23.05.2016 | Марина Войтенко

Риски слабеющего спада

На минувшей неделе Росстат опубликовал оценку динамики ВВП в первом квартале. Спад в годовом выражении составил 1,2%, что оказалось заметно лучше предварительных расчетов МЭР (-1,4%) и ЦБ РФ (-2,0%). Новые данные официальной статистики добавили оптимизма экономическому блоку правительства. Глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев не исключил даже, что ожидания его ведомства о сокращении ВВП на 0,2%, заложенные в макропрогноз, могут оказаться консервативнее реальности.

Неожиданно позитивной оказалась динамика промвыпуска – по данным Росстата, за первые четыре месяца года он почти не сократился (-0,1%), по итогам апреля прибавил 0,5% год к году, тогда как консенсус-прогноз Bloomberg был отрицательным (-0,5%). При этом в середине весны впервые с 2014 года зафиксировано увеличение на 0,6% объемов производства в обработке. Правда, выход в плюс был во многом обусловлен и особенностями статучета производства турбин, показавшего темпы более чем в два раза выше прошлогодних, и низкой базой сравнения, когда в апреле-2015 был зафиксирован спад на 4,5%.

Вместе с тем, в плюс вышли ряд секторов, ориентированных на внутренний спрос и в части импортозамещения. Производство химволокна выросло к апрелю-2015 на 11%, лакокрасочных материалов на основе полимеров – на 6,9%, органических красителей – на 20,9%, пластмасс – на 6,5%, удобрений – на 1,8%, мяса – на 15,3%, сыров – на 4,3%, проката черных металлов – на 3,5%, стали – на 1,7%.

Однако многие другие отрасли (прежде всего, связанные с автопромом и строительством) по-прежнему пребывают в «красной» зоне. Так, при росте добычи нефти на 1,5% ее объемы, поступившие на переработку сократились на 6,2% год к году. Наиболее уверенно чувствуют себя добычные отрасли, прибавившие за январь-апрель 3,1%.

Поэтому не удивительно, что в целом же по промышленному производству сезонно очищенный показатель в версии Росстата, оказался нулевым, а, по расчетам Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, составил минус 0,1%.

По мнению экспертов, в промвыпуске речь по сути уже может идти об «уверенной стагнации», обеспечиваемой, в том числе, и ростом цен производителей (в апреле на 2,6%). В МЭР даже ожидают, что по итогам-2016 темпы промпроизводства выйдут в область положительных значений.

Первые признаки начала восстановительных процессов подвигли МВФ к некоторому улучшению прогноза по РФ. 19 мая Фонд пересмотрел оценку вероятного спада-2016 с минус 1,8% до минус 1,5%, повысив ожидания роста-2017 с 0,8% до 1,0%. Одновременно в этом же направлении скорректировали февральский прогноз в Moody’s. Теперь в рейтинговом агентстве полагают, что текущий спад не выйдет за пределы 1,5-2,5% (в зависимости от уровня нефтецен), а темп будущего года со знаком плюс может оказаться в интервале 0,5-1,5%.

В МВФ отмечают, что наблюдаемый экономический спад в РФ менее глубок, чем в предыдущие рецессии, поскольку в значительной мере был самортизирован гибким обменным курсом, вливанием капитала и ликвидности в банковский сектор, ограничениями в бюджетной поддержке и рядом регулятивных послаблений. Вместе с тем, отсутствие убедительных мер по балансировке бюджета может ограничивать будущий рост экономики. Поэтому возобновление практики трехлетнего финансового планирования в сочетании с убедительным бюджетным правилом будут иметь существенное значение для преодоления все еще сохраняющейся неопределенности в экономической политике.

Проекты новой «трехлетки» и бюджета-2017 необходимо представить в Госдуму РФ (теперь уже нового созыва) до 1 ноября текущего года^[1]. При этом, естественно, должны быть по максимуму учтены все вероятные внутренние и внешние риски второго полугодия. В числе первых едва ли не главным остается эмиссионное финансирование дефицита бюджета (по итогам января-апреля – 4,7% ВВП, в апреле – 8,6% ВВП, что является рекордом для этого месяца с 2011 года), способное заметно осложнить усилия по снижению инфляции (пока, по оценкам МЭР, Минфина и ЦБ РФ, рост цен в 2016-ом может уложиться в 6,0-6,5%).

С учетом реализации всех предложений по бюджетной оптимизации дефицит-2016, по расчетам первого замминистра финансов Татьяны Нестеренко, не опустится ниже 3,4% ВВП^[2]. Пока же по итогам января-апреля при цели по году в 3% ВВП показатель достиг 4,7% ВВП (1,233 трлн рублей). То есть, «план» по дефициту госказны на текущий год (2,360 трлн рублей) уже практически наполовину выполнен.

