17.09.2015 | Алексей Макаркин

Конкурентные выборы в условиях реакции

Региональные выборы 2015 года позволяют задуматься о том, как в современных российских условиях сочетаются идеологическая реакция и расширение электоральной конкуренции.

Традиционно считается, что реакция влечет за собой сужение возможностей для конкуренции. И, напротив, чем больше политических свобод, тем шире конкуренция. Типичный образец – гласность и перестройка. Вначале советские люди выстраивались в очереди к киоскам за «Огоньком» и «Московскими новостями», а затем шли голосовать на выборы, которые из способа выражения лояльности государству превратились в реально конкурентное действо, когда в некоторых московских округах друг с другом соперничали по два десятка кандидатов.

Сейчас ситуация в идеологической сфере развивается по прямо противоположному сценарию. Был принят, а затем ужесточен закон об иностранных агентах. Пляски в храме считаются уголовным преступлением, а повреждение ценных экспонатов на выставке – административным правонарушением. Энтео и Проханов увлеченно спорят по телевидению о том, кто из них больший патриот. В школах собираются вводить единые учебники, а детишки с удовольствием наряжаются в военную форму и маршируют строем как четверть века назад. В провинции все чаще можно увидеть памятники Сталину, поставленные по инициативе коммунистов, а на телевидении оправдание тирана давно стало хорошим тоном.

И в то же время с выборами происходит обратный процесс. Нет никаких признаков зловещего сценария возвращения к советской однопартийной системе. Напротив, если в прошлом году коммунистов не допустили к выборам в трех регионах, то сейчас – только в одном (Омская область), да и то восстановили решением Верховного суда. Если в 2012-2014 годах (после восстановления прямых губернаторских выборов) ни в одном регионе не было второго тура, то сейчас он состоится в Иркутской области, где действующему главе региона так и не удалось избраться в первом туре. А ведь победа в первом туре – этот уже ставшая привычной особенность российских избирательных кампаний (второй тур считается признаком недопустимой слабости, и никакие ссылки на опыт де Голля здесь не действуют). Возможно, что в последующем второй тур станет банальностью - особенно если допустившего его губернатора Ерощенко не накажут за развал и необеспечение.

А в Новосибирске коммунисты получили примерно равное количество голосов на выборах в горсовет – да там еще и мэр-коммунист. А в горсоветах областных центров все больше депутатов от «Яблока» - только в минувшее воскресенье троих избрали. В общем, рост конкуренции очевиден.

В чем же дело? Понятно, что благотворительностью в политической сфере никто не занимается. Плюрализация властной конструкции носит управляемый характер и связана с решением вполне конкретных технологичных задач. Надо опираться не на одну партию, популярность которой может падать, а на более широкий спектр политических сил, объединенных в рамках «крымского консенсуса». То есть коммунист может критиковать «единоросса» за антинародную социальную политику и при этом быть солидарным с ним в вопросе противодействия Обаме и Госдепу, от которых, как известно российским телезрителям, все зло в мире и происходит. В неформальный «крымский консенсус» включены вопросы не только внешней политики, но и безопасности, и борьбы с экстремизмом (под последней подразумевается невозможность сотрудничества парламентских партий и «уличной» оппозиции). Таким образом, все парламентские партии вносят свой вклад в проведение идеологического курса – и если внимательно посмотреть, то в публичном отношении к ДНР-ЛНР «Единая Россия» оказывается самой умеренной из них. А ЛДПР берет на себя внесение жестких антилиберальных законопроектов (достаточно вспомнить деятельность в этой сфере депутата Лугового).

Если политик следует этим принципам, он становится для власти «персона грата». Такого союзника не надо отталкивать – напротив, ему можно помочь, если его зажимают на местном уровне (тот же недопущенный было к выборам коммунист Денисенко из Омска – в прошлом полковник спецназа, а ныне зампред думского комитета по безопасности). А конкуренция помогает отбирать наиболее дееспособных политиков, способных отстаивать государственный интерес – вне зависимости от того, с какой именно партией они связали свою судьбу. При этом управляемость политического процесса облегчается смешанной избирательной системой, при которой часть депутатов избираются по одномандатным округам. Она и населению больше нравится, и позволяет компенсировать возможные потери «единороссов» по избирательным спискам. Как это сделала «Единая Россия» в том же Новосибирске. Большинство региональных нотаблей, обладающих массой ресурсов, необходимых для кандидата – «единороссы», так что они же являются и «мажоритарными» фаворитами.

А как же «яблочники», которые в этот консенсус не входят и продолжают официально негативно относиться к присоединению Крыма? Дело в том, что «Яблоко» - это типичная «нишевая» партия, ориентированная на локальный электорат. Более того, в рамках существующих партийных правил игры она выбрала вполне рациональную линию, сконцентрировавшись на выборах в горсоветы. В результаты «Яблоко» проводит своих кандидатов в депутаты – одного, максимум двух в успешных для партии областных центрах. Понятно, что никакими великими потрясениями этот процесс не угрожает. И даже если в Думе появится маленькая «яблочная» фракция (что нельзя исключить из-за снижения избирательного барьера), то искать среди ее деятелей потенциальных революционеров будет бессмысленным занятием.

В чем проблема такой конкурентной конструкции? Представляется, что прежде всего – в равнодушии граждан. Реально конкурентные иркутские выборы привлекли на избирательные участки 27% избирателей. Омские – с бурной интригой вокруг Денисенко – почти 33%. Костромские, в которых участвовал и совсем не вписывающийся в эту модель ПАРНАС – 31% (а ПАРНАС, неплохо проведя кампанию в Костроме, предсказуемо не достучался до избирателей обширной областной периферии). Конечно, есть примеры массовой активности населения, вызывающей в памяти советские времена – в Татарстане на выборы пришли 84%, в Кемеровской области – 83%. Но эти авторитарные региональные модели никак не являются примерами общественной активности. Народ безмолвствует, скептически относясь как к существующему политическому классу, так и к тем, кто хотел бы его сменить. И это молчаливый вызов, на который пока нет ответа.

Оригинал – ej.ru

Версия для печати