28.12.2015 | Татьяна Становая

Бизнес и власть: к новой модели отношений

24 декабря президент России Владимир Путин встретился с представителями крупного бизнеса. По данным «Коммерсанта», главной темой было выживание в кризис, у участников доминировали мрачные настроения. «Ведомости» указали, что никакой повестки встречи не было, участники лишь обменялись мнениями. За последние годы отношения власти и крупного бизнеса сильно изменились. Меняется и понимание социальной ответственности, а подход к предпринимателям становится более дифференцированным.

РБК в своем репортаже с мероприятия описал показательную сцену перед выходом президента к гостям. Напряженные участники встречи - рассказывает издание, - встали вокруг большого стола, не решаясь сесть. Когда корреспондент издания поинтересовался у бизнесменов, почему они стоят, председатель совета директоров Новолипецкого металлургического комбината Владимир Лисин удивленно спросил: «А что, можно сесть?». Как только Лисин все же решился сесть на свое место, кто-то из бизнесменов прокомментировал это: «Лисин сел!» Все рассмеялись. Лисин смутился, снова встал и отошел от стола, чтобы поговорить с Владимиром Евтушенковым. Пару минут спустя Владимир Путин вошел в зал, и началась встреча. Это «зарисовка» чрезвычайно показательна для характеристики современных взаимоотношений власти и бизнеса. Власть уже давно является ведущим игроком, а бизнес – ведомым, причем относительно независимый бизнес опасается как любого конфликта с государством, чреватого запредельными рисками, так и чрезмерного сближения с властью из-за страха подпасть под формальные или неформальные западные санкции. Однако бизнес неоднороден – и выходцы из 90-х отличаются от бизнесменов, вошедших в элиту при Путине.

По данным источников РБК, рассказавших о содержании закрытой части встречи, на этот раз обсуждали геополитику и связанные с этим экономические вопросы. Путин отдельно остановился на вопросе присоединения Украины к торговому партнерству с ЕС и просил всех бизнесменов, имеющих бизнес на Украине, внимательно отнестись ко всем тонкостям регулирования. При этом рекомендаций избавляться от украинских активов не было, уточнил собеседник РБК. Отдельно Путин затронул тему взаимоотношений России и Турции, рассказывает участник встречи. «Рекомендаций и поручений разрывать отношения с турецкими бизнесменами не было, — говорит собеседник РБК. — Он просто еще раз пояснил позицию России в конфликте». Проблемы отдельно взятых компаний в закрытой части встречи не обсуждались, вопросы о господдержке также не поднимались, утверждает один из собеседников РБК. «Говорил на встрече только один человек», — рассказывает другой собеседник РБК, имея в виду президента.

За 10 лет, с периода самого разгара дела ЮКОСа и формирования новых правил отношений власти и бизнеса, ситуация заметно изменилась. В период первого президентского срока Владимира Путина власть искала баланс отношений фактически между двумя эпохами: ельцинским периодом 90-х годов с его нравами, влиятельными олигархами, имевшими имеющей критичное влияние на власть, и наступающей путинской эпохой, в которой реванш брало ослабленное после крушения СССР государство и государственные институты. В период первого президентского срока речь шла об отношениях государства и крупного бизнеса как класса. Последний в глазах Путина был институтом, который нуждался в равноудалении, установлении на поле его деятельности красных флажков, за которые заходить не рекомендовалось. Была выведена формула социальной ответственности: это отказ от оптимизации налогооблагаемой базы, политическая лояльность и отказ от политических инвестиций без кремлевской санкции, а также готовность участвовать в государственно значимых инвестиционных проектах. Бизнесу предстояло доказать, что он готов и умеет работать в новых политических условиях, где примат интересов оставался за государством. Дело ЮКОСа стало отправной точкой построения новой системы отношений, уголовные дела против Ходорковского и его посадка были «проглочены» бизнесом, а действия власти получили однозначную поддержку населения на фоне мощного антиолигархического тренда.За 10 лет ситуация изменилась так, что позволяет говорить о формировании новой системы отношений. Это обусловлено несколькими факторами.

