19.09.2016 | Алексей Макаркин

Электоральный триумф «Единой России»

18 сентября в России прошли выборы в нижнюю палату парламента. «Единая Россия» получила конституционное большинство, что позволит ей полностью контролировать Государственную Думу. В парламент также прошли КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия».

Согласно официальным данным Центризбиркома после подсчета более 93% протоколов, «Единая Россия» набирает на выборах в Госдуму 54,28%, КПРФ - 13,45%, ЛДПР - 13,24%, «эсэры» - 6,17%. По одномандатным округам «Единая Россия» получает 203 мандата в Госдуме, КПРФ и СР - по семь, ЛДПР - пять, «Родина» и «Гражданская платформа» - по одному. В итоге ЕР, по предварительным данным, получает 343 мандата в Госдуме, КПРФ - 42, ЛДПР - 39, СР - 23. Явка на выборах 18 сентября, по предварительным данным, составила 47,81% (в 2011 году – 60,1%). Таким образом, число и наименование депутатских фракций не изменится, однако характер Думы будет несколько иным из-за того, что впервые с 2003 года половина ее состава избиралась по одномандатным округам. Можно ожидать, что консерватизм и политическая лояльность власти будут сочетаться с активным участием депутатов в торге по поводу решения местных проблем.

Нынешние выборы проходили по смешанной избирательной системе, которая сделала ненужными попытки подтянуть общий результат «Единой России» до запредельно высокого уровня 2007 года (тогда партия во главе с Владимиром Путиным получила конституционное большинство в ходе выборов по пропорциональной системе, набрав 64,3% голосов). Именно эти попытки привели к массовым протестным выступлениям 2011-2012 годов. В условиях пропорциональной избирательной системы обеспечить получение «партией власти» не только конституционного, но даже обычного (более половины) большинства мандатов было невозможно без мощнейшего и всестороннего применения административного ресурса. В результате гонениям стали подвергаться даже лояльные партии («Справедливая Россия», чей лидер перед выборами 2011 года был смещен с поста спикера Совета Федерации), а Центризбирком под руководством Владимира Чурова фактически превратился в игрока, действовавшего исключительно на стороне «единороссов». Кроме того, количество политических партий было искусственно сокращено до семи, что резко ограничивало выбор избирателей и отстраняло от участия в выборах многих политиков, не вписавшихся в созданную конфигурацию или не допущенных властью к участию в избирательном процессе. Все это не могло не привести к делегитимации выборов.

После «пирровой победы» 2011 года руководство политического блока администрации президента было сменено, и новый куратор внутренней политики Вячеслав Володин сделал ставку на расширение числа участников выборов и возвращение одномандатных округов. Логика заключалась в том, чтобы, во-первых, вовлечь как можно большее число оппозиционных политиков и активистов в электоральный процесс, чтобы у них не было соблазна выходить на улицу. Во-вторых, повысить престиж депутатов с помощью возвращения одномандатных округов (российские избиратели традиционно более охотно голосуют за «мажоритарщиков», к которым можно обратиться за решением конкретных проблем). И, в-третьих, обеспечить преимущество провластным кандидатам посредством не «вбросов», а легальных механизмов. В условиях однотуровой системы и при умеренном уровне протеста преимущество получает самый ресурсный кандидат – он в наибольшей степени известен избирателям и обладает достаточными лоббистскими возможностями для реализации хотя бы части своих обещаний.

Неудивительно поэтому, что из 225 одномандатников, которые будут заседать в новой Думе, подавляющее большинство составляют «единороссы». Причем в условиях, когда «партия власти» не выдвинула своих кандидатов в 19 округах, которые тем самым были заранее уступлены партиям, принадлежащим к «крымскому консенсусу», то есть поддерживающим политику президента в области обороны, безопасности и внешней политики. Таким образом, было продемонстрировано, что эти политические силы – а к ним относятся все три партии парламентской оппозиции – рассматриваются Кремлем как приемлемые партнеры, за которыми при этом сохраняется право на критику в адрес «Единой России» и правительства.

Хотя де-факто нынешние выборы закрепляют консервативный тренд, но он сопровождался новой стилистикой кампании – ставкой на более высокую конкуренцию и честность. Удалось существенно поднять авторитет Центризбиркома, резко упавший при Владимире Чурове. Новый руководитель комиссии Элла Памфилова лично вмешивалась в ситуации, когда решения избиркомов о снятии или недопущении кандидатов и списков носили спорный характер. В отличие от Чурова, Памфилова воспринималась в публичном пространстве как арбитр, решения которого вызывали уважение.

Выгодной для власти стороной предвыборной ситуации стало сохранение доминирующих антизападных и антилиберальных настроений в обществе, ощущения «осажденной крепости». Хотя эйфорические настроения 2014 года уже ушли и сменились депрессией, но восприятие современного западного мира как враждебного России и опасного для нее, сохранилось. В этих условиях продолжает действовать консолидация вокруг президента, на идентификацию с которым сделала свою основную электоральную ставку «Единая Россия». Основная часть избирателей «единороссов» однозначно воспринимали партию как «путинскую» и не обращали внимания на критику отдельных высказываний формального лидера «Единой России» Дмитрия Медведева. В этой ситуации нарастающие социально-экономические проблемы оказали меньшее влияние на результаты выборов, чем стремление избирателей защититься от внешней угрозы. Свою роль сыграло и «очищение» партии от наименее эффективных и электорально уязвимых политиков, и продвижение – в том числе с помощью «праймериз» – новых фигур, способных лучше вести диалог с избирателями.