Как полагают эксперты (например, в Национальном рейтинговом агентстве), потребность в эмиссии-2016 может составить 4-6 трлн рублей. Главные факторы: расходование Резервного фонда, финансирование санаций банков и возмещения вкладчикам, а также бюджетные трансферты регионам. Тем самым дальнейшее снижение инфляции остается в зоне значимых рисков.

В ЦБ РФ уже предупредили, что в мае-июне «на фоне низкой базы сравнения не исключено временное увеличение годовой инфляции» (в апреле она осталась на мартовском уровне, составив 7,3%). В последние полтора-два месяца ускорилось подорожание продуктов питания и услуг (прежде всего, транспортных и туристических), несколько повысились годовые темпы роста цен на автомобильный бензин.

Денежные власти, однако, уверены, что с июля возобновится снижение потребительских цен. Вместе с тем, в краткосрочной перспективе сохраняются определенные проинфляционные риски. Прежде всего, это все еще довольно высокий уровень ожидания населением роста цен, большая доля продовольственных товаров в потребительской корзине и неопределенность в курсовой динамике.

Как известно, инфляция гибко реагирует на изменения валютного курса. Продолжавшееся три месяца укрепление рубля заметно способствовало ее замедлению. Но, как раз на минувшей неделе этот тренд прервался. В конце мая рубль получит поддержку очередным налоговым периодом (25 мая, к примеру, компании и банки должны будут перечислить в ФНС не менее 450 млрд рублей). Тем не менее, в дальнейшем риски курсовой волатильности, по-видимому, будут усиливаться.

Еще один существенный фактор инфляционного давления – бюджетная политика. Многие эксперты предупреждают, что даже ее продолжение в текущем формате (то есть, без дополнительных мер по стимулированию экономики) может оставить достижение в 2017 году целевого 4%-го роста цен несбывшейся мечтой. В этих условиях крайне осторожно следует относиться к призывам повысить ответственность Центробанка (чуть ли не законодательно) за темпы ВВП. 16 мая в ходе обсуждения годового отчета регулятора в Госдуме РФ первый зампред Банка России Дмитрий Тулин на этот счет высказался предельно ясно: «Наша излишне мягкая денежно-кредитная политика, если не будет структурных изменений в экономике, может привести к стагнации на фоне высокой инфляции. Если бы будем проводить жесткую политику и не будет главных изменений в экономике, то будет тоже стагнация, но на фоне низкой инфляции. Наши способности воздействовать на реальный экономический рост не следует преувеличивать».

Главным драйвером устойчивого развития в среднесрочной перспективе может быть только увеличение инвестиций, «ключ на старт» которому способны дать лишь структурные реформы. Их отсутствие – основной риск того, что слабеющий спад вместо роста может получить продолжение длительной общеэкономической стагнации.

Вместе с тем, все больше внимания требуют и «засады» второго полугодия, «затаившиеся» на стороне глобального хозяйства. Относительно его перспектив в оценках участников рынков доминирует осторожность. Майский опрос портфельных управляющих, проведенный аналитиками BofA Merrill Lynch, показал, что число оптимистов, делающих ставку на ускорение мирового роста, лишь на 15% превысило количество тех, кто ожидает его замедления. Результат несколько лучше апрельского (перевес достигал 10%), но много хуже, чем год назад, когда этот показатель составил 80%. Обращает на себя внимание и майская доля «кэша» в портфелях – 5,5%, что лишь немногим меньше 15-летнего максимума в 5,6%, установленного в феврале.

Конечно, настроения инвесторов – не догма. От месяца к месяцу они могут меняться довольно радикально. Тем не менее, мотивация к повышенной бдительности устойчиво сохраняется почти полгода, а, следовательно, должна учитываться и при прокладке курса российской экономической политики. «Плановый» дефицит бюджета около 3% по всем сценарным расчетам достижим при «нефти по 40» (текущая цена Urals чуть выше $46 за баррель, средняя за январь-апрель – $33,93). Но, перспективы нефтекотировок неоднозначны. Пока большая часть прогнозов ориентируется на Brent по $50 за баррель к концу года. Есть и более оптимистические предположения (Goldman Sachs, UBS, «Лукойл» и др.) – $55 за баррель.

Аналитики Goldman Sachs, к примеру, ожидают дефицита на мировом рынке нефти на уровне 71 тыс баррелей в сутки уже во втором квартале текущего года с плавным возрастанием до 417 тыс барр./сутки в четвертом. Правда, затем в начале 2017 года прогнозируется новый избыток предложения почти на 260 тыс барр./сутки с увеличением к концу первого полугодия до 403 тыс барр./сутки. Выкладки, естественно, сразу же были оспорены (вплоть до обвинений банка в попытках «манипулировать рынком»).

Значительная часть аналитиков считают прогнозируемые темпы ребалансировки рынка сильно завышенными, а текущий уровень котировок вызванным сочетанием разовых факторов (лесными пожарами в Канаде, террористическими актами на нефтепроводе в Нигерии, падением добычи почти на 500 тыс барр./сутки на фоне политического кризиса в Венесуэле и т.п.).Из важных обстоятельств среднесрочного характера упоминается, пожалуй, лишь ускорение расширения спроса в Индии (в течение ближайших пяти лет он, по оценкам, может прибавить до 2 млн барр./сутки), компенсирующее потенциальное сокращение потребления crude oil в Китае.

