее в ходе массовых беспорядков в различных городах страны). Отсюда – противоречивая линия Баку. С одной стороны, неименная поддержка территориальной целостности Украины на уровне резолюций, деклараций и готовность участвовать в пестуемом Западом «энергетическом плюрализме». С другой стороны, стремление защитить свой суверенитет и охранительная политика в отношении возможного вмешательства со стороны США и их союзников во внутренние дела Азербайджана. Как результат, продолжение «политики качелей» и «тестирование» Москвы и Вашингтона на предмет возможных реакций.

Нагорно-карабахский конфликт: попытки «разморозки»

Уходящий год в Нагорном Карабахе и на армяно-азербайджанской госгранице выдался поистине горячим. Эскалация насилия в этих точках имеет свою собственную динамику. Она не сводима к геополитическим фоновым факторам. Сами стороны не готовы к компромиссу, а переговорный процесс, сопровождаемый завышенными ожиданиями, не приносит никаких конкретных результатов. И нарушения режима прекращения огня здесь не новость. Но в условиях 2014 года всякая эскалация здесь становится более рискованным делом. Раньше при всех расхождениях и разночтениях три страны - сопредседателя действовали совместно. Не только в формате Минской группы ОБСЕ, где работают профессиональные дипломаты, но и на уровне глав государств. В течение нескольких лет подряд президенты США, Франции и России делали совместные заявления о том, что в основе мирного соглашения по Карабаху должны лечь «обновленные мадридские принципы».

Сам же нагорно-карабахский процесс противопоставлялся двум конфликтам в Абхазии и в Южной Осетии в силу того, что Россия и страны Запада (США и Франция, как своеобразный полпред ЕС) взаимодействовали в формате Минской группы, «большой восьмерки» и «двадцатки». Но сегодня «большая восьмерка» практически превратилась в «семерку». И вряд ли на полях будущих саммитов «G-8» глава РФ соберется вместе с двумя другими президентами стран - сопредседателей Минской групп и примет совместное заявления о том, что должно стать основой мира в Нагорном Карабахе. Если же такие комментарии и заявления будут делать только два президента (американский и французский), то это лишь осложнит кооперацию и вызовет дополнительные противоречия. Схожая ситуация наблюдается и с «большой двадцаткой». Здесь шансы Москвы выглядят лучше, но втягиваться в переговоры с ней западные представители не спешат. Тем более по нагорно-карабахской проблематике, которую считают менее важной по сравнению с другими сюжетами (той же Украиной, Афганистаном или Ближним Востоком).

На фоне углубления противоречий между Россией и Западом развивается и нагорно-карабахский процесс. Фактически с начала украинского кризиса три страны-сопредседателя пытаются, не отменяя формально своей кооперации и формата Минской группы, действовать самостоятельно. Так, в мае 2014 года американский сопредседатель Джеймс Уорлик заявил о наличии особого плана своего правительства по урегулированию конфликта. Затем в Конгрессе обсуждался Акт о «предотвращении российской агрессии», в котором среди потенциальных жертв был назван и Азербайджан, хотя отношения между Баку и Москвой за последний год демонстрировали, скорее позитивные тенденции, свидетельством чему два азербайджанских турне Владимира Путина и Сергея Шойгу. После самого масштабного нарушения режима прекращения огня летом 2014 года на первый план вышла Москва (встреча Владимира Путина в Сочи со своим армянским и азербайджанским коллегой). Затем в сентябре пришла очередь госсекретаря США Джона Керри «сверять часы» с Сержем Саркисяном и Ильхамом Алиевым. Тогда же на первый план выдвинулся французский президент Франуса Олланд, который провел трехстороннюю встречу с участием глав Армении и Азербайджана в Париже 27 октября.

В итоге статус-кво вокруг застарелого конфликта принципиально не изменился. Однако риски значительно выросли. Как в силу самой динамики в отдельно взятой «горячей точке», так и из-за отсутствия должной координации медиаторов.

Абхазия: смена власти и договор с Россией

В нынешнем году Абхазия снова попала в топы сообщений информационных агентств и в передовые заголовки газетных публикаций. Массовые выступления оппозиции 27 мая и последующая отставка третьего президента республики Александра Анкваба заставили экспертов и журналистов говорить о «майдане в субтропиках».

Между тем, данное сравнение (основанное на поверхностном анализе некоторых явлений, таких как массовые акции протеста) при ближайшем сравнении не выдерживает критики, хотя бы потому, что Украина является признанным образованием и членом ООН, а Абхазия имеет лишь частичное признание и на ближайшую перспективу кардинальное изменение его статуса не предвидится. Не говоря уже о том, что одним из движущих сил киевского Майдана был пафос борьбы за европеизацию, дискурс, который не востребован в Абхазии не из-за каких-то фобий по отношению к ЕС, а в силу отсутствия внятной европейской политики по отношению к частично признанной республике. Точнее сказать, из-за существования политики мантр про территориальную целостность Грузии вкупе с неготовностью работать напрямую с республикой и ее населением по широкому спектру гуманитарных проектов вне всякой привязки к ее политико-правовому статусу.

Таким образом, запрос обновление власти, снижение высокого уровня коррупции и демократизацию был реализован вне привязки к «западным ценностям» и США с ЕС, как их гарантов и промоутеров. Интересная тема для отдельного политологического исследования!

Начиная с 2004 года, Абхазия пережила самый масштабный внутриполитический кризис, который был разрешен мирно в ходе внеочередных президентских выборов 24 августа. Победу на них одержал Рауль Хаджимба, лидер «Форума народного единства Абхазии», выступавший за углубление военно-политической кооперации с РФ. Однако история Хаджимбы и подготовки российско-абхазского договора к подписанию в очередной раз показала, что линейные оценки политического развития Абхазии неприемлемы, в первую очередь, взгляд на республику, как российский домен. Начнем с того, что межгосударственный договор прошел широкое публичное обсуждение (в противном случае Рауль Хаджимба рисковал повторить путь своего предшественника). Более того, он подвергся серьезной переработке. По справедливому замечанию эксперта Фонда Карнеги Томаса де Ваала, «удивительным образом, но комментаторы почти не заметили то, насколько абхазская сторона изменила изначальный вариант договора. И даже удалила из него ряд моментов. Слово «интеграция» было заменено на «стратегическое партнерство». Россиянам не было предоставлено право приобретения абхазского гражданства. Внешняя политика стала «скоординированной», а не «согласованной». Абхазская сторона сохранила свои собственные военные структуры. В этом смысле, я не думаю, что Договор может рассматриваться как водораздел в абхазско-российских отношениях.

Тем не менее, остается неясным, будут ли абхазы защитить де-факто то, на чем они настояли де-юре». Стоит также обратить внимание на то, что при голосовании за ратификацию Договора в парламенте Абхазии 22 декабря при 23 голосах «за» пять депутатов выступили «против» (из 28 присутствовавших). Таким образом, говорить о точном следовании инструкциям из Москвы не представляется возможным. И это, пожалуй, один из важнейших уроков года на абхазском направлении. Сам по себе договор не открыл чего-то нового в асимметричных отношениях РФ и Абхазии. Он выпукло обозначил противоречия между запросом на национальную независимость при растущей зависимости частично признанной республики от российского бюджета, гарантий безопасности, а также между необходимостью открытия Абхазии для бизнеса и инвестиций из РФ и сохранением абхазской этнодемократии (системы, сочетающей выборы и конкуренцию с привилегиями «титульного» этноса).

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати