14.02.2006

АНАТОЛИЙ ГАВРИЛЕНКО, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ НАБЛЮДАТЕЛЬНОГО СОВЕТА ГРУППЫ КОМПАНИИ «АЛОР»: «ЗАПАД НЕ ТАК УЖ МНОГОМУ МОЖЕТ НАС НАУЧИТЬ»

Я родился в 1946 году. Отца моего в 1948 году посадили по 58-й статье, дали десять лет лагерей. Поэтому воспитывали меня мама и бабушка. Мама - юрист по образованию - работала инженером в Министерстве оборонной промышленности. Я закончил среднюю школу, потом - Институт иностранных языков. После этого работал за рубежом, потом в ЦК ВЛКСМ, Московском горкоме ВЛКСМ, туристическом бюро «Спутник». После этого - снова работал за рубежом. Вернувшись в Союз, поступил на работу в Госплан СССР. Работая в Госплане, закончил Высшие экономические курсы. В 1983 году поступил в Высшую академию внешней торговли - аналог западного MBA, которую закончил с отличием, получив специальность «экономист-международник». После работал в Совете экономической взаимопомощи (СЭВ). В 1990 году я ушел из СЭВа и начал заниматься бизнесом.

- Когда вы впервые почувствовали в себе дух предпринимательства?

- Дух предпринимательства был во мне всегда: хотелось сделать лучше и больше. Например, в столь большой системе, как Госплан, несмотря на достаточное количество толковых людей, решения принимались слишком долго, и можно было, на мой взгляд, все делать совершенно иначе. Несмотря на это, считаю, что мне очень повезло в том, что я попал в госплановский Главный вычислительный центр, где были сосредоточены самые прогрессивные на тот момент технологии и весьма компетентные, при этом молодые кадры. Я работал в одном отделе с Яковом Уринсоном, Андреем Шаповальянцем.

Когда я еще работал в СЭВе, с огромным удовольствием читал только что начавший выходить журнал 'Коммерсант', понимая, как много интересного можно сделать в жизни. Единственное, что меня отличало от молодых кооператоров, пришедших в бизнес в 1987-1988 годах, это то, что мне уже было 45 лет. Мне было что терять - дипломатический паспорт, четыре поездки за рубеж ежегодно, должность, приравненную к замминистра союзного значения, в перспективе пенсию союзного значения. Отдел сводных экономических работ, в котором я работал, насчитывал порядка 50 человек. Там лишь 10 человек было из России, все остальные из Венгрии, Германии, Кубы и других социалистических стран. СЭВ являлся прекрасной школой международного чиновника.

Комсомол, потом Госплан стали необходимой базой для моего дальнейшего карьерного продвижения. Однако я ушел на вольные хлеба, что было крайне серьезным решением. Если бы меня не поддержала моя жена, ничего бы не получилось. У нас было двое детей, которых надо было кормить, и не очень хорошие условия в целом. Накоплений - никаких. Так что решение далось мне очень тяжело. Я советовался с Уринсоном, Шаповальянцем. Помню, как позвонил Андрюше Шаповальянцу и спрашиваю: «Андрюш, как ты считаешь, мне остаться? Яша предлагает мне к нему пойти поработать в ГВЦ». А он мне отвечает: «Толь, решай, как знаешь, но ты нигде не пропадешь: у тебя есть энергия, организаторский талант».

Работа в стройотрядах в моем комсомольском прошлом развила во мне способность и желание сделать что-то свое и придала уверенность в собственных силах. Стройотрядам я отдал 5 лет, посвящая им практически все свободное летнее время учебы в институте, в то время как многие мои коллеги с удовольствием ездили переводчиками с секретарями братских ЦК на курорты, где за это еще и платили хорошие деньги. Мы же в это время строили коровники по 12 часов в день с одним выходным в месяц. В общем, сумасшедшая работа, но она была рассчитана на тех ребят, которые хотят в жизни чего-то добиться, у которых есть какие-то идеалы. У меня до сих пор самые мои лучшие друзья оттуда. Добились или не добились они успеха, мне все равно. Они мне дороги, я понимаю, что этим людям можно доверять.

В стройотрядах я прошел все должности, от простого бойца до командира. Когда был командиром, в подчинении у меня находилось 70 ребят старше меня на 3-4 года (а в 20 лет эта разница в возрасте очень здорово чувствуется). Каждый день нужно было находить им работу, побуждать что-то делать: строить, организовывать. Это был огромный опыт.

Считаю, что нынешнему молодому поколению этого очень не хватает. У них нет ничего объединяющего, кроме классического треугольника семья - школа - двор, качество составляющих которого после 90-го года значительно ухудшилось. Я не говорю, что комсомол - это всегда хорошо. Но ведь в рамках комсомольских проектов строились дороги, организовывались целинные стройотряды, ребята ездили «на картошку», существовали организации по сбору металлолома, бумаги. Эти занятия, подразумевающие наличие соревновательного, командного элемента во взаимоотношениях, позволяли высвечивать организационные способности ребят, отбирать будущих лидеров.

Молодежь 1990-2000-х годов - потерянная молодежь. И виноваты в этом мы, взрослые. Ко мне сейчас приходят ребята, которые толком ничего не умеют. Они не могут организовать 5-6 человек, их никто этому не учил...

- Как вы начинали?

- Без копейки денег. Единственное, что мог получить от своей старой работы, - большой металлический сейф. Когда меня спросили, какой я хочу получить подарок на прощанье, я сказал: подарите мне сейф. Это был 1991 год.

Сначала наступила пора эйфории. Свобода, постоянные каникулы. Каждый день встаешь, во сколько хочешь, одеваешься, как хочешь, ходишь, куда хочешь. Через месяц я понял, что «как хочешь» не получается. Если я желаю, чтобы мои проекты воспринимались серьезно, чтобы ко мне относились уважительно, надо одеваться определенным образом. И мне пришлось снова вернуться к рубашке, костюму, галстуку. Встречают по одежке - я на себе все эти простые истины проверил.

На момент ухода в бизнес уже существовало организованное мною малое предприятие, с названием, говорящим само за себя - «Эго».Я понимал, что рассчитывать стоит только на свои силы, что не нужно брать взаймы никаких денег, а партнеры хороши только тогда, когда делить нечего.

- То есть вы начинали один, без чьей-либо помощи?

- Да. Полностью с нуля. У меня не было завода или земли, которую можно было бы приватизировать. Поэтому я начал с консалтинга - консультировал различные компании и предприятия. Надо сказать, они достаточно неохотно пользовались моим опытом, молодым ребятам казалось, что они сами все умеют. А вот у западных компаний было понимание, что консалтинг им нужен. Интересно, что помимо прочих я консультировал компании, которые занимались совершенно провальным по тем временам бизнесом. Например, была венгерская компания, которая хотела продавать в России спецодежду. Идея торговать спецодеждой, которая стоила на уровне прожиточного минимума семьи, была совершенно нереальной. Когда ко мне обратились, я сказал: «Ребят, совершенно дурное дело затеваете. Через 5-10 лет - возможно, а сейчас нет».

Дальше на меня вышла польская компания, которая хотела работать на нефтегазовом рынке, и отчасти ей это удалось. В течение года я был ее представителем в России. Однако этот бизнес не предполагал никакого развития. Все ограничивалось перепродажей газа и нефти, что не могло мне нравиться. И когда в 1993 году ко мне обратился один из известнейших кооперативщиков того времени, г-н Вадим Туманов, я ушел.

Туманов в свое время создавал первые кооперативы, добывал золото, строил дороги, был другом Владимира Высоцкого – в общем, легендарная по тем временам личность. И вот решил создать свой торговый дом. Он вышел на меня с просьбой помочь, так как, по его собственному признанию, он в этом ничего не понимал. У него были имя, офис и деньги. У меня - знания. Мы стали партнерами.

Я был, наверное, первым бизнесменом, который снял офис в здании СЭВа. Всех раздражало, что я, уйдя оттуда, сразу же 'отхватил' там кабинет. Хотя на самом деле все это стоило копейки. Потом потихонечку стали приходить новые организации, и меня с моим кабинетом гоняли с этажа на этаж. Потом я узнал, что обо мне говорили: «Выпереть его отсюда надо, он только соблазняет наших сотрудников. Так все убегут». Через год все равно все ушли.

Наконец, в здание пришел «Мостбанк», и меня вообще загнали на последний этаж. И когда мне предложили соседний домик внизу - он никому не принадлежал, его Лужков временно отдал Туманову, - я согласился. Таким образом я сохранял свои номера телефонов. Они не менялись с 1986 года. Это к вопросу о постоянстве.

Туманов - человек очень импульсивный, решительный. Он очень помог мне - делился богатым жизненным опытом, знакомил с различными людьми. Начало девяностых было достаточно сложным временем для бизнеса, тогда очень сложно было выжить без «крыши». А Туманов, если можно так выразиться, сам по себе был «крышей», его авторитет был столь высок, что служил в тот момент лучшей защитой.

В итоге мы сделали торговый дом и начали заниматься совершенно разными вещами, продажей кубинского рома (у меня были хорошие друзья-кубинцы), грузовыми перевозками, ресторанным бизнесом. В общем, всем подряд.

- Искали свою нишу?

- Да. Чтобы заработать первоначальные деньги, надо было пробовать, искать... В какой-то момент Туманов сказал, что он о чем-то не договорился с партнерами и не хочет больше с ними работать. Тогда я ему ответил, что развивать торговый дом с неурегулированными отношениями акционеров - это гиблое дело. Это большие затяжные суды в будущем. Туманов со мной согласился, сказав: «Делай, что хочешь».

И я сконцентрировался на своей компании «Эго». А потом стал присматриваться к фондовому рынку. Мне казалось, что он состоит исключительно из интеллекта и высоких технологий, и криминального элемента там быть не должно. Поэтому в 1993 году я создал компанию «Алор-Инвест». Мы покупали места практически на всех создаваемых фондовых биржах (их было значительно меньше, чем товарных). С тех самых пор я очень хорошо знаю всех участников фондового рынка. На той или иной биржевой площадке они светились уже в начале девяностых.

Начали мы с Московской товарной биржи. Она только называлась товарной, а на самом деле торговала фьючерсами. Первые ощущения фантастические: голосовые торги, вокруг очень умные люди. На момент моего прихода биржа уже работала, и я на ней был никем. Поэтому меня не пускали в совет директоров. Хотя, может быть, истинная причина заключалась в том, что я оказался для них слишком грамотным.

В основном мы работали с сотрудниками брокерских контор. Я состоял в совете расчетных фирм. Это была прекрасная школа фондового рынка. Но и время было жесткое. Многие из ребят, работавших в то время, разорились, некоторые вообще погибли. На примерах неудач наших коллег я воспитывал своих ребят. Показывал им: вот эта компания вела себя так, смотрите, к чему это привело. На фондовый рынок пришло тогда огромное количество толковых молодых людей. Однако у многих не было бизнес-навыка. Они работали так, как умели, как им казалось правильным. Чрезмерно рисковали, вели себя не всегда в соответствии с той корпоративной культурой, которая активно внедряется сегодня. Ребята шли на контакт с криминальными структурами, им казалось, что ничего страшного в этом нет. Сейчас, умудренные опытом, они поступили бы иначе.

При выстраивании структуры компании мы исходили из того, что будем работать с российскими клиентами. Зарубежная ниша была занята такими компаниями, как «Тройка-диалог», UBS, «Атон». Я не идеализировал Запад, будучи убежден, что они не так уж многому могут нас научить. Мы и сами достаточно компетентны. И потом, в России нельзя делать кальку с западного бизнеса, здесь есть свои традиции, своя культура. Мне не всегда нравилось, как к нам относятся иностранцы. В 1992-1993 году к нам приезжали в большинстве своем не серьезные западные фирмы, а шаромыжники...

- Как развивалась компания?

- Мы были сотыми-двухсотыми, то есть никем и ничем. При этом ко мне в сообществе всегда было хорошее отношение - сыграли свою роль опыт и возраст.

Компания, как я уже сказал, вела работу с российскими клиентами. Условия работы были такие: 1994 год, стоит компьютер и вокруг этого компьютера крутится 20-30 клиентов. Сидит человек и вводит их заявки.

Я предлагал сделать так, чтобы у каждого клиента была возможность самому вводить эти заявки. Конечно, мы не первые это придумали, но нам первым удалось ввести этот порядок на базе Московской межбанковской валютной биржи. Специалисты ММВБ открыли шлюз, а мы - это было в 1999 году - написали программу Интернет-трейдинга. И оказались первой компанией Интернет-торговли, которая аккредитовалась на ММВБ.

- При создании системы Интернет-трейдинга обращались к западным образцам?

- Нет! Ничего западного. Ребята сами все написали, нашли очень толкового программиста. В итоге мы предоставили услугу, которая была востребована на рынке, и в 2000 году по оборотам заняли первое место. Это был на самом деле рывок, успех, о нашей компании узнали. Однако я прекрасно понимал, что обороты - это еще не бизнес-культура, не опыт, даже не деньги. Помню, я тогда проехался по всем крупным компаниям. Начал с Рубена Варданяна. Приехал к нему и говорю: «Рубен, если мы обогнали «Тройку» по оборотам и вышли на первое место, это еще не означает, что мы круче «Тройки». Мы сейчас подросли немного, и подрос еще ряд компаний. Давайте познакомимся друг с другом, будем сотрудничать, развивать фондовый рынок. Рубен отнесся к этому положительно. С тех пор мы встречаемся каждые 2-3 месяца, 15-16 крупнейших компаний России по обороту. Вместе обсуждаем проблемы, да и просто поздравляем друг друга с праздниками.

- Получается, вы были инициатором создания профессионального сообщества… Как пережили дефолт?

- 1998 год был очень тяжелым для нас всех. Но случались крайне неприятные события и раньше. В 1996 году разорилась Московская товарная биржа. Во многом из-за недальновидности руководства. Очень умный и грамотный человек, г-н Милюков, доверил руководство многими процессами своим помощникам. А эти помощники были молодые и отчаянные люди. Они проявили в рамках бизнеса определенную безответственность, которая привела к непоправимым последствиям. Существуют залоговые средства участников. Они не должны тратиться - сейчас это понятно всем. Тогда соответствующих законов не было, а раз так, существовал большой соблазн. Сумасшедшие проценты, 150% годовых, усиливали желание пренебречь принципами бизнес-этики, тем более что законы этого делать не запрещали. Деньги размещались в каких-то непонятных банках, невнятных проектах, в результате чего в залоговых средствах образовывались дыры.

Допустим, есть 10-процентная дыра. Это значит, что 10 процентов денег крутятся в рискованных проектах. Если ничего не происходит в макроэкономике, то никаких кризисов нет. Но вот Московская товарная биржа решает устроить себе каникулы с 24 декабря 1995-го по 22 января 1996-го... Я был на том совете и выступал против этого решения. Нельзя было этого делать! В итоге люди начали выводить деньги, а там была уже небольшая дыра. Когда она обнаружилась, выводить средства стали уже все. На этом биржа прекратила свое существование.

В июне 98-го с Российской биржей (РБ) случилось немного другое. Там причиной краха биржи стала игра ее руководства против участников торгов, членов биржи на их же деньги, их залоговые средства. Вся история краха биржевых площадок - это практически всегда несоблюдение самых примитивных норм безопасности наподобие несохранения залоговых средств. Сейчас, когда мы уже 5 лет развиваем проект FORTS (фьючерсы и опционы в РТС), второй вопрос каждой повестки заседания Комитета у меня всегда один и тот же: состав и наличие вот этих залоговых средств. На каждом заседании соответствующий руководитель отчитывается: вот этих денег столько-то, находятся там-то, никуда они не тратятся...

Но вернемся к развитию моего бизнеса. В 1997 году я ушел с должности генерального директора «Алор-Инвеста», поставив на свое место сына. Однако по-прежнему остаюсь стопроцентным хозяином компании. А после того как сын три года отработал, я ему тоже посоветовал уйти. Я последовательно провожу в корпоративном управлении принцип разделения на менеджеров и собственников.

Дальше было первое место по обороту. Крупнейшая компьютерная корпорация «Интел» назвала нас пионерами Интернет-трейдинга и выпустила историю успеха нашей компании. Хотя на самом деле мы понимали, что проблем у «Алор-Инвест» больше, чем достоинств. Я никогда не заблуждался на этот счет и до сих пор не заблуждаюсь. Не считаю, что мы выстроили «ах, какую хорошую компанию». В том числе по критерию супердоходности.

Я, например, всегда придерживался убеждения, что не нужно брать заемные средства. На Западе компании развиваются на займы и кредиты, но мы не могли себе позволить этого по многим обстоятельствам. В том числе потому, что российский бизнес имеет свои, отличные от западных, правила и специфику. На Западе если ты берешь деньги под развитие, никто у тебя не может их отобрать до того срока, который указан в документах. У нас же на бумаге написано одно, а в жизни совсем другое. Когда ты берешь деньги, то должен быть готов, что завтра к тебе придут и потребуют их отдать, начнется нажим.

Мое решение не связываться с займами, несомненно, имело отрицательную сторону. Потому что, взяв деньги и прокрутив их несколько раз, можно было решить много проблем. Существовала, конечно, десятипроцентная вероятность, что можно было на этом погореть. Однако очень многие мои соратники по фондовому рынку в свое время в легкую пользовались деньгами клиентов. Мы же избегали всяких сомнительных и рисковых вариантов, стараясь быть супернадежными. Но надо понимать, что быть одновременно супернадежным и супердоходным нельзя. Приходится выбирать. Я выбрал первое.

- Вы не рисковый человек?

- Лично я - рисковый. Но на бизнес это не распространяется.

- Какова, на ваш взгляд, роль риска и удачи в бизнесе?

- Риск у меня минимизирован. Даже в 1997 году мы не играли на тенденцию - купил акцию и сидишь, ждешь, когда она вырастет. Мы играли на арбитраже. Было придумано 15 различных арбитражей: на одной бирже покупаешь, на другой продаешь. Или, например, наши математики нашли зависимость между повышениями акций РАО 'ЕЭС' и понижением акций 'Норникеля', и мы пытались ее отработать. Арбитражные технологии, особенно по тем временам, при тех курсовой разнице, культуре, развитости рынка, давали очень неплохие результаты. Арбитраж - это когда в одну секунду нажимаешь две кнопки: здесь купил, там продал. Понятно, что все риски оказываются сведены к минимуму.

В ГКО мы практически тоже не пролетели. Единственно, нас сильно ударила валютная составляющая. И надо было выбирать: отдавать деньги или нет. Очень хотелось отослать всех к Ельцину, в правительство, к Кириенко. Но я понимал, что если сейчас не расплачусь, меня поймут, но я все равно что-то потеряю. Я собрал своих клиентов и вернул практически все.

- Все бросить не хотелось? И никому ничего не отдавать.

- Нет. Это неправильно. Ведь люди, которых ты обманул, остаются в том мире, где ты живешь. Они будут встречаться с тобой, с твоими детьми, внуками. Я тогда еще раз понял, и ребятам объяснил, что такое престиж и репутационная составляющая в бизнесе и на финансовом рынке в том числе. Это дороже всего. За 12 лет нашей работы у нас нет ни одного арбитражного спора ни с одним клиентом или партнером. Я не думаю, что много компаний могут похвастаться этим.

Мы старались решать все проблемы мирным путем. Подчас даже оказывались жертвами шантажа. Приходит к нам клиент и говорит: «Да, я не прав. Но видите ли, Анатолий Григорьевич, вы такой хороший, белый и пушистый, и если я с вами судиться буду, люди о вас будут плохо думать». Тогда я придумал - это было лет 10 назад, - базу недобросовестных клиентов. И предложил всем компаниям создать такую базу. Этот совместный с несколькими компаниями проект существовал несколько лет. И когда кто-то хотел злоупотребить нашим хорошим именем, я ему говорил: хорошо, но только я тебя заношу в базу недобросовестных клиентов. И знаете, это действовало. Из тех четырех человек, которые ко мне обращались за все время, трое сказали: нет, давай лучше уладим дело по-другому. Потому что фондовый рынок - это тот рынок, из которого выходят очень неохотно.

- Где грань между риском и авантюрой? И чего было больше в 90-е?

- Фондовый рынок - это всегда риск. При всех наших консервативных технологиях. Когда мои коллеги говорят о безрисковых технологиях, не верьте. Риск есть всегда. Бизнес - это вообще риск. Тем более на фондовом рынке. Если же мы говорим о срочном рынке и аукционах, то он еще выше. Поэтому если отвечать на вопрос, когда риск был больше, сейчас или тогда - наверное, тогда. Я бы сказал, тогда было больше неоправданного риска. Можно было купить акции и поставить их на торги через три дня. Многие покупали и продавали, вообще не имея капитала. Акции росли, их покупали, вводили заявку, тут же продавали и сразу получали кучу денег на разнице.

Одно из моих правил - я не пытаюсь возместить те деньги, которые проиграл. Надо постараться заработать новые. Практически бесполезно судиться, чтобы вернуть деньги по закону. Судятся только богатые, а дерутся только сильные. Когда у нас приостановили лицензию, я долго не понимал, в чем дело. Я был одним из тех людей, которые пытались развивать рынок. И вот мы договорились, что будем одной из компаний, которая станет развивать ММВБ. Есть такое понятие, как market making: на бирже делаются минимальные объемы торгов для того, чтобы рынок существовал. Я вот, например, брал на себя обязательство сколько-то покупать, сколько-то продавать. Объемы постоянно росли, я должен был делать заявки. Они во многом были притворные, но я их покупал и продавал. А Федеральной комиссии по ценным бумагам показалось, что мы занимаемся манипулированием. Нашли манипуляторов! Не тех, кто за два дня узнавали, что «Газпром» подорожает и скупали 2 млн. акций, зарабатывая миллионы. А нас, развивавших фондовый рынок.

И вот у нашей компании в 2003 году приостановили лицензию. Причем никто ничего не доказал. Наши инвесторы потом долго не могли вывести деньги. Такова сегодняшняя правоприменительная практика. Нас выручило то, что мы на бирже люди опытные. Я в свое время создал две компании: «Алор-инвест» и «Алор-плюс». «Алор-плюс» для меня как лошадь для Чингисхана, который всегда скакал на двух: одна устанет, пересаживается на другую. Вот моя первая лошадь споткнулась, и я на вторую перепрыгнул, в «Алор-плюс».

Я всегда всем старался оказывать помощь. Поэтому в моей непростой ситуации ко мне пришли представители пяти или шести компаний и предложили помочь. Наши клиенты сказали: вот все ваши деньги, плюс еще миллион, вы операции сможете дальше делать? Мы сможем в любой момент забрать наши деньги? Мы ответили: конечно. В итоге наш оборот не только не уменьшился, но даже увеличился после всей этой истории. Что еще раз доказало правоту моего консерватизма.

Я сейчас очень комфортно чувствую себя в бизнесе. Вот если бы у нас законодательство было еще более прозрачным, а правоприменение более предсказуемым, чувствовал бы себя еще лучше. Правоприменение меня, как и многих бизнесменов, подчас ставит в тупик.

- Насколько сегодня благоприятны условия для вхождения в бизнес по сравнению с тем, что было 15 лет назад?

- Все зависит от рынка. На фондовый рынок сейчас войти очень сложно. В свое время, когда руководителем комиссии по рынку ценных бумаг был Игорь Костиков, он озвучил идею, что надо создавать условия для возникновения новых финансовых компаний. Я его тогда очень сильно поддержал. А он потом через год-два передумал и начал себя вести по-другому. У него появились другие темы - корпоративное управление, ужесточение условий ведения бизнеса, наведение порядка, защита прав инвесторов. Инвестором считалась не инвестиционная компания, а Маша Канарейкина, которая принесла рубль на фондовой рынок и сама не поняла, зачем.

Инвестиционные компании начали ужимать за счет частных инвесторов. Это был не очень хороший период. Сейчас же ситуация достаточно комфортна. Очень вменяемое руководство: есть понимание роли и значения фондового рынка. Я еще в 1994-1995 годах говорил своим ребятам, что они будущее российской экономики. Они думали, что это красивые слова. Но если посмотреть на сегодняшний день, мы видим этих ребят на самом верху. Например, Вьюгина. Фондовый рынок сейчас стал более цивилизованным.

Но чем цивилизованнее, респектабельнее и богаче он становится, тем сложнее в него входить. Потому что у нас отсутствует одна очень важная составляющая. Рынок растет, усиливается специализация, увеличивается профессионализм - но очень слабо меняется сознание людей, которые не понимают, что фондовый рынок нужен в первую очередь им, российским гражданам. Не тем компаниям, которые вышли на рынок и захотели заработать кучу денег, а именно гражданам. Скажем, до 50-60% населения во Франции, Германии и Соединенных Штатах присутствует на фондовом рынке - покупает-продает ценные бумаги. В России, мы считали, порядка 0,5%. При таких соотношениях нельзя говорить о динамичном развитии рынка.

- Видимо, россияне просто не разбираются во всем этом.

- На Западе фондовый рынок развивался постепенно, сотни лет. В Китае - под руководством партии и правительства, и это тоже неплохо, потому что государство каким-то образом регулировало создание бирж. А наше государство только один опыт переняло - создало ММВБ. И биржа на плаву. При всех плюсах-минусах она является крупнейшей биржей, 90% всех сделок совершается там. Государство дало бирже задел, а куда оно еще вошло? Никуда. Поддержало ли оно срочный рынок? Нет. А ведь по всем показателям срочный рынок должен быть больше спотового рынка ценных бумаг. Без него трудно говорить о прозрачности цен на большинство экспортных товаров. В товарные рынки государство пыталось войти? Нет. Поэтому у нас ни срочного, ни товарного развитого рынка нет.

- Как вы оцениваете взаимоотношения государства и бизнеса в 90-х и сейчас?

- В 90-х государству нужен был валютный рубль, и оно создало биржу. Но затем сказало: никакого отношения к фондовому рынку я не имею и не хочу иметь. Это было большой ошибкой. Сейчас власти так уже не считают. Сейчас они понимают - в результате отказа от создания товарного рынка мы пришли к тому, что сегодня существуют непрозрачные трансфертные цены на нефть и другие продукты. Цены на все - на нефть, зерно, металл, - сегодня страхуются на Западе. Государство хотело бы вернуть все сюда, но это уже очень сложно сделать.

- Чем отличаются по личностным качествам люди, которые приходят в бизнес сегодня, от тех, кто шли в 90-е?

- Раньше уставный капитал для инвестиционой компании был 10 тысяч рублей, поэтому создать свою фирму было значительно легче. Сейчас, если ты решил создать компанию, нужно иметь 50 миллионов рублей стартового капитала. Спрашивается, откуда у молодого человека такие деньги? На малый бизнес ты можешь в лучшем случае получить субвенцию в 3-4 тысячи долларов. А получить просто так 50 миллионов - это утопия.

Сейчас же нужно прийти на фондовый рынок, заработать деньги - и только после этого создавать компанию. На сегодняшний день для молодежи это самая перспективная работа, где можно заработать по-настоящему своим умом, интеллектом. Нигде ты не заработаешь и так себя не покажешь, как на фондовом рынке. Прийти в наш бизнес легко - можно просто стать наемными сотрудниками. Вот Евгений Коган так действовал, по-моему. Сначала был наемным сотрудником, потом создал «Антанта-Капитал». Многие менеджеры сейчас зарабатывают такие деньги, что могут создавать свои собственные компании. Бонусы у топ-менеджеров инвестиционных компаний очень приличные.

- Чувствуете ли вы себя частью бизнес-сообщества?

- Конечно. На фондовом рынке, как и 10 лет назад, гораздо больше общего, чем различного. Например, мы сейчас развиваем проект «Сеть Паевых Супермаркетов». Я предложил: давайте сделаем магазин, в котором будет продаваться как можно больше паев. На меня как на сумасшедшего посмотрели, но я уговорил около 30 управляющих компаний участвовать в проекте. Сейчас мы продаем порядка 80 различных паев по всей стране в 18 точках. Уверен, что как только мы сумеем обозначить и консолидировать наши интересы, фондовый рынок начнет развиваться, как следует.

Я верю в перспективы фондового рынка в России, несмотря на молодость и амбициозность. Амбиции - это бич фондового рынка. И молодость. Почему нас обогнали другие отрасли? Потому что там зрелые люди и сложившиеся традиции. У фондового рынка таких традиций не было. Они только сейчас создаются, как создаются авторитеты и репутации. Поэтому я продолжаю говорить: ребята, приходите к нам, это суперперспективно.

- По каким критериям подбираете сотрудников?

- Есть 3 качества, на которые я обращаю внимание в первую очередь. Первое - честность, то есть присутствует репутационная составляющая. Потому что при отсутствии четкого законодательства жулик меня сделает нищим за два дня. Второе качество - ум. На фондовом рынке дорогу осилит лишь умный человек. И третье – желание работать. Если не профессионал, Бог с ним, научим.

В коллективе должен быть хороший микроклимат. При этом я ввел правило - обратно на работу не принимаю. Однако когда одна девочка ушла, а потом со слезами попросилась обратно, я ее взял, потому что сразу пять человек попросили сделать исключение. В 1998 году после кризиса в моей компании осталось всего семь сотрудников, а работало 30. Сейчас нас свыше 300 человек в 18 регионах. Мы сегодня идем в регионы.

Кстати, я провожу мастер-классы, обучаю молодых ребят, как делать бизнес. Хочу выпустить книгу «10 успешных историй на фондовом рынке». Успешная история по моим представлениям - это когда человек был никем и сделал все своими руками, культурой, умом. Почему «Тройка-Диалог» получила с самого начала клиентов-иностранцев? Потому что в 1990 году научила своего секретаря здороваться. А это уже было отличием от других компаний.

- Как на вас повлиял бизнес в плане характера?

- С годами я стал тверже, менее доверчивым и более требовательным. Научился очень хорошо считать деньги, научился строго спрашивать за то, что мне продают.

- Вам удается отдыхать?

- Мой рабочий день начинается без пятнадцати восемь утра. Заканчивается по-разному. Может закончиться в пять-шесть часов. А сегодня, например, буду работать до десяти вечера.

- Хватает времени для семьи?

- Конечно, времени для общения с семьей очень мало. Поэтому каждую свободную секунду я посвящаю своим домашним. У меня двое детей, четверо внуков. Я пытаюсь выстроить династию на финансовом рынке. Если моим детям повезет, они смогут добиться удачи. Сын у меня сейчас работает в компании «Лидер» - это самая крупная управляющая компания в России. Она управляет активами НПФ «Газфонд».

- Считаете ли вы, что смогли бы достичь большего?

- Наверняка. Но бизнес-успех - это вопрос компромисса. Где-то надо чуть-чуть совестью поступиться, где-то семьей, где-то здоровьем, где-то законом. Каждый выбирает свой компромисс, свою судьбу. Что лучше: иметь десять миллиардов или четырех внуков? Каждый счастлив по-своему.

СПРАВКААнатолий Гавриленко окончил Московский Государственный институт иностранных языков им. М. Тореза в 1969 г. по специальности переводчик-референт. В 1984 г. окончил Академию внешней торговли СССР по специальности экономист по международным экономическим отношениям со знанием иностранного языка.С 1976 по 1986 г. работал в Госплане СССР. С 1986 по 1990 г.- в Секретариате Совета Экономической Взаимопомощи. С 1990 по 1993 г. являлся генеральным директором АО 'Алор'. С 1993 по 1997 гг. являлся генеральным директором ЗАО 'Алор-Инвест'. С 1997 по настоящее время - Председатель Совета директоров ЗАО 'Алор-Инвест'. Председатель наблюдательного совета группы компаний «АЛОР»Также является: председателем Комитета по фондовому рынку, производным финансовым инструментам и электронной коммерции Московской торгово-промышленной палаты; членом Биржевого совета некоммерческого партнерства 'Московская фондовая биржа'; членом Биржевого совета ЗАО 'Биржа Санкт-Петербург'; председателем Комитета по производным финансовым инструментам Национальной ассоциации участников фондового рынка; вице - президентом, Председателем Комитета по электронным биржам Российского биржевого союза; членом Президиума Общероссийского Объединения предпринимательских союзов и организаций 'Круглый стола бизнеса России'; членом Совета директоров АКБ 'Росбизнесбанк'; членом Попечительского совета Отделения РОФ 'Правопорядок - Центр' в Центральном Административном Округе г. Москвы; членом Московского Финансового Клуба.

Версия для печати