28.09.2015 | Татьяна Становая

Статья Дмитрия Медведева: запрос на реформы?

23 сентября на официальном сайте правительства была опубликована статья премьер-министра Дмитрия Медведева, который впервые от лица власти попытался дать оценку сложившейся экономической ситуации в стране и предложить ориентиры для будущего экономического курса. Статья не является программой, но при этом очевидно противопоставляет обозначенные приоритеты проводимой ранее политике. Власть адаптируется к кризису и ищет пути оптимизации курса.

До сих пор и правительство, и президент избегали кризисной риторики, считая ситуацию в стране хотя и неприятной, но явно не требующей пересмотра проводимой политики. Антикризисная программа, принятая в начале этого года, была по большей степени ориентирована на предупреждение негативных сценариев в отношении экономически значимых предприятий или отраслей. Иными словами, она носила локальный характер и предлагала меры реагирования, но не развития. Сам Медведев еще летом говорил, что худшее уже позади, ситуация остаётся сложной, но контролируемой. Центральной же идеей проводимой политики стало импортозамещение, которое оказалось понятием не столько экономическим, сколько политическим (модный тренд) и лоббистским (резко активизировались потенциальные реципиенты поддержки государства).

Иными словами, реакция власти на кризис, выраженный в падении темпов экономического роста, резком сокращении доступа к рынкам капитала, падении мировых цен на нефть, девальвации рубля и т.д., до сих пор не была сформулирована. Не было ни попыток системно оценить происходящее, ни тем более разработать программу преодоления трудностей.

Статья Медведева по форме очень сдержана, но, по сути, является весьма радикальной. Соблюдая политкорректность, Медведев предпочитает делать акценты на внешних причинах кризисных явлений (замедление китайской экономики, падение мировых цен на нефть, общее замедление темпов экономического роста) и дает понять, что правительство готовится к этому кризису как к затяжному и долгосрочному процессу, который не будет катастрофичным для России, но при этом и не позволит вернуться к политике сытых лет. С одной стороны, заметно желание уйти от алармизма и показать, что все не так плохо, но с другой стороны, ощущается неизбежность коренного пересмотра проводимой политики и базисных основ, на которых она строилась до сих пор.

Во-первых, совершенно четко формулируется запрос на перемены и отказ от инерционного сценария развития. Речь идет, по сути, о рыночных структурных реформах, которые должны носить не характер «догоняющего развития», а качественное изменение принципов экономической политики. Но самого этого понятия в статье нет, да и необходимость институциональных изменений – главного условия роста ВВП и повышения инвестиционной привлекательности российской экономики – упомянута лишь один раз и очень кратко.

Это одна из самых непростых задач в политическом смысле: сформулировать со стороны власти реформаторскую повестку, которая при этом не казалась бы политически конфликтной по отношению к прежним годам и тем, кто внедрял приоритеты более выраженного госрегулирования, госкорпораций, госинвестиций, «дирижирования». Иными словами, Медведев подчеркнуто уходит от понятий либерализации, предпочитая использовать более нейтральные, технологичные термины. Он возвращает понятие «инновации», но уже не столько по отношению к высоким технологиям, сколько по отношениям к институтам. Структурные реформы, ассоциируемые с либералами, заменены на «институционные инновации». При этом, по сути, речь идет именно о либерализации: развитии творчества (что невозможно без расширения свобод), дебюрократизации и «раскрепощении».

Статья очень осторожно затрагивает и политически значимые вопросы реформ. Политическая часть (она названа «внеэкономическими факторами модернизации») очень политкорректна. Тут поставлен вопрос обеспечения безопасности личности и собственности, ограничения произвола, ослабления административно-правоохранительного нажима. Крайне точечно Медведев касается судебной реформы, но говорит о ней абстрактно: про информационные технологии, повышение прозрачности, высокий профессионализм. Проблема зависимости судебной власти не сформулирована: на сегодня подобная оценка судебной системы является одним из ключевых пунктов повестки внесистемной оппозиции, что делает разговоры на эту тему политически провокационными. Однако все эти факторы очень фрагментарны. В отличие от своей статьи «Россия, вперед!» шестилетней давности и собственного послания Федеральному собранию 2009 года, в нынешней статье Медведев крайне лаконичен в вопросе «политического измерения» реформ. Создается впечатление, что премьер следует неформальной «инструкции» для реформаторов, заданной Владимиром Путиным при доработке «Программы-2020» (2011 год) и антикризисных мер (конец 2014 года) – не затрагивать вопросы политики, судебной системы, безопасности и др.

Тема госуправления затронута в таком же ракурсе: поверхностно. Медведев говорит о повышении ответственности органов власти, ориентации на результат, стратегическом долгосрочном планировании, но никакой конкретики не предлагает. Главной же задачей органов власти он называет стимулирование инвестиционной активности. Но при этом Медведев избегает военной (не хочет использовать термин «совершить прорыв») и советской риторики («догнать и перегнать», «ускорение»), пытаясь аккуратно говорить языком антиизоляционизма («Россия – неотъемлемая часть глобальной повестки», «Россия не может в одиночку формировать повестку»).

Во-вторых, в статье нет конкретных реформаторских планов, но заданы ориентиры, которые формируют совершенно четкий вектор движения страны в сторону конкурентной рыночной открытой к Западу экономики. Интересно, что Медведев выступает в данном случае как аналитик-эксперт, но не как глава правительства, тем самым, сознательно занижая статус и статьи, и свой собственный. Связано это с полицентричностью влияния на экономический курс, где Медведев остается одним из таких центров, причем далеко не самых авторитетных и влиятельных. В нынешней ситуации глава правительства оказывается ближе к «системным либералам», но при этом он сохраняет осторожность, допуская как минимум риторическую совместимость и с дирижистами.

Медведев ставит задачей не темпы экономического роста (что было политикой Путина в 2000-е), а его качество. С одной стороны, это означает признание того, что быстрого роста ждать больше не приходится. С другой стороны, это призыв отказаться от форсирования экономики со стороны государства, от элементов дирижизма. Более того, Медведев предлагает уйти от ставки на госинвестиции как стимулятор роста, сокращать госсектор в экономике, он критикует также и госкомпании за неэффективность. Выступая против денежной эмиссии, он открыто дискутирует с Сергеем Глазьевым.

Привлечение инвестиций – идея, проходящая красной линией через экономические предложения премьера. Медведев предлагает стимулировать частные инвестиции, а также привлекать пенсионные накопления. Особо подчеркивается важность привлечения и иностранных инвестиций, несмотря на санкции. Тут же Медведев признает, что необходим и технологический трансферт. Это означает понимание, что Россия не в состоянии полностью заместить импортные технологии, как того требуют дирижисты – и де-факто (хотя ни разу буквально) признается, что без масштабного сотрудничества с Западом невозможно добиться принципиальных сдвигов в экономике. Принижено и значение политики импортозамещения, которая названа «лозунгом дня». Медведев предупреждает об опасности перегибать палку в этом направлении, приводя в пример страны Латинской Америки, оказавшиеся в итоге в состоянии финансового краха. «Лучшее импортозамещение – это производство отечественной продукции, конкурентоспособной как внутри страны, так и на внешних рынках: способность экспортировать означает способность конкурировать, в том числе и с импортом», - написал он. Вместо закрытия рынков (как того требуют отечественные производители) – развитие конкуренции. Медведев указывает на важность для государства и уходить из высоко конкурентных отраслей (осторожный намек на приватизацию), развитие комфортных условий для малого и среднего бизнеса.

Среди рамочных антикризисных мер уже активно обсуждаемые на практическом уровне: сокращение бюджетных расходов, низкая инфляция, неповышение налогов. В-третьих, статья Медведева предваряет начало социально острых решений, о которых премьер пока не готов говорить детально. Одним из главных политических тормозов рыночных реформ является страх власти перед их социальными последствиями. Медведев признает остроту «социального аспекта»: говоря о недопустимости серьезного снижения уровня жизни населения он, тем самым, вынужден констатировать, что такое снижение будет неизбежным в случае начала реформ. Судя по всему, Кремль и правительство активно обсуждают «социальные издержки» антикризисной политики, включая сюда и важность пенсионной реформы. Медведев не дает ответа на вопрос, будет ли повышен пенсионный возраст, но формулирует проблему так, что не исключает этого в комплексе с более широкими решениями по пенсионной теме (продолжение трудовой активности после наступления пенсионного возраста). Решения о возрасте пока не принято, но судя по алармизму Минфина, оно уже рассматривается в практической плоскости и власти нужно найти лишь наименее болезненные для населения формы реализации непопулярных решений.

В-четвертых, статья построена на убежденности в неизбежности возврата России к нормальным отношениям с Западом. Геополитический кризис фактически проигнорирован и воспринимается как фоновый и временный элемент текущей ситуации. Статья содержит установку, что санкции рано или поздно будут отменены. Эта позиция знаковая и построена на убежденности, что Запад не является противником России, как считает силовая часть элиты (например, Николай Патрушев утверждал, что США нацелена на распад России).

Крайне важный аспект статьи – это возвращение к тезису о европейской идентичности России. Страна позиционируется как часть европейской цивилизации: «Россия не собирается покидать Европейский континент ни экономически, ни политически, ни ментально». Это недвусмысленная попытка уйти от ценностного противостояния с Европой, что наблюдается особенно ярко в последние два года. Но при этом премьер признает и важность восточного направления, которое в таком контексте оказывается лишь дополнением, но не альтернативой западному вектору.

В-пятых, обращает на себя внимание достаточно сильное противопоставление концепции «энергетической сверхдержавы». Несмотря на то, что Кремль в своей риторике давно ушёл от нее (с приходом Медведева на пост президента), де-факто в 2012-2014 годах, до падения мировых цен на нефть, власть руководствовалась именно ею. Именно интересы ТЭКа были наиболее выраженными в системе принимаемых властью решений в экономике и внешней политике.

Медведев же задает совсем другие ориентиры. Он указывает на вероятный конец эры высоких цен на энергоносители, вопреки мнению глав «Газпрома» и «Роснефти» о неизбежности роста цен. Заметим также, что очень выраженной была позиция «Газпрома» в отношении «сланцевой революции», которую называли чуть ли не мифической выдумкой Вашингтона. Медведев, не называя имен, критикует позицию «Газпрома», считая «сланцевую революцию» заметным фактором влияния на рынок. При этом, в разрез уже с позицией руководства «Роснефти», Медведев говорит, что цены на нефть могут уйти еще ниже (в этом случае настанет век альтернативной энергетики). Он переворачивает фундаментальную установку российской власти, которая исходила из того, что эра низких цен на нефть навсегда ушла в прошлое (это было и следствием сильного политического влияния ТЭКа). Теперь Медведев говорит, что «разумнее исходить из того, что по крайней мере нефтяная конъюнктура долго будет оставаться «низкой» или даже «экстремально низкой».

Медведев выступает в своей статье как аналитик, а не премьер, сознательно разделяя эти функции – иначе возникли бы вопросы, почему курс его правительства, мягко говоря, не во всем следует обозначенной им стратегической линии. Разрыв между риторикой и практикой проявляется во многих сферах. В частности, Медведев неоднократно, в том числе ссылаясь на международный опыт, говорил о важности роли «человеческого капитала», что подразумевает приоритетность расходов на образование и здравоохранение. Однако в последние годы расходы федерального бюджета, вносимого правительством Медведева в Думу, не росли.

Премьер в своей статье говорит о «новой реальности», которая как бы дает ему основание перевернуть приоритеты экономической политики. Он призывает формировать новую модель экономического роста на основании либерализации (но при этом предпочитает использовать термин «раскрепощение»), инноваций, трансферта технологий и капиталов. Такая политика заведомо основана на исключении противостояния с Западом. Сформулированная в таком виде позиция главы правительства означает несколько принципиально значимых и давно ожидаемых сигналов со стороны власти: это признание опасности для российской экономики противостояния с Западом и ставка на постепенную, пусть и отложенную во времени, нормализацию отношений и снятие санкций. Это также признание губительности инерционного сценария и постепенная психологическая подготовка власти к непростым реформам. Вопрос лишь в том, что для реализации таких реформ необходима политическая воля высшего руководства, и статьи слабого премьера для этого явно недостаточно. Хотя сам факт появления такой статьи можно рассматривать как осторожную пробу властью новой повестки, реализация которой будет сопровождаться и умеренным расширением возможностей самого Медведева - в первую очередь, в информационной сфере, что связано и с приближающимися парламентскими выборами, где он возглавит список «единороссов».

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати