19.01.2015 | Марина Войтенко

Антикризисная неопределенность

Начало 2015 года в экономике оправдало ожидания. По предварительной оценке МЭР, рост-2014 составил 0,5-0,6% ВВП. Если учесть, что в январе-сентябре последний прибавил (в годовом выражении) 0,7%, то вывод, пока правда официально не сформулированный, очевиден – в четвертом квартале прошлого года наступила «мягкая» рецессия. В ближайшей перспективе ситуация обещает усугубиться – прогноз МЭР на январь-март 2015 года указывает на снижение ВВП более 1%.

Наглядное свидетельство прогрессирующего экономического нездоровья – ускорение инфляции. По данным Росстата, за первые 12 дней с начала года рост цен достиг 100,8% (12% в годовом выражении против 11,4% по итогам-2014)[1]. Год назад за весь январь цены подросли на 100,6%. Впрочем, среднесуточный темп – 0,068% - пока несколько ниже декабрьского – 0,083%, но, видимо, не надолго. В Минэкономики полагают, что инфляция в конце марта - начале апреля выйдет на свой пик в 15-17% (год к году)[2], а затем начнет снижаться до «грани» между однозначным и двузначным значениями. У экспертного сообщества ощущения не столь оптимистические: большинство оценок укладывается в интервал 10-13% (±0,5-0,7 п.п.).

Курс рубля с начала января показывает скачкообразную динамику, продолжая главный тренд-2014 на ослабление по отношению к доллару и евро (за весь прошлый год реальный эффективный курс снизился на 27,2%, в том числе в декабре – на 13,5%[3]). При этом явно просматривается усиление корреляции курсовых колебаний с нефтеценовой конъюнктурой. Так, снижение Brent почти на $10 за баррель до уровня около $45 за баррель практически вернуло курс к значениям середины декабря. Некоторый отскок нефтяных цен к $49 за баррель в конце минувшей недели поддержал рубль (около 65 руб./$ и 75 руб./€). Однако дальнейшие перспективы, по мнению участников рынка, выглядят довольно слабыми и определяемыми, прежде всего, состоянием мирового рынка нефти.

В первые недели января его волатильность заметно усилилась. По мнению многих аналитиков, ее триггером стали прогнозы ценовой динамики. Сначала в Goldman Sachs понизили прогноз среднегодовых цен на Brent в 2015 году до $54 за баррель (с $83,6), в 2016-ом – до $70 за баррель (с $90). Для WTI оценка составила $47,1 и $65 за баррель соответственно (после $73,8 и $80). Рынок сразу же пошел вниз и уровень в $40 за баррель стал выглядеть неким вероятным «дном». Затем через несколько дней ОПЕК выпустила прогноз сокращения спроса на нефть минимум на 100 тыс. баррелей в сутки. Игроки, усмотрев в этом намек на возможное сокращение добычи, ринулись заключать контракты, пока все не подорожало. Естественно, рынок развернулся – мартовский фьючерс на Brent некоторое время торговался даже выше $51 за баррель.

Среднесрочная тенденция на удержание низких цен, тем не менее, продолжает жить и здравствовать: избыток предложения над спросом по-прежнему колеблется в интервале 1-2 млн. барр./сутки, добыча же нефти, несмотря на сокращение инвестиций и сворачивание ряда уже начатых проектов не только не снижается, но даже растет (в том числе и в США, где одновременно дан старт ослаблению ограничений на экспорт жидких углеводородов)[4]. Похоже, ни одна из противоборствующих сторон в «холодной нефтевойне» между шейхами и сланцами сдавать позиции не намерена. Наблюдатели, например, отмечают, что первые банкротства малых и средних американских сланцевых компаний (их общая задолженность по кредитам приблизилась к $140 млрд.) означают начало процесса консолидации отрасли: через слияния и поглощения из нескольких сотен останутся десятки. Но, это уже будет гораздо более эффективный и высокотехнологичный нефтебизнес.

Во всех этих перипетиях важно, что, по меньшей мере, текущий год будет проходить под флагом перезагрузки мировой «нефтянки», подталкиваемый низкими ценами[5]. И эту новую реальность необходимо учитывать в прогнозах. Одним из первых в текущем году это сделал Всемирный банк, предположивший, что дешевая нефть добавит общемировому росту-2015 минимум 0,4%. При этой предпосылке глобальный ВВП увеличится на 3,0% (в 2014-ом – 2,6%), но его динамика будет сильно неравномерной в разрезе отдельных стран и регионов. В выигрыше окажутся США, где ожидается ускорение с 2,4% до 3,2%, а также Япония, получающая шанс за счет экономии на энергоресурсах подняться с 0,2% до 1,2%. Более скромный, но все-таки прирост продемонстрирует Еврозона – с 0,8% по итогам 2014 года до 1,1%.

Несмотря на продолжающееся торможение (до 7,1% с 7,4%) позитивный эффект от низких нефтецен получит и китайская экономика – без них темпы Поднебесной составили бы 6,9-7,0%. ВВП других ведущих развивающихся стран – Бразилии, Индии, Южной Африки, Турции и Индонезии прибавит от 0,1% до 0,5%.

В свою очередь в нефтедобывающих ресурсоориентированных экономиках будут наблюдаться кризисные явления или в лучшем случае стагнация. В этой группе, по версии Всемирного банка, Россия в числе антилидеров. Прогноз ее ВВП (и без того пару месяцев назад составлявший «-0,7%») теперь ухудшен вчетверо – до «-2,9%». В 2016 году экономисты WorldBank ждут незначительного возобновления роста в пределах 0,1%. Заметим, что авторы прогноза не раскрыли сведений о цене на нефть, которые в него заложены. В деловых СМИ высказано предположение, что речь идет о среднегодовом коридоре в $60-65 за баррель – в самом Банке это не подтвердили и не опровергли. Более жесткий прогноз, впрочем, тоже без разъяснений заложенных в него нефтеценовых параметров, 16 января представлен рейтинговым агентством Moody’s – «-5,5%».

Слишком большим откровением это, однако, не стало. Стрессовый сценарий ЦБ РФ (среднегодовая цена на Urals – $60 за баррель) предполагает, например, спад-2015 в 4,8% ВВП. Но и он может оказаться оптимистическим. Характерная примета начала года, и это следует подчеркнуть особо, - отсутствие сколь-нибудь актуального официального прогноза предстоящих, хотя бы в предстоящие 12 месяцев, изменений в российской экономике. Все ранее заявленные оценки цен на нефть и курса рубля в нынешних условиях абсолютно нереалистичны. Причем их пересчет должен быть положен и в основу неизбежного пересмотра утвержденных бюджетных проектировок.

Пока же, как некие ориентиры можно рассматривать сценарные расчеты ЦМАКП и Центра развития НИУ ВШЭ[6]. В первом случае эксперты исходят из среднегодовой цены на нефть в $50-55 за баррель, во втором – в $50. Итоговые результаты сходны: у ЦМАКП ВВП в 2015 году сократится на 4,6-4,9%, в 2016-ом – на 1,9-2,2%, в 2017-ом возможен слабый рост в 1,0-1,3%, у Центра развития отрицательная динамика предполагается в течение всех трех лет – «-6,5%», «-4,4%», «-0,8%» соответственно.

Что же качается «движущих сил», то здесь оценки расходятся: первые ждут падения инвестиций в 2015 году на 12,9%-13,3%, вторые – на 21,8 процента. Затем в ЦМАКП делают ставку на их постепенный рост с +1,3-1,7% в 2016-ом до +15,1-5,5% в 2017 году. В Центре развития, напротив, ожидания-2016 много выше – до 5,2%, а вот в 2017 году грядет новое ослабление – «-1,4%». Более оптимистичны в ЦМАКП и в отношении реальных доходов и зарплат – оба показателя выйдут в положительную область уже в 2016 году, в Центре развития этого ждут только в 2017-ом.

Можно по-разному относиться к мере сбываемости этих прогнозов, но то, что они являются отражением наступившей новой и, к сожалению, среднесрочной экономической реальности – непреложный факт. Еще одно убедительное тому свидетельство – снижение в начале января агентством Fitch суверенного рейтинга России по заимствованиям в национальной и иностранной валюте с ВВВ до ВВВ-, до есть, до последней ступени инвестиционного уровня.

Прогноз оставлен «негативным». Кроме того, до конца января решение о рейтинге должны принять в Standard & Poor’s , поставившем текущую оценку на пересмотр еще в конце декабря. Вероятность исключения российских долговых бумаг из инвестиционной категории наблюдатели и участники рынков рассматривают как высокую. Последствия, естественно, будут сугубо негативными – от усиления оттока капитала до необходимости досрочного погашения корпоративных внешних долгов ($192 млрд. у банков, $420 млрд. у нефинансового сектора), для чего государству придется либо частично выкупать их, либо «закачивать» в экономику дополнительную ликвидность.

Вместе с тем, «звонок» от рейтинговых агентств – это вполне ожидаемая реакция на повышение хрупкости финансовой системы, на которую все более усиливает давление нерациональная и неконкурентоспособная структура хозяйства, в котором более 50% ВВП создается в госсекторе.

Из опыта всемирной истории рецессий хорошо известно, что глубина спада очень существенно зависит от такого, на первый взгляд «внеэкономического фактора», как доверие к антикризисной политике. Адекватность же последней в решающей мере определяется точностью диагноза – а с чем, собственно говоря, предстоит иметь дело? В понимании этого, похоже, определенный консенсус уже сложился.

Выступая на Гайдаровском форуме (14 января), премьер Дмитрий Медведев высказался вполне определенно: «.. страна сегодня находится в точке пересечения нескольких кризисов». Это – непреодоленные последствия глобальных потрясений 2008-2009 годов, внешнее политическое и экономическое (санкции) воздействие и самое главное – «внутренние проблемы и ограничения, которые накопились в экономике и с которыми нам пока не удается справиться так быстро, как хотелось бы».

К этому перечню можно еще многое добавить – усиливающуюся неэффективность госуправления, размывание позиций в глобальном хозяйстве, ухудшение качества институциональной среды, наиболее полно проявившееся в нарастающем дискомфорте инвестклимата, и т.п. Отсюда понятна и суть диагноза – системный кризис сложившегося экономического порядка, и смысл и замысел антикризисных мер – изменение самой модели развития. Что именно для этого будет предпринято, еще не вполне очевидно. Некоторая ясность есть лишь в том, чего, по словам Дмитрия Медведева, «российские власти не будут делать ни при каких условиях»: закрываться от мира и менять курс в сторону создания мобилизационной модели; отказываться от свободной конвертации рубля; не соблюдать международные обязательства в финансовой сфере; ограничивать свободу предпринимательской деятельности; просто ждать, когда поднимутся цены на нефть.

Председатель Правительства РФ уверен, что «новые условия требуют заниматься решением структурных проблем не меньше, чем поддержанием макроэкономической стабильности». Констатация, безусловно, верная, но требующая детальной расшифровки, что именно для этого предполагается сделать. Пока, по первым неделям 2015 года тактические решения заметно переигрывают стратегические поиски. Тем не менее, как показали дискуссии на Гайдаровском форуме (14-16 января), ряд «ходов» уже просматривается. Прежде всего, это разворот к бюджетному реализму.

При среднегодовой цене нефти в $50 за баррель недобор доходов составит 3 трлн. рублей, а дефицит может превысить 3% ВВП. Расходы действующего бюджета запланированы с ростом в 11,7% в номинальном выражении. В Минфине же считают, что при спаде, к примеру, в 4% такой прирост не может быть выше 5%. В реальном же выражении (то есть, с поправкой на инфляцию) расходы предстоит основательно сокращать. Что именно и когда «срезать» и из каких приоритетов исходить – в этом и есть главный предмет идущих в настоящий момент споров.

В МЭР и Счетной палате полагают, что сокращать расходы уже в первом квартале – большой риск. К тому же, если не трогать «социалку» и оборону[7], то можно досеквестироваться до полного уничтожения источников роста с одновременным проеданием Резервного фонда за полтора-два года (его объем на 1 января 2015 года – около $80 млрд., то есть, чуть больше 5 трлн. рублей). Не стоит торопиться и с ужесточением бюджетного правила: в 2016 году из-за падения среднегодовой цены на нефть планы по расходам «ужмутся» почти автоматически.

