12.05.2016 | Алексей Макаркин

Между ревнителями, прагматиками и государством

Февральская встреча папы Франциска и патриарха Кирилла не вызвала негативных эмоций у подавляющего большинства россиян. По данным «Левада-центра», только 7% респондентов считают, что католики и православные слишком сблизились между собой. Лишь 6% заявили, что скорее отрицательно отнеслись бы к визиту папы в Россию, и 1% – что резко отрицательно (вариант «определенно положительно» выбрали 20%, «скорее положительно» – 56%).

На первый взгляд кажется, что у патриарха Кирилла не должно быть сколько-нибудь существенных проблем в связи с гаванской встречей. На самом деле ситуация выглядит не столь благолепно. Для ее понимания можно обратиться к другому опросу «Левада-центра», проведенному в ноябре 2013 г. Согласно этому исследованию, 68% россиян заявили о том, что исповедуют православие (для сравнения: к числу католиков относит себя 1% участников опроса). Однако лишь 14% респондентов утверждают, что посещают религиозные службы раз в месяц и чаще. Причем постоянных посетителей храмов, которые ходят в храм раз в неделю, лишь 4%, а тех, кто приходит еще чаще (во многих православных церквях службы проходят ежедневно), – всего 1%. И последняя цифра – 62% православных и католиков вообще не причащаются, хотя число таких верующих уменьшается (в 2007 г. их было 78%).

Таким образом, большинство российских верующих являются номинальными православными, для которых религия – часть национальной идентичности (известная формула «русский – это православный») или надежда на вечную жизнь, но связанная не со следованием религиозным догматам, а с представлением о том, что не надо ссориться с некой высшей силой, о которой люди имеют весьма смутное представление. Они рассуждают просто: эту силу не стоит оскорблять, причисляя себя к атеистам, но ей совершенно не обязательно поклоняться, соблюдая церковные правила.

Но есть и 5% верующих, для которых посещение храма – это не просто важная, а важнейшая часть жизни. Они постоянно участвуют в богослужениях, регулярно слушают проповеди священнослужителей (либо сами являются таковыми), обычно в той или иной форме задействованы в приходской жизни. Удельный вес критиков гаванской встречи в этой среде значительно выше, чем среди номинальных православных. Для многих практикующих православных неприемлем и визит папы в Россию. Католики для них – это еретики, исторические враги России. Подозрение – прямо-таки в стиле XVII в. – нередко вызывают и нерусские православные, которые якобы недостаточно привержены благочестивым традициям. Чтобы заслужить доверие таких прихожан, зарубежный православный должен быть решительным критиком современного Запада и еще более ревностным почитателем Святой Руси.

Кстати, многие практикующие верующие ничего не имеют против коммунистического прошлого, при котором они жили и работали. Кризис 1990-х стал для них трагедией, сломом привычной жизни – и они пришли за утешением в церковь, превратившуюся для них во второй дом. Отсюда нелюбовь многих практикующих православных к Михаилу Горбачеву и Борису Ельцину, при которых храмы возвращались верующим, и такое уродливое явление, как «православный сталинизм». Кстати, отсюда же и отказ многих верующих верить в подлинность останков царской семьи – для них психологически совершенно немыслимо, чтобы мощи Николая II были обретены при «разрушителе» Ельцине.

Еще одна особенность этой среды – сравнительно невысокий авторитет официального священноначалия, несмотря на многократное поминание на литургии и патриарха, и правящего архиерея. Патриарх высоко и далеко, а епископов часто переводят из одной епархии в другую. Добавим к этому отсутствие в православной традиции догмата безошибочности предстоятеля, существующего в католицизме. Значительно большим реальным авторитетом пользуются приходские батюшки (хотя и не все) и еще более – монастырские старцы, мнение которых не только в духовных, но и в семейных и бытовых вопросах является для прихожан решающим.

Полностью игнорировать мнение этой части прихожан церковь не может – иначе она лишится пусть не очень многочисленного (по сравнению с количеством номинальных православных), зато ревностного и надежного актива. Но в случае с гаванской встречей патриарх не мог игнорировать и государственные интересы, которые, как представляется, и стали ее причиной. России была нужна любая, даже косвенная, поддержка в сирийском вопросе, а католическая церковь выступает в защиту прав ближневосточных христиан, гонимых радикальными исламистами. Поэтому патриарх и встретился с папой, причем подготовка этого саммита проходила почти в режиме спецоперации. О подготовке встречи не знали ни участники состоявшегося незадолго до нее Архиерейского собора, ни даже многие высокопоставленные чиновники патриархии. Все было сделано для того, чтобы не допустить вольной или невольной утечки информации, вслед за которой неизбежно последовали бы молитвенные стояния и другие протестные акции со стороны ревнителей. А так у них просто не осталось времени для того, чтобы спланировать свои действия, не говоря уже о проведении конкретных акций.

Поэтому ревнителям пришлось протестовать уже постфактум. Они выступили против не только гаванской встречи, но и запланированного на июнь Святого и Великого собора, в котором будут участвовать представители всех поместных православных церквей. Собор не устраивает их прежде всего из-за признания католиков и протестантов христианскими церквями, а не еретическими сообществами. Самыми активными критиками выступила группа молдавских православных, и раньше известных своими жестко консервативными взглядами. Основным духовным авторитетом для противников гаванской встречи стал старец Рафаил (Берестов), живущий на особо почитаемой православными горе Афон. Раз уж встреча в Гаване состоялась, то теперь главный объект критики – предстоящий собор.

Для патриархии эти выступления неприятны (так как создают негативный фон в информационном пространстве), но не фатальны. Абсолютное большинство епископата – прагматики, не собирающиеся идти на конфликт со священноначалием. Пока что лишь один архиерей – украинский викарный епископ Лонгин (Жар) – публично осудил гаванскую встречу и отказался поминать патриарха на литургии. Но это нонконформистское исключение (владыка Лонгин известен и усыновлением воспитывающихся в монастырском приюте более 250 детей, в том числе больных СПИДом, и призывом к буковинской пастве не отправляться на войну в Донбасс). Священники тоже не торопятся создавать себе неприятности. Отметим, что некоторые известные ревнители – например, бывший спичрайтер петербургского митрополита Иоанна Константин Душенов – оказались на стороне церковного руководства.

В распоряжении патриархии есть мощные ресурсы для обуздания недовольных – от смещения с прихода до угрозы лишения сана. Вспомним историю с ультраконсервативным чукотским епископом Диомидом, который в 2008 г. претендовал на роль оппозиционного лидера. После лишения сана от него отвернулось большинство почитателей – для русского православного человека страшновато иметь дело с «расстригой». Мало кто хочет рискнуть подвергнуться подобной угрозе. В то же время и священноначалие старается вести себя осторожно. Новых громких экуменических событий вроде гаванской встречи в обозримом будущем не ожидается, чтобы не раздражать относительно умеренную часть ревнителей и их сторонников. Зато патриарх говорит в пасхальном интервью о современном мире, который «идет прямо в ад», осуждая безбожную западную цивилизацию, что должно понравиться и ревнителям, и российской власти, находящейся с Западом в системном конфликте.

Кстати, о власти. Сама встреча уже принесла патриарху вполне конкретную выгоду – вызвав критику со стороны ревнителей, он укрепил свои позиции в отношениях с государством, став по личному приглашению Владимира Путина главой вновь созданного Общества русской словесности. Если Сергей Шойгу отвечает сейчас за географию, Сергей Нарышкин – за историю, Владимир Мединский – за военную историю, то патриарх Кирилл – за филологию. Похоже, что с прагматичной точки зрения плюсы для патриархии сейчас перевешивают минусы, а каковы стратегические издержки, покажет время.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Оригинал - «Ведомости»

Версия для печати