Во-первых, образовался влиятельный класс путинской бизнес-элиты, которого не было в период первого срока. Формирование этой элиты происходило двумя путями. Первый – через государственные должности и формирование крупных компаний на базе государственных активов или решений, вернувших активы государству (как было с компанией «ЮКОС»). Это крупные госкомпании, а также государственные корпорации. Ни медведевское правление (Медведев выступал за преобразование корпораций, которые создавались как НКО на базе специально принятых законов, в акционерные общества, а также масштабную приватизацию), ни кризис 2014-2015 годов не стали барьером на пути развития этих форм управления государственными активами. Менеджеры госкомпаний и госкорпораций стали опорой Путина и символом его экономического курса.

Второй путь – это бизнес-элита, являющаяся собственниками крупных активов, сформированных в основанном за счет доступа к госзаказам или распределению проектов крупными госкомпаниями. Это Аркадий и Борис Ротенберги (последние самые известные примеры – это получение вне конкурса проекта по сбору платы с проезда большегрузного транспорта по федеральным трасам, а также победа «Стройгазмонтажа» в тендере на строительство газопровода «Сила Сибири» на сумму 198 млрд рубелей). Поднявшийся через компанию Gunvor на продаже нефти госкомпаний Геннадий Тимченко, создал свою бизнес-империю в партнерстве с частной компанией «Новатэк» - единственной, которой удалось фактически за счет такого альянса уберечься от экспансии «Газпрома». В банковской и медийной сферах крупный бизнес представлен активами Юрия Ковальчука и партнеров.

Таким образом, институциональное противопоставление государства и крупного бизнеса, сформировавшееся в период первого президентского срока Путина, в нынешние годы становится более сложным явлением.

Отсюда, во-вторых, отношение власти к крупному бизнесу становится более дифференцированным. Понятие социальной ответственности меняется, наполняясь новым смыслом. С одной стороны, крупный бизнес, наследник 90-х годов, адаптировался к путинскому режиму и научился вести диалог с властью. От этого бизнеса Кремль ждет, прежде всего, недопущения социальных проблем на крупных предприятиях. Финансово-экономические проблемы не должны вести к социальным потрясениям и тем более перерастать в политические протесты. От крупного бизнеса также требуется участие в политически значимых проектах, для финансирования которых, например, формируются благотворительные фонды, находящиеся под контролем близких к Кремлю фигур, нередко имеющих отношение к спецслужбам.

Понятие же социальной ответственности для путинской бизнес-элиты шире. Например, компания Ротенберга привлекается для реализации заведомо убыточного и тяжелого проекта по строительству моста через Керченский пролив, гарантирующего длительное нахождение под санкциями. Компании Геннадия Тимченко участвуют в строительстве спортивных объектов к чемпионату мира по футболу. При этом и возможностей у них больше, что выражено, преимущественно, в широком доступе к распределению госзаказов и госконтрактов. Таким образом, близкий к Путину бизнес получает более заметную политическую защиту, и облегченный доступ к госресурсам, в то время как обычный крупный бизнес довольствуется тем, что ему удается сохранять на фоне кризисных тенденций. И если в период первого президентского срока Путин опирался преимущественно на государство и государственные институты, то теперь он в большей, чем ранее, степени опирается и на заметно разросшийся крупный частный и близкий к государству бизнес.

Важным фактором является и то, что именно близкие к Путину менеджеры и предприниматели стали жертвами санкционной политики со стороны Запада, что дает им дополнительные политические основания для протекции со стороны президента. Показательно, как Путин защищал «частных инвесторов» компании, обеспечивающей работы системы «Платон» во время своей итоговой пресс-конференции: его риторика и тональность напоминали реакцию Путина на вопрос о компании «Байкал финанс групп», купившей «Юганскнефтегаз» в 2005 году. Близкий к Путину бизнес воспринимается президентом как безальтернативная политически ответственная новая элита России, которая разделяет с ним общегосударственные ценности и является носителем путинского понимания геополитического контекста, в котором развивается Россия. При этом важно подчеркнуть, что патриотизм, православие, антизападничество в данной ситуации – не столько причина, сколько следствие близости такого бизнеса к государству, ведь его успешность во многом строится на политическом доверии власти к новой элите. А это означает, что в случае, если государство окажется в кризисе, близкий к нему бизнес рискует остаться с неработающими без господдержки (формальной и неформальной) бизнес-моделями управления. При этом его идеологическая близость, лояльность к власти, может оказаться очень хрупкой. Более того, нынешняя лояльность государству исключительно персонифицирована, то есть непосредственно связана с политической и личной судьбой действующего президента.

