12.01.2015 | Татьяна Становая

После теракта: парадоксы французской республики

Террористическая атака на журналистов сатирического издания Charlie Hebdo 7 января и последовавшая затем двухдневная не менее трагическая эпопея с захватами заложников и убийством подозреваемых стали потрясением для Франции. На республиканский марш 11 января в разных городах страны вышло почти 1,5 миллиона человек. Шествие в Париже разделили представители 50 государств мира. Как повлияет теракт на страну и каковы его последствия, просчитать пока не берется никто. Но реакция на трагедию, какими бы эпитетами ее потом ни описали историки, несомненно, будет содержать слово «поразительная»

Теракты в Париже стали шоком, сплотившим страну и вылившимся в национальное чудо. Реакция страны действительно кажется парадоксальной: агрессия не вызвала ответных погромов, всплеска насилия и ненависти. Стихийная мобилизация возникла не на негативных эмоциях и злости, а вокруг единых фундаментальных ценностей, на защиту которых вышли сотни тысяч людей.

Если в России после терактов проклинали силовиков, а в США принимали «Патриотический акт», то во Франции, кажется, не стоит проблема выбора между свободой и безопасностью. Теракты всегда толкают к тому, чтобы нарушить баланс в пользу последнего. Франция накопила большой опыт борьбы с терроризмом, и эксперты высоко оценивают профессиональный уровень работы спецслужб, но на страницах СМИ совсем другая картина. Как странно для россиян наблюдать должным образом функционирующий диалог между властью и обществом, при котором СМИ задают на своих страницах вопросы, а официальные лица не могут себе позволить их замалчивать. Как получилось, что после нескольких лет слежки спецслужбы прекратили наблюдение за братьями Куаши, Амеди Кулибали и его возможной сообщницей Хаят Бумеддьен шесть месяцев назад? Эффективна ли судебная и пенитенциарная системы, через которую прошли террористы, сумевшие затем реализовать свои планы? Способна ли бюрократизированная система разведорганов противостоять так хорошо знакомым французской системе вызовам, обретающим теперь ультраактуальный характер? Все это подробно обсуждается, и власти признают наличие проблем.

Премьер Франции Манюэль Вальс согласен с пробелами в работе спецслужб и признает необходимость принятия более эффективных антитеррористических мер. Важное решение при этом было принято еще до теракта в Париже: в мае прошлого года правительство восстановило работу спецподразделения La Direction centrale des Renseignements généraux (RG), которому отводилась ключевая роль по сбору информации на местах о настроениях в обществе, социальных движениях, готовящихся забастовках или иных протестных акциях — всего того, что помогало с высокой точностью купировать угрозы. RG с весьма неоднозначной репутацией была упразднена шесть лет назад, а ее функции были распределены между другими структурами. Теперь же она вернулась под новым названием Service central de renseignement territorial (SCRT) и под неоднозначные комментарии СМИ: новое название, старые функции, писали они, опасаясь за фундаментальные права человека.

Но в отличие от США после 11 сентября, французы сегодня готовы защищать не свою безопасность, а символ незыблемых свобод, коим стало движение Je suis Charlie. Парадокс, выраженный в невозможности отстаивать свободы путем их ограничения, может стать непреодолимой помехой в усилении полицейских функций государства.

Но основная работа еще впереди. Чтобы эффективно реагировать на вызов, надо сначала его определить. У терроризма нет национальности и религии, пытаются убедить французские власти. Но многие французы думают иначе. Теракт — страшное испытание, способное вести не только к консолидации, но и к поляризации внутри общества. В социальных сетях быстро распространяются откровенно антиисламские видеоролики, без слов рисующие «лицо» настоящей угрозы, с легко читаемыми чертами и национальности, и религии.

Поляризация или консолидация — тот выбор, который предстоит сделать французской нации, на сегодня однозначно сплотившейся вокруг единых ценностей. И на одной чаше весов останется замеченное многими геройство погибшего в результате перестрелок 7 января полицейского-мусульманина и поступок работника кошерного магазина в Париже — 24-летнего мусульманина Лассана Батхили, спасшего во время атаки террориста Амеди Кулибали шестерых человек. Но на другой чаше весов неизбежно будут присутствовать острые эмоции, злость и обида, рост симпатий к правым радикалам и усиление исламофобии. И опять парадокс: казалось бы, безальтернативные в ситуации атаки ожидаемые радикальные антиисламские и антимигрантские требования подменены лозунгами «больше демократии, больше свобод». На марше в разных городах видны лица людей самых разных национальностей, слова «Я — Шарли» сказаны на самых разных языках.

Теракт мог стать и политическим подарком правым радикалам в лице Front National, заметно усилившим свои политические позиции за последние четыре года. Сыграть на исламофобии, страхе, недоверии к неэтническим французам с корнями из мусульманских стран — какой соблазн! И Марин Ле Пен действительно активно присутствовала в медийном пространстве, требуя называть проблемы своими именами (признать теракт войной, объявленной Франции исламскими фундаменталистами), вернуть смертную казнь, запретить двойное гражданство, приостановить членство Франции в Шенгене. Казалось бы, у партии — все условия возглавить протест, вывести под своими флагами тысячи французов, у которых были все права разочароваться в политике традиционных политических сил и государства. Но вместо этого Марин Ле Пен не очень тактично рекомендуется не посещать республиканский марш в Париже (под очень обидным предлогом, что Front National не является республиканской силой), а сама она растерянно колеблется между решением не идти на марш вообще или принять в нем участие с учетом оставшихся опций. Эти колебания многие французы воспримут негативно, а сама Ле Пен, сначала обвинив Олланда в стремлении заработать политические очки на марше, была вынуждена делать то же самое, но в городке Бокэр на юге Франции, мэр которого является ее однопартийцем. Поле маневра сузилось до минимума, а выбор за нее как будто сделала сама Франция. Не это ли парадокс, при котором главный фаворит ситуации вдруг оказывается на периферии общенациональной консолидации всех сил?

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Оригинал материала

Версия для печати