В пользу «единороссов» действовал и перенос голосования с декабря на сентябрь. Немалая часть избирателей предпочла в день выборов уехать на дачу, а значительная часть избирательной кампании пришлась на август – традиционный сезон отпусков. Это уже привело к существенному снижению явки, особенно в наиболее «продвинутых», модернистски настроенных регионах страны. В то же время в ряде наиболее авторитарных регионов – таких как Чечня или Кемеровская область – явка сохранилась на привычно высоком уровне, а административные механизмы электоральной мобилизации остались прежними. Более того, рост результата «Единой России» по сравнению с результатами «экзит-поллов» ВЦИОМ и ФОМ (которые давали партии, соответственно, 44 и 48%) может быть объяснен конкуренцией административных ресурсов в ряде регионов. Их руководители исходили частично из соображений престижа («получить результат не хуже, чем у соседа»), а частично – из стремления провести в Думу дополнительных депутатов-«единороссов», способных лоббировать интересы данного региона. Более того, если в Кремле были готовы согласиться на несколько более широкое представительство оппозиции, не угрожающее стабильности режима (а, напротив, придающее ему большую степень гибкости), то для многих региональных лидеров было крайне неудобным появление в Думе их оппонентов, которые, воздерживаясь от критики президента, активно критиковали бы действия губернатора и его команды.

Снижение явки, впрочем, вряд ли можно объяснить только переносом дня голосования. Свою роль сыграли усталость и апатия, свойственные депрессивному состоянию общества. В этой ситуации даже успешные имиджевые «находки» партий оставляли равнодушной их целевую аудиторию (тем более ее не могли увлечь широко распространенные шаблонные технологии).

За второе место конкурировали КПРФ и ЛДПР, показавшие очень близкие результаты. Для КПРФ это явная неудача по сравнению с прошлыми выборами, когда партия уверенно пришла к финишу второй. Компартия выглядит все более архаичной политической силой, неспособной к переменам; ее электорат и лидеры стареют. Несмотря на появление в партии молодых динамичных функционеров (некоторые из них неплохо выступили в московских избирательных округах), ситуация практически не меняется, так как они не определяют облик КПРФ. Кроме того, партии не удалось успешно использовать эффект ностальгии по СССР, так как результаты от присоединения Крыма в полной мере использовал Владимир Путин, а коммунисты оказались на глубокой периферии этого процесса. И, наконец, неприятным фактором для КПРФ стало участие в выборах «Коммунистов России», оттянувших часть левого электората.

Зато для ЛДПР такой результат является явным успехом. Агрессивная риторика Владимира Жириновского, долгие годы бывшая маргинальной, сейчас вполне вписываются в антизападный мейнстрим. Голосование за ЛДПР стало удобной возможностью солидаризироваться с Путиным (в качестве сторонника которого выступает Жириновский), выразить недовольство политикой правительства и при этом не выглядеть архаичным и «немодным». Показателен рост поддержки ЛДПР не только на Дальнем Востоке (где партия традиционно была сильна), но и в модернистской Москве, где голосование за ЛДПР также выглядело удобной и патриотичной формой протеста, не противоречившей общему тренду.

«Справедливая Россия» резко ухудшила свои позиции, потеряв и модернистскую часть электората, голосовавшую за нее в 2011 году, и немалое число избирателей-патерналистов, традиционных для этой партии. Хотя переход «эсеров» на жестко провластные и антилиберальные позиции отпугнул от них многих сторонников, но он же позволил партии не вступить в конфликт с Кремлем и минимизировать тем самым политические риски. Наличие же сильных региональных фигур помогло «Справедливой России» «зацепиться» за Думу, хотя численность партийной фракции существенно сократится.

Что же касается либеральной оппозиции, то она подошла к выборам расколотой на три части – «Яблоко», ПАРНАС и сторонников бойкота. Если «Яблоко» поддержало как относительно системных оппозиционеров, так и ярких оппонентов власти, таких как Лев Шлосберг, то ПАРНАС сделал ставку на то, чтобы «вырваться» за пределы сильно уменьшившегося либерального электората и получить поддержку части протестно-популистского слоя общества (из числа голосовавших за ЛДПР или бойкотировавших выборы).

Обе стратегии не удались по трем причинам. Во-первых, партии, находящиеся вне крымского консенсуса, априори воспринимались большинством избирателей с подозрением, вне зависимости от их программ и конкретных инициатив. Это сыграло определяющую роль для провинции, отпугнув от либералов часть их прежних сторонников и не позволив приобрести новых. Во-вторых, на выборах проявился сильный моральный износ Явлинского и Касьянова (тем более важный, что «Яблоко» сделало в ходе кампании ставку именно на «раскрутку» Явлинского в ущерб Шлосбергу или бывшему мэру Петрозаводска Галине Ширшиной). В-третьих, не стоит недооценивать и фактора неверия либеральных избирателей в способность «Яблока» и ПАРНАСа добиться успеха. В результате «яблочная» либеральная мобилизация затронула только Москву и Петербург, что оказалось совершенно недостаточно для прохождения в Думу. А ПАРНАС свою мобилизацию и не начинал.

Новая Государственная Дума будет не менее (а, возможно, и более) консервативной, чем предыдущая – вряд ли приходится сомневаться в том, что она будет голосовать за реакционные законы, когда те будут вноситься в парламент. В то же время новые депутаты-одномандатники будут вступать с правительственными чиновниками в торг, настаивая на первоочередном выделении средств их округам. Соответственно, может усилиться их критичная риторика в отношении чиновников, но она будет иметь четкий ограничитель – слишком радикальный критик может стать неудачливым лоббистом. Этот торг будет проходить на фоне сокращения ресурсов, находящихся в распоряжении государства – поэтому «пирога» заведомо на всех не хватит. Однако федеральная власть остается главным распорядителем финансовых средств, что будет способствовать сохранению ее определяющего влияния на политические процессы даже в случае углубления кризисных явлений в социально-экономической сфере.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати