11.02.2015 | Евгений Ляпин

Белорусское православие: сами с усами?

Долгое время Беларусь с ее брутальным диктаторским режимом была чем-то вроде «некрасивой подруги», рядом с которой Россия смотрелась очень выигрышно. Однако после событий весны 2014-го года Александр Лукашенко, видимо, счел невыгодным оставаться в роли лояльного вассала Москвы. Были предприняты шаги в самых разных областях, призванные, видимо продемонстрировать, независимость позиции белорусской стороны. Эта тенденция затронула, кажется, и Белорусскую Православную Церковь.

16 декабря на общем собрании епархий Минской митрополии предстоятель БПЦ владыка Павел (Пономарев) сделал заявление о том, что будет поднимать вопрос о получении статуса самоуправляемой церкви. При этом он привел в пример ситуацию в других бывших советских республиках, которые Московская патриархия считает своей канонической территорией: «Смотрите – в Эстонии два епископа – самоуправляемая церковь, в Латвии два епископа – самоуправляемая, в Молдове пять епископов – самоуправляемая, у нас 16 епископов – мы не самоуправляемая. Где-то даже обидно становится». При этом, митрополит Павел поспешил заверить собравшихся, что о выходе из-под омофора Русской Православной Церкви и речи быть не может. Данная инициатива получила радушную поддержку собравшихся, выступление несколько раз прерывалась аплодисментами, в итоге было принято решение «просить Высокопреосвященнейшего митрополита Павла поставить перед Синодом Белорусской Православной Церкви вопрос о возможности предоставления Белорусской Православной Церкви статуса самоуправляемой церкви в составе Русской Православной Церкви».

Наблюдатели поспешили назвать это событие «началом новой эпохи в истории белорусского православия». Действительно, впервые за 25 лет существования в рамках РПЦ Белорусского Экзархата священнослужители официальной церкви выступили за расширение самостоятельности. Ранее тема создания независимой национальной церкви традиционно входило в программу белорусской оппозиции и ориентированными на нее неканоническими церковными структурами (Белорусская Автокефальная Православная Церковь).

Впрочем, преодоление чрезмерной зависимости Экзархата от Москвы (не только от Чистого переулка, но и от Кремля) периодически включается в повестку дня и белорусского руководства. О планах Александра Лукашенко радикально изменить статус БПЦ – вплоть до автокефалии – впервые заговорили после его закрытой встречи с константинопольским патриархом Варфоломеем осенью 2010 года. Формально это было представлено как обычный визит вежливости. Но при этом сразу же поползли слухи, что белорусский президент просил патриарха о содействии в эмансипации БПЦ от Москвы. Подозрения только усилились, когда представитель Академии управления при президенте Белоруссии Сергей Шиптенко подтвердил возможность таких переговоров, а спустя два дня был уволен. Опытные эксперты склонны усматривать в этом грамотную провокацию со стороны Лукашенко: на тот момент ему важно было нанести чувствительный укол российским духовным и светским властям, и поездка к вселенскому патриарху – главному оппоненту Москвы в православном мире – вполне достигла этой цели.

Второй эпизод с вмешательством белорусского лидера в церковные дела произошел в апреле 2013-го года. При этом, если тремя годами ранее аналитики обсуждали, куда и почему Лукашенко поехал, то теперь разговор пошел о том, куда и почему Лукашенко НЕ поехал. А не поехал он в Киев на празднование годовщины Крещения Руси. Более того, накануне данного события президент Беларуси дал большое интервью, в котором назвал себя сторонником «спокойной, эволюционной и постепенной реформы нашей Церкви». Политические причины данного демарша очевидны: прибыв на торжества в Киев, Лукашенко выглядел бы там всего лишь членом свиты Владимира Путина и патриарха Кирилла, оставшись дома и сделав такое заявление, он показал себя суверенным лидером, способным предлагать крупные идеи. Некоторые обозреватели в шутку стали называть его «белорусским Генрихом VIII». В отличие от визита к патриарху Варфоломею, этот шаг имел некоторые косметические, но все же заметные последствия для церковной жизни страны. Так, в Минске впервые была отслужена литургия на белорусском языке – в храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», началась активная деятельность по переводу на белорусский язык богослужебной литературы. По словам председателя Координационного совета руководителей белорусских общественных объединений российских соотечественников Андрей Геращенко, тем самым «людей постепенно приучают к тому, что мы «другие» и наша Церковь отличается от РПЦ».

Таким образом, в декабре 2014 года возможные перемены в положении БПЦ уже в третий раз попадают в медиа-пространство. Причем впервые это подается, как инициатива церковных кругов. Но заинтересованность белорусских властей остается несомненной. Митрополит Павел в своем выступлении отдельно отметил, что вопрос о самоуправлении волнует «руководителей государственных структур». Кроме того, у этих «руководителей» всегда есть возможность лично сообщить владыке о своей позиции: по приглашению Лукашенко глава БПЦ проживает в президентской резиденции «Дрозды».

Тень, которую отбрасывает авторитарное государство на подобные проекты, безусловно, мешает адекватной оценке их значения. Само по себе стремление к самоуправлению является абсолютно естественным. Это свидетельство достижения определенной зрелости церковного самосознания. Сейчас «Белорусская Православная Церковь» - по сути, эвфемизм. Корректнее говорить о епархиях Русской Православной Церкви на территории Белоруссии, которые, фактически, ничуть не более самобытны, чем та же Рязанская и Владимирская епархия, откуда в Минск и был переведен митрополит Павел (гражданин РФ). Экзархат не уполномочен проводить местные соборы, его предстоятель и епископы назначаются из Москвы, решения, связанные с образованием новых епархий принимаются там же, устав и синодальный журнал утверждаются опять-таки московским патриархом. Получение статуса самоуправляемой церкви позволило бы исправить или смягчить большая часть этих моментов. В самом деле, совершенно несправедливо считать, что Белорусская Церковь не доросла до той степени самостоятельности, которой располагают в составе РПЦ, если не украинские приходы, то хотя бы, скажем, молдавские. Об этом, собственно, и говорил митрополит Павел на собрании епархии: «Здесь, видимо, проявляется такое вот щепетильное чувство, внутренне такое чувство достоинства нашей церкви, нашего государства: соседи получили такой самоуправляемый статус, а мы, церковь большая, нет. То есть это не попытка какая-то узурпировать власть, себе что-то перехватить, нет, это достойное стремление занять достойное место в иерархии нашей церкви».

Многие комментаторы – одни с надеждой, другие с негодованием – восприняли перспективу получения самоуправления как первую ступень к автокефалии. Но, похоже, обе фракции преувеличили значение декабрьской речи митрополита. Объективных предпосылок к появлению в Беларуси независимой церкви пока не фиксируется. Стартовые позиции белорусских автокефалистов гораздо слабее, чем их украинских собратьев. Здесь необходимо учитывать комбинацию факторов:

Первый. Уровень национального самосознания, который может создать спрос на церковную самостоятельность. В Украине он всегда был довольно высок, а в последнее время произошла его дополнительная мобилизация. В Беларуси же все, что связано с национальным дискурсом – язык, символика, историческая память и та же местная церковь – долгие годы систематически подавлялось и оттеснялось на периферию актуальной политики. Только недавно в этом направлении стали делаться хотя бы мизерные послабления.

Второй. Наличие альтернативного православия. В украинском церковном сообществе действует сразу несколько оформленных юрисдикций, отстаивающих идею автокефалии. Это многочисленная и влиятельная диаспора, окормляемая Константинополем, это пусть и не получившие пока канонического признания, но живые, динамичные, ощущающие постоянный приток новых мирян и приходского духовенства местные церкви, прежде всего, Киевская патриархия. Белорусская Автокефальная Православная Церковь, напротив, крайне малочисленна и лишена возможности развивать свою деятельность. Третий. Заинтересованность элит. Значительная часть украинских политиков – в силу религиозных убеждений или по соображениям политической тактики – поддерживает создание единой автокефальной церкви. В то же время трудно представить, чтобы Александр Лукашенко или кто-либо из его окружения последовательно, не говоря даже о том, чтобы искренно, продвигал идею канонически независимой церкви.

Четвертый. Наличие соответствующей традиции. Идея украинской автокефалии имеет более-менее целостную генеалогию, которая восходит к древней Киевской митрополии, к наследию Петра Могилы. Есть неоднозначный, но интересный опыт воссоздания церковной автономии во время Гражданской войны и германской оккупации в Великую Отечественную. Есть опят напряженной работы над этой темой в канадской, американской и австралийской диаспоре. Есть сложившаяся культура взаимоотношений с константинопольской кафедрой. У белорусского православия также можно обнаружить некоторый background в этом отношении, но он совершенно не актуализирован.

Дальнейшие события, впрочем, показали, что в своих ожиданиях обманулись даже самые скромные прогнозисты. 18 января митрополит Павел в интервью белорусскому телевидению сообщил о снятии вопроса с повестки дня и добавил при этом: «Думаю, в ближайшие 25, а, может, 50 лет возвращаться к нему, наверное, не будем». Видимо, оказались правы те аналитики, которые с самого начала определили декабрьское заявление, как очередной фирменный маневр Лукашенко. «Послать сигнал» Москве, провести ловкую провокацию, быстро конвертировать ее в политические дивиденды и затем вернуться на исходные позиции, чтобы при удобной возможности вновь повторить весь алгоритм – излюбленная тактика белорусского президента. В игре с Кремлем у Александра Лукашенко не так-то много козырей, а потому он старается как можно эффективнее пользоваться своими картами, в том числе, и церковной. Что же касается самой Белоруской Церкви, то в нынешних условиях благотворность получения автономии остается спорной. Ведь по мере снижения зависимости от Московской Патриархии, укреплялась бы зависимость от режима, который сам не без удовольствия называет себя диктаторским.

Евгений Ляпин - журналист

Версия для печати