Глава МЭР Алексей Улюкаев предлагает обнулить налоги для малого бизнеса, подкрепив эту меру мораторием на всевозможные проверки, а также подумать о сочетании жесткой монетарной политики и умеренно-мягкой бюджетной. На поверку, правда, выходит, что речь идет о том, чтобы категорически исключить помощь реальному сектору прямыми кредитами ЦБ РФ, сконцентрировав ее на целевых госрасходах и госгарантиях. Оба предложения, однако, невозможно реализовать без такой предпосылки как оптимизация расходной части бюджета. Причем касаться она должна всех статей.

По мнению министра финансов Антона Силуанова, за 2015 год помимо 10%-го сокращения нужно дополнительно оценить обоснованность расходов по целому ряду позиций, чтобы выявить траты, которые можно перенести на более поздние сроки. «План-максимум – уже в 2016 году осуществить целый ряд структурных реформ, обратив внимание на военные расходы и трансферты во внебюджетные фонды, прежде всего, в Пенсионный фонд». При этом часть социальных расходов и расходов на силовой блок можно перераспределить на статьи, которые влияют на рост экономики и являются инвестициями в человеческий капитал (прежде всего, образование и здравоохранение). Помимо этого в Минфине считают своевременным переходить на заявленный адресный принцип предоставления социальных льгот, воздерживаясь от того, чтобы добиваться любой ценой индексации всех выплат на уровень инфляции (за исключением пенсионеров).

Предложения вполне здравые и взвешенные, но решениям по ним еще предстоит «созреть». Между тем, будь они приняты даже в ближайшие недели – это лишь один из необходимых шагов в восстановлении доверия бизнеса как главного содержания необходимого радикального поворота в экономической политике. Системный вызов, с которым она уже столкнулась, требует адекватного ответа. В текущую антикризисную неопределенность пора внести максимум ясности.

Марина Войтенко - экономический обозреватель

[1] В лидерах: сахар-песок – рост на 5,9%, рис – 3,4%, говядина, мороженная рыба, яйца, масло подсолнечное, маргарин, сыры, пшено, макаронные изделия и чай – 1,5-2,0%. Заметно подорожали (на 5,7%) плодоовощная продукция (в том числе огурцы – на 14,9%, капуста – 11,1%, морковь, лук. Помидоры – 6,3-7,7%. Цены на бензин автомобильный выросли на 0,2%, дизельное топливо – на 0,3%.

В 2014 году, напомним, быстрее всех других групп продовольственных товаров росли цены: на сахар – 40%, крупы – 34,6% (в том числе гречку – 60%), плодоовощную продукцию – 22%, мясо и птицу – 20,1%, рыбу – 19,1%, молоко и молочную продукцию – 14,4%.

[2] Эта оценка совпадает с результатом декабрьского мониторинга инфляционных ожиданий населения, опубликованного ЦБ РФ 14 января. Медианное значение ожидаемой в 2015 году инфляции, согласно итогам обследования, проведенного ФОМ, составило 15,5%.

[3] 48% опрошенных ФОМ считают, что рост стоимости доллара уже отрицательно повлиял на их жизнь (по оценкам компании «Финэкспертиза», за минувший год средний заработок россиян в долларовом выражении сократился с $808 в марте до $588 в декабре). 57% убеждены, что рубль будет слабеть и дальше.

[4] Мексика, например, ведет активные переговоры о поставках из США нефти WTI объемом 100 тыс. баррелей в сутки.

[5] В структуре контрактов, заключенных на главных нефтетрейдерских площадках уже замечены сделки по $20 за баррель с поставкой текущим летом. Причем игра на такое резкое понижение становится все более выраженной.

[6] В обоих вариантах отсутствует прямая оценка потерь вследствие действующих санкций. Этот «пробел» отчасти восполняет исследование, проведенное ФБК GrantThornton, согласно которому ущерб от первого года санкций (с III квартала-2014 по II квартал-2015) составит 1,2% ВВП.

[7] Расходы на гособоронзаказ по действующему бюджету увеличиваются на 20%. Социальный же блок правительства в текущих обстоятельствах настаивает на допрасходах в сумме 300 млрд. рублей (в том числе 187,9 млрд. рублей на индексации пенсий по инфляции).

Версия для печати