В то же время, можно считать, сложился и некий консенсус по поводу усиления на нефтерынке ценовой волатильности. Немалое число его участников ожидают коррекцию вниз уже в ближайшие недели. Триггером может стать повышение базовой ставки ФРС США. После публикации на минувшей неделе протоколов апрельского заседания комитета по открытым рынкам Федрезерва вероятность «события» в июне или июле оценивается профучастниками, услышавшими в сигналах американского регулятора «ястребиные» интонации, в 57-62% (в конце апреля показатель составлял лишь 6%)^[3]. Прогноз по нефти в этом случае малоутешителен – повышение federal funds rate приведет к укреплению доллара, способному опустить котировки до $37-41 за баррель. Затем, естественно, последует отскок, но общим итогом станет коррекция цен – ближе к $46-48 за баррель в конце 2016 года. В этом случае среднегодовая стоимость Brent может сложиться ближе к нижней границе коридора в $40-45 за баррель.

Для российской экономики главными нежелательными последствиями окажутся ослабление курса рубля (с давлением на внутренние цены) и новый виток бюджетной турбулентности. Вместе с тем, подчеркивают наблюдатели, решение по ставке может быть в очередной раз отложено под влиянием британского референдума о выходе из ЕС (23 июня) и высоковероятной «упреждающей» (как это уже было в начале 2016 года) девальвации юаня. В этом случае ФРС продолжит нормализацию ДКП по ходу своих осенне-зимних заседаний, основываясь, прежде всего, на состоянии экономики США.

Внешние риски для РФ связаны и с продолжающимся замедлением роста в Поднебесной. После относительно стабильного марта опубликованная на прошлой неделе официальная статистика КНР показала сокращение темпов промпроизводства, торговой розницы и инвестиций. В целях стимулирования деловой активности (прежде всего, экспорта) денежные власти, как считают большинство экспертов, будут продолжать плавное ослабление юаня – с начала года его курс к корзине валют падал в среднем за месяц почти на 1,2%. Подобные действия с высокой вероятностью будут давить вниз на нефтецены (через повышение курса доллара). Кроме того, по оценке ЦБ РФ, торможение китайской экономики на 1 п.п. способно привести к потере темпа российского хозяйства на 0,5 п.п.

Пройдя «дно», экономика РФ все еще не демонстрирует убедительной способности от него «отжаться». При сохранении статус-кво в регулятивных действиях государства резкий спурт маловероятен. Более того динамика основных макропоказателей может надолго застрять в «пограничной зоне» между рецессий и стагнацией, а спад-2016 в итоге превысить 1% ВВП. Эффективное управление внутренними и внешними рисками слабеющего спада по сути уже невозможно без ясного выбора среднесрочной стратегии структурных изменений, означающих на деле переход к новой модели развития.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] На минувшей неделе, как и ожидалось, Госдума приняла поправки к действующему законодательству, в соответствие с которыми срок внесения правительством в парламент проекта бюджета на 2017-2019 годы переносится на месяц – с «не позднее 1 октября» до 1 ноября. Кроме того, закон позволяет продлить до 1 февраля 2020 года (было до 1 февраля 2017 года) распределение доходов от управления средствами Резервного фонда и Фонда национального благосостояния на финансовое обеспечение расходов федерального бюджета. По замыслу разработчиков поправок, перенос сроков внесения бюджета 2017-2019 годов направлен на сохранение действенного парламентского контроля, чтобы этот механизм заработал уже с первых дней работы Госдумы нового 7-го созыва.

^[2] В МЭР более осторожны в оценках, полагая, что при реализации базового сценария цены на нефть в $40 за баррель дефицит госказны в 2016 году составит около 4%. При этом глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев считает: «Уложиться в 3% можно при условии приватизации «Роснефти» и выплаты «Роснефтегазом» промежуточных дивидендов».

^[3] Ожидания повышения ставки основываются в том числе и на последних данных американской статистики. По данным Минтруда США, потребительские цены в апреле выросли на 0,4% по сравнению с мартом (рекордные темпы с февраля-2013), продукты питания подорожали на 0,2%, энергоносители – на 3,4%. Базовая инфляция в годовом выражении достигла 2,1%. Ощутимо выросли в апреле розничные продажи (на 1,3%) и промпроизводство (на 0,7%). В то же время, скептики (полагающие, что нынешний уровень ставки сохранится как минимум до осени) обращают внимание на замедление темпов создания новых рабочих мест (безработица, впрочем, несколько месяцев кряду остается на отметке в 5%) и слабую инвестиционную активность в корпоративном секторе, пока не переломившую прошлогодний тренд (капвложения в 2015 году снизились на 3%).

Версия для печати