В-третьих, так как из контрагента бизнес оказывается в определенной степени партнером и опорой власти, Кремль больше не может в прежних формах позволять себе поддержку антиолигархического тренда. Виртуальный союз Путина и народа против олигархов ушел в прошлое, хотя любой крупный бизнесмен и может быть как арестован, так и выпущен на свободу (пример – прошлогоднее «дело Евтушенкова»).

Поэтому социально значимые требования к бизнесу, государственному и частному, не просто дифференцируется, а становится очень противоречивыми. Так, когда поднимается вопрос о бонусах и вызывающе больших зарплатах в крупных госкомпаниях, Путин однозначно встает на сторону их топ-менеджеров. Социально чувствительная тема, которая в прежние годы получала повышенное внимание со стороны власти, сейчас лишается своего политического сопровождения и становится для Путина рутинной.

Однако в условиях кризиса и заметного ухудшения уровня жизни населения, крупные траты или вопросы высоких зарплат оказываются острым социальным раздражителем, и не реагировать на это власть не может. Яркий пример – реакция на видео, показанное в эфире прокремлевского телеканала Lifenews с корпоратива «Роснано». Анатолий Чубайс, неосторожно заявивший, что «у нас очень много денег», был раскритикован буквально со всех сторон: и со стороны власти, со стороны оппозиции.

С одной стороны, ситуация вокруг Чубайса кажется исключительной: это фигура, которая в одинаковой степени неприемлема и для значительной части либералов, и тем более для консервативной пропутинской политической элиты. В последний год политическое давление на него и его соратников резко возросло, о чем говорит и дело против Леонида Меламеда, остающегося под домашним арестом – хотя непосредственная атака и Чубайса и его соратников тогда была остановлена, а некоторые сотрудники «Роснано» смогли вернуться из недолговременной вынужденной эмиграции. Однако эта ситуация и показательна: для части путинской элиты, не связанной с путинским бизнесом, тема контроля над тратами госкомпаний является одним из публичных приоритетов. В итоге получилась консолидированная атака, объединившая представителей самых разных лагерей. Так, вице-премьер России Аркадий Дворкович поручил проверить и представить в совет директоров «Роснано» информацию, обосновывающую решение о выплате премий сотрудникам компании, а также проверить источники финансирования новогоднего корпоратива. Вице-премьер Ольга Голодец назвала неправильным для руководства госкомпаний выплачивать высокие премии своим сотрудникам в нынешней экономической ситуации. «Мне кажется, это неправильное поведение, потому что мы должны соизмерять свои возможности», - сказала она. Пресс-служба Общероссийского народного фронта (ОНФ) сообщила, что активисты проекта «За честные закупки» планируют обратиться к руководству госкорпорации «Роснано» с вопросом, на какие средства был проведен новогодний корпоратив. Руководитель проекта Антон Гетта напомнил, что ранее президент Владимир Путин говорил о недопустимости финансирования таких мероприятий госкомпаний за государственный счет.

Анатолий Чубайс был вынужден оправдываться, указав, что в громком заявлении имелись в виду прежде всего финансовые результаты работы управляющей компании «Роснано» в текущем году. «В столь непростой ситуации нам удалось привлечь больше 20 млрд руб. частных инвестиций в российскую наноиндустрию», - сообщил «Интерфаксу» директор по корпоративным коммуникациям «Роснано» Александр Бархатов. «Об этих больших деньгах, которые работают и строят новую отрасль, и говорилось», - добавил Бархатов.

В такой ситуации государству как институту крайне сложно выработать понятную для общества позицию в отношении трат крупных компаний. К одним игрокам привлекается самое высокое внимание, а их социально чувствительные действия резко осуждаются. Другие игроки оказываются в политически привилегированном положении, и даже если их бизнес ведет к политическим проблемам (как в ситуации с дальнобойщиками), никакой направленной против них реакции это не влечет.

Усложнение отношений власти и крупного бизнеса - государственного и частного – ведет к росту политических рисков для частных предпринимателей, к снижению эффективности, сворачиванию конкуренции в близких к власти или зависимых от неё отраслях экономики. А учитывая, что позиция власти в отношении крупного капитала оказывается двойственной, происходит общее размывание правил игры, оказывающихся менее прозрачными, менее стабильными. Институциональные отношения государства и бизнеса уступают место отношениям более персонифицированным. Размывается и повестка в диалоге власти и бизнеса: сам диалог уходит по большей части в тень, а официальные мероприятия становятся все более формальными.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати