27.02.2017 | Игорь Бунин

Всё смешалось во французском доме

Во Франции закончилась фаза праймериз. Окончательный состав кандидатов на пост президента сформировался после решения центристского кандидата Франсуа Байру не участвовать в четвертый раз в президентских выборах и заключить союз с Эммануэлем Макроном, а также соглашения между кандидатом соцпартии Бенуа Амоном и кандидатом «экологов» Янником Жадо. Вместе с тем ситуация на президентских выборах во Франции меняется с калейдоскопической скоростью, преподнося сюрприз за сюрпризом.

По опросу, проведенному социологической фирмой IPSOS по анкете CEVIPOF для газеты «Монд», избиратели пребывают в состоянии неопределенности, необычной для этого этапа кампании. В феврале 2012 года 76% опрошенных были уверенны, что они придут голосовать, сейчас только 69%, то есть на 3 миллиона избирателей меньше. Причем 8% не знают, за кого они будут голосовать. И, наконец, половина опрошенных, принявших решение голосовать, заявили, что их выбор не носит окончательного характера и может ещё измениться.

По данным опроса социологической фирмы Kantar Sofres Onepoint на 26 февраля, то есть после заключения центристского союза между Макроном и Байру, в первом туре:

· за Марин Ле Пен (кандидата крайне правого Национального фронта) собирались голосовать 27% избирателей;

· за центриста Эммануэля Макрона - 25%;

· за Франсуа Фийона (бывшего премьер-министра и победителя праймериз правоцентристской коалиции) - 20%;

· за Бенуа Амона (кандидата соцпартии, победившего на праймериз ФСП) - 14%;

· за Жан-Люка Меланшона (кандидата «радикальной левой» и лидера движения «Непокоренная Франция») - 10%.

Причём все кандидаты фактически признали, что мадам Ле Пен точно выйдет во второй тур и, не обращая внимания на Национальный фронт, «мочат» друг друга, тем самым усиливая позиции первой.

«Пенелопагейт» и будущее Франсуа Фийона

Катастрофа для Ф.Фийона наступила после публикации в сатирическом издании Canard Enchainé информации о том, что Пенелопа Фийон, супруга кандидата от РП, восемь лет получала ежемесячно зарплату в 7 тысяч евро как помощник парламентария Франсуа Фийона, не выполняя при этом никакой работы. Согласно публикации журнала, она заработала 900 тысяч евро. Далее последовал еще ряд подобных разоблачений.

Первоначально Фийон заявил, что откажется от участия в выборах, если ему будут предъявлены обвинения. Национальная финансовая прокуратура (НФП), имевшая персональные связи с Елисейским дворцом, начала предварительную проверку обвинений против Пенелопы: были допрошены супруги, ряд свидетелей, проведены обыски в здании парламента. HФП нарушила французскую традицию невмешательства судебной власти в политический процесс. Собранной информации оказалось достаточно, чтобы НФП не прекращала дело. Вопрос о юридической форме обвинения в хищении государственных денежных средств решен в пользу предварительного следствия, а не предъявления обвинения. Теперь Фийона могут вызвать к судебному следователю в качестве свидетеля или обвиняемого, но вряд ли до первого тура президентских выборов.

В результате «Пенелопагейт» Фийон потерял свои доминирующие позиции в Республиканской партии, которые ему обеспечили первичные выборы, и произошла не просто потеря динамики правой коалиции, а началась паника. В рядах РП начался интенсивный поиск нового кандидата, причём, этот процесс происходил в состоянии полного хаоса. Это состояние хаоса во многом было связано с первоначальной растерянностью самого кандидата. Фийон был готов к бою только к 6 февраля, когда он дал большую конференцию. Атаки «пиаровского трибунала» пробудили в нём желание «сразиться с этой шайкой», как он сам выразился, и подтвердил свое стремление идти до конца и не снимать свою кандидатуру.

Фийону удалось, используя принцип партийной дисциплины, подавить «фронду» со стороны «саркозистов» (примерно 20 депутатов и сенаторов), призывавших срочно созвать Национальное бюро Республиканской партии. Во время недавней встречи Фийон получил поддержку Саркози, который дал ему рекомендацию перенести упор в кампании с себя на Республиканскую партию и её лидеров, то есть «играть коллективно». Он предложил включить на высшие посты в избирательный штаб представителей нового поколения и близких Саркози политических лидеров. По словам еженедельника «Экспресс», Фийон «показал такое умение сопротивляться, которое никто из правых политиков в нём не подозревал». Депутаты сплотились вокруг своего кандидата, правда, без всякого энтузиазма.

Независимо от результатов расследования, по имиджу Фийона нанесён сильнейший удар. 45% его избирателей объявляли честность главным мотивом голосования за Фийона. В настоящее время эта тщательно выстроенная конструкция полностью разрушена. Весьма сложно после «пенелопагейт» защищать программу жесткой экономии, сокращения численности государственных служащих и ограничения масштаба государственного патернализма, предложенную Фийоном.

Явно видны последствия «Пенелопагейт» для избирательного рейтинга Фийона. По февральскому опросу ELABE, опубликованному L’Express 8 февраля, Фийон потерял 8 пунктов по сравнению с исследованием, проведенным в январе: он набирал лишь 18% голосов и не выходил во второй тур; его опережал Эмманюэль Макрон (23,5%) и Марин Ле Пен (25,5-26%). По анкете CEVIPOF, подготовленной институтом IPSOS для газеты Monde, Фийон потерял 6,5 пунктов за один месяц (с 25% до 18,5%).

Хотя ситуация для Фийона резко ухудшилась, она отнюдь не безнадёжна. Лидеры Республиканцев всё ещё надеются на победу.

Во-первых, падение рейтинга было приостановлено: он не падает ниже 18-20%. Это ядерный электорат «правой Франции». По ежедневному опросу «IFOP» для «Paris Match», к Фийону стали возвращаться традиционные правые избиратели-пенсионеры, избиратели старших возрастов, «независимые», готовые голосовать за любого кандидата, лишь бы не победил социалист или Макрон, клон социалистической партии. 70% избирателей Республиканской партии хотели бы, чтобы Фийон не снимал свою кандидатуру.

Во-вторых, разоблачения, по-видимому, завершились. Фийон уверяет своих товарищей по партии, что больше «скелетов в шкафу» не существует.

В-третьих, в любом случае, даже если ему будут предъявлено обвинение по «пенелопагейт», он не выйдет из кампании и вряд ли начнется бегство его сторонников: сейчас они готовы бороться до конца во имя спасения своей партии.

В-четвёртых, он изменяет акценты в своей программе: делает больший упор на безопасность во французском обществе в духе Саркози и делает свои предложения в сфере экономики более социальными в духе Жюппе. Например, он предложил снизить возраст уголовной ответственности с 18 до 16 лет, лишить семейных пособий те семьи, в которых ребёнок является рецидивистом, пообещал вооружить муниципальную полицию, модернизировать полицию и жандармерию и так дал

Но в случае выхода Фийона во второй тур его будет ждать не менее серьёзное испытание - Марин Ле Пен и Национальный фронт. Уже сейчас большинство избирателей правоцентристской коалиции считают Марин Ле Пен и «компетентной», и «близкой к заботам обычных французов».

Национальный фронт перед барьером второго тура

В феврале 2017 года Марин Ле Пен, по опросу ELABE, выходила во второй тур с результатом 26-27% (на 3 пункта больше, чем в январе). Электорат Марин Ле Пен является самым консолидированным. Академик Ален Дюамель, автор ряда блестящих книг о французской политике, отмечал: «Электорат Марин Ле Пен высечен в граните, тогда как у её соперников он образовался из известняка, если не из песка».

И, действительно, по февральской анкете CEVIPOF, 74% её избирателей приняли окончательное решение, но только 61% сторонников Фийона (не самый плохой результат с учётом «пенелопагейт»), 53% - за Жан-Люка Меланшона, лидера «радикальной левой», 39% - за социалиста Бенуа Амона, и лишь 33% -за Эмманюэль Макрона. Даже официальные обвинения в использовании денег Европарламента на оплату её охранника и руководительницы её кабинета практически не нанесли никакого ущерба имиджу мадам Ле Пен (в отличие от Фийона). Электорат НФ воспринял эти обвинения просто как заговор против своего кумира.

В то же время мадам Ле Пен, по опросу Kantar Sofres Onepoint на 26 февраля, проигрывает во втором с неплохим результатом. В дуэли с Фийном она получает 45%, а с Макроном набирает 42% против 58%. Ситуация совершенно несопоставима с 2002 годом, когда её отец получил во втором туре всего-навсего 18%.

Она добивается фантастического успеха в народных слоях, в частности, в рабочем классе: в дуэли с Макроном её собираются поддержать 54% рабочих, а с Фийоном - даже 63%. Но самая крупная социальная группа, пенсионеры, настроена к НФ резко отрицательно, и мадам Ле Пен набирает среди них не более 15%. Cдвиг электората в сторону НФ, конечно, мало-помалу идет, однако вряд ли можно сказать, что фронт находится на пороге власти.

Французский политолог Жером Жаффре, исследовавший голосование французов на кантональных и региональных выборах 2015 года, показал, что на них действовал принцип «республиканского фронта». Во втором туре во время дуэли сторонников Марин Ле Пен и правых кандидатов две трети левых избирателей голосовали за правых, 1/5 – воздержалась и только около 10% поддержали Национальный фронт. По мнению Жаффре, «НФ еще очень далек от перспективы победы, если ему придётся столкнуться с правыми кандидатами на президентских и парламентских выборах 2017 года».

Однако если ещё несколько месяцев назад все политологи практически исключали победу Марин Ле Пен во втором туре, то сейчас они стали намного осторожнее, хотя и подчеркивают, что большинство французов заявляют, что они ни в коем случае не будут голосовать за НФ.

Известный политгеограф Эрве Ле Бра уверяет, что после «пенелопагейт» Фийон может проиграть кандидату Национального фронта, правда, в победе Макрона Ле Бра практически уверен. Дюамель говорит, что победа НФ «невероятна, но не исключена». Эту же формулу употребил Бернар Сананэ, президент крупной социологической фирмы Elabe. По его мнению, это произойдёт в том случае, если выбор перестанет быть политическим, как в 2002 году, а превратится в социальный: за или против глобализации, за или против элиты, за или против системы.

Дюамель подчёркивает, что общий климат весьма благоприятен для Марин Ле Пен: рост антисистемных настроений и ресентимента, взрыв национального эгоизма, террористические угрозы, волнения в предместьях. Французские социологи говорят о возможности такого иррационального феномена, как «dégagisme», то есть протест ради протеста, без ясно выраженного стремления завоевать власть. Это понятие впервые появилось во время народного движения в Тунисе в 2011 году, когда восставшие выдвинули лозунг «dégage» («уходи») по отношению к президенту Бен Али. Французский социолог Паскаль Перрино писал о том, что в западных демократиях начинает меняться функция избирательных кампаний: на них всё чаще не выбирают национальных лидеров, а выражают неприятие прежней власти. В этот момент протестное голосование «может привести к крупным пертурбациям политической системы».

Этот протест против системы выражают и Жан-Люк Меланшон и его движение «Непокорённая Франция», и частично Б. Амон, победитель праймериз ФСП, и даже в какой-то мере Э. Макрон, использующие демагогические, популистские приёмы в своей избирательной кампании. Но в наибольшей степени в качестве антисистемной партии французы рассматривают НФ: они её воспринимают как ««партию, которая поляризует политические дебаты и отвергает всех остальных». С точки зрения политических союзов и политических компромиссов это было негативной характеристикой, но в момент разрыва структур и появления «коммунитас», по терминологии антрополога Виктора Тэрнера, этот образ может стать плюсом.

Об угрозе победы Национального фронта больше всего говорят социалисты, которые этот сценарий используют в своей пиаровской деятельности. Они приводят десять аргументов в его пользу.

1) Они указывают на успех Дональда Трампа, который показал, что «антиэлитный кандидат» может взять вверх даже в такой стране древней демократии,как США, что «популизм может победить и в стране с образованным населением и с передовой технологией». Они отмечают схожесть двух лозунгов-«America First» и «Préfèrence national».

2) Социалисты отмечают, что мир ожидал экономического краха Великобритании после «Брексита», но пока ничего трагического не произошло, хотя, скорее всего, экономические неурядицы ещё впереди, ибо процесс выхода Англии из ЕС даже не начинался.

3) Национальный фронт долгое время был изолированным явлением на европейском континенте. Сегодняшняя популистская и националистическая волна подарила Марин Ле Пен ряд идеологически близких и достаточно влиятельных движений: популистское «Движение пяти звёзд» в Италии, антииммигрантскую Партию свободы в Нидерландах, «Альтернативу для Германии», Австрийскую партию свободы.

4) Левые, которые исторически обладали культурной гегемонией во Франции (в соответствии с концепцией Антонио Грамши), её явно теряют. Если раньше консерватизм часто ассоциировался с реакцией, то сейчас с сохранением традиций, преемственности социальной системы, «органического порядка», с отказом от радикальных реформ, проводимых во имя абстрактных идей (например, «эгалитаризма»), уважением власти, установленных институтов и общественных порядков.

Объясняя социально-политические причины консервативной волны, Паскаль Перрино пишет, что она отражает кризис «открытого общества». В экономике он вызван глобализацией экономико-финансовых отношений, в политике - строительством объединённой Европы, в социально-культурной сфере - усилением миграционных потоков и постепенным формированием мультикультурного общества. Правящие круги французского общества и часть среднего класса принимают эти изменения, надеясь в конечном итоге воспользоваться ими. Однако рабочий класс усматривает в них прежде всего распад промышленной системы и ослабление «государства всеобщего благоденствия»; мелкая торговля опасается растущей глобализации; а средние слои боятся угрозы пауперизации из-за слома привычных норм жизни. В силу всех этих процессов часть политиков делает ставку на консервативный подход к решению общественных проблем.

5) Каждый террористический акт усиливает позиции Национального фронта, чья идеология основана на неприятии иммиграции, ислама и идее национальной независимости. Это было видно на региональных выборах 2015 года. К.Эстрози, возглавлявший список правых в регионе Прованс-Альп-Кот д’Азур, признался: «Я потерял по опросам 10 пунктов в пользу Национального фронта за одну неделю после террористической атаки 13 ноября».

6) Мадам Ле Пен может воспользоваться продолжающейся пауперизацией французского общества, в котором официально существует 8 миллионов бедных, обвиняя в этом «UMPS» или «LR-PS», то есть Республиканскую партию и Соцпартию, которые с 1981 года постоянно сменяли друг друга у власти.

7) На мадам Ле Пен работает возросший негативизм по отношению к политическому классу. Президентские выборы проходят в атмосфере разочарования, усталости, депрессии и глубокого пессимизма. По опросу, проведенному в декабре кампанией OpinionWay, 89% опрошенных говорили, что политики «не озабочены тем, что интересует таких людей как мы», 75% утверждали, что они коррумпированы, 40% испытывали к ним недоверие, 28%- отвращение, только 11% доверяют политическим лидерам.

Кроме того, появилась ещё одна категория: те, кто относится «наплевательски» к политике и полностью исключают её из своей жизни. Брюс Теэнтюрье, эксперт в области социологии, утверждает, что этот тип сознания характерен примерно для трети французов, которые относятся к политике с »отвращением» или абсолютно безразличны к ней. И они, возможно, также составляют резервуар голосования для Марин Ле Пен.

8) Социалисты называют ещё одну проблему, которая может сыграть на руку Национальному фронту - неприятие европейского строительства. Но, скорее всего, в этом вопросе подход соцпартии не совсем точный. Действительно, негативизм по отношению к глобализму растет. По данным OpinionWay, доля лиц, выступающих за больший протекционизм, выросла на 13 пунктов с 2009 года и достигла 43%, тогда как доля лиц, поддерживающих более открытую экономику, за этот период снизилась на 9 пунктов: с 33% до 24%. Но к Европейскому союзу отношение гораздо более позитивное - к нему хорошо относятся 42% опрошенных и только 24% «плохо». Все исследования показывают, что ЕС и евро постепенно укоренились во французском обществе.

9) Социалисты говорят и о том, что отсутствие Саркози также укрепляет позиции Марин Ле Пен, ибо ранее он сдерживал продвижение НФ с помощью жесткой позиции в сфере безопасности. В настоящее время Фийон, по совету Саркози, ужесточил свою программу в этой области.

10) Марин Ле Пен обладает ещё одним исключительным плюсом: левый лагерь расколот: за этот электорат (примерно 45% избирателей) борются сразу три кандидата - Макрон, Амон и Меланшон, что исключает выход левых во второй тур.

Раскол в левом лагере

На праймериз социалистов неожиданно победил представитель левого крыла партии, бывший министр образования Бенуа Амон, опередивший считавшегося фаворитом бывшего премьера Манюэля Вальса.

Амон провёл более динамичную кампанию, опираясь на свои связи в молодёжных организациях партии и в студенческих профсоюзах. Левые избиратели предпочли социал-либералу Вальсу, которого воспринимали как «клон» непопулярного Франсуа Олланда, «исламо-гошиста» («исламо-левака») Амона, проповедника «антирасизма» и коммунитаризма, предлагавшего ввести «гуманитарную визу» для беженцев, не принимать никаких законов, бьющих по идентичности мусульман, признать Палестинское государство, и одновременно выступающего фактически за легализацию марихуаны и за весьма радикальные преобразования в экологической сфер. Он настаивал на сокращении рабочей недели до 32 часов и предлагал ввести «доход универсального существования» и довести его до 750 евро в месяц, автоматически распределяемый всем французам с 18 лет (стоимость проекта, по предварительным подсчётам, равняется 300-400 миллиардов евро). Согласно опросу BVA, 59% лиц наёмного труда негативно относятся к этому проекту, а 69% считают, что он финансово не обеспечен.

Праймериз дали Амону новую легитимность среди левых избирателей и, по февральскому исследованию CEFIPOF, рейтинг Амона вырос на 7.5 пунктов и достиг 14,5% за один месяц. Впервые за много месяцев кандидат соцпартии опередил Меланшона, мечтавшего создать на обломках соцпартии аналог греческой СИРИЗЫ. Он занял четвертое место в президентской гонке, причём, часть избирателей Амон перехватил у своего конкурента (примерно 2,5 пункта). Электорат Амона более «рыхлый», чем у Меланшона (только 40% его избирателей уверены, что они проголосуют за него 23 апреля, тогда как за Меланшона - 55%). Зато у него более разнообразный состав избирателей, из разных левых «идеологических семей», тогда как за Меланшона собираются голосовать в основном сторонники «Левого фронта» и крайне левые. Угроза доминирования в левом электорате «радикальной левой», видимо, ликвидирована, все опросы показывают, что Амон опережает Меланшона на 3-4 пункта.

Левое течение, которое обычно было в меньшинстве (Арно Монтенбур получил в 2011г лишь 18% голосов), стало доминирующей силой в соцпартии. Первой задачей Амона стало не допустить раскола в партии, сохранить её единство. Сразу же после победу он протянул руку другим участникам праймериз. Хотя настороженность к Амону среди социал-либералов (Вальса и министров его правительства) сохраняется, массовое бегство к Макрону с помощью партийного аппарата удалось предотвратить (примерно десяток депутатов пришли в движение «В пути!», которое не запрещает двойное членство). Тех депутатов ФСП, которые согласятся поддержать регистрацию Макрона в качестве официального кандидата, обещано исключить из партии.

Свою программу Амон предполагает дополнить идеями других кандидатов, например, предложением бывшего премьер-министра Вальса увеличить численность полиции, и таким образом попытаться консолидировать партию. Однако сторонники президента Франции Франсуа Олланда требуют от Амона большего - признать итоги легислатуры позитивными, которые Монтебур, другой «фрондёр» ФСП, считает «невозможным защищать». Реально Бенуа Амон находится перед неразрешимой дилеммой: спасти единство своей партии, найдя новый идеологический синтез, или выйти за пределы ФСП, войдя в союз с лидером «зелёных» Я. Жадо и Ж-Л Меланшоном.

И в отношениях с другими левыми не всё так просто. Переговоры с «экологами» прошли успешно: Жадо снял свою кандидатуру в пользу Амона и они договорились о совместной программе. Что касается Меланшона, то переговоры с ним зашли в тупик, хотя и не прерваны окончательно. Меланшон выдвинул явно завышенные требования - избирательный штаб Амона пришёл к выводу, что он фактически прекратил переговоры. При этом на Меланшона оказывают давление его союзник - ФКП и отсутствие какого-либо прогресса в кампании (его рейтинг не превышает 11%). Меланшон вновь пообещал вступить в переговоры с Амоном, но комментаторы думают, что это просто «игра в кошки-мышки».

Феномен Макрона

Особый интерес представляет феномен лидера нового движения «В пути!», бывшего министра в правительстве социалистов Эмманюэля Макрона. Его рейтинг относительно устойчив даже в хаотичной ситуации избирательной кампании: он занимал или второе место в президентской гонке, или делил его с Фийоном. После объединения с Байру он вышел на второе место с серьёзным отрывом от Фийона (в 5 пунктов). Электорат Байру (около 5%) почти полностью перешёл на его сторону (по опросу Kantar Sofres Onepoint, к нему присоединились 73% бывших избирателей Байру, а к Фийону - только11%).

Удача на стороне Макрона: Жюппе, самый опасный для него соперник, проигрывает праймериз Фийону. Президент Олланд отказывается от участия в выборах, и Макрону удаётся избавиться от обвинений в предательстве к шефу, который фактически помог чиновнику стать политиком. Праймериз соцпартии избавляет его от Вальса, который является прямым конкурентом в левоцентристском электорате; а «пенелопагейт» резко ослабляет позиции Фийона, фаворита президентской гонки. Наконец, он заключает союз с Байру, который, по его словам, «приведёт к кардинальному повороту в кампании».

Войдя в правительство Вальса по его приглашению и даже настойчивому требованию, Э. Макрон постоянно нападал на «тотемы левой идеологии» (например, на налог на богатство).Вскоре он принял решение о начале политической деятельности и объявил о создании общественно-политического движения «В пути!», которое, по его словам, является «ни левым, ни правым». В ноябре 2016 г. Макрон покинул правительство, отказавшись участвовать в праймериз ФСП, которые он объявил «войной кланов». Эти решения обеспечили ему два преимущества. Во-первых, он снял с себя ответственность за результаты легислатуры Франсуа Олланда, которая оказалась смертоносной для премьер-министра М. Вальса. Во-вторых, избежал идентификации с традиционной партийно-политической системой, которая вызывает стойкий ресентимент во французском обществе (только 12% французов доверяют партиям). Ему удалось превратиться в антисистемного политика. Как и Марин Ле Пен, Э. Макрон обвиняет традиционные партии во всех возможных грехах- в кризисе демократической системы, в превращении их в защитников корпоративных интересов, в коррупции.

Преимуществом Макрона является высокий уровень политехнологичености его предвыборной кампании. На основе качественной и количественной социологии он готовит свою избирательную программу, на своих митингах по специальной схеме расставляет клакеров, что позволяет ему создать атмосферу грандиозного шоу, добивается широкого присутствия и высоких рейтингов на телевидении. Можно даже предположить, что он достигает такого эффекта на телевидении за счёт неформальных договоренностей, ибо на некоторых каналах его митинги показывают столько же времени, сколько митинги всех кандидатов в совокупности.

Макрон, выступающий за преодоление водораздела между левыми и правыми, предложил новую линию политического раскола: «консерваторы против прогрессистов». Но в реальности правы те французские политологи, которые считают, что главное в «макронизме» не идеология, а «динамизм и политическая воля, очень четкая и в тоже время очень пластичная в своей способности соединять несоединимое, смешивать идеи и традиции, имеющие разное происхождение».

Макрон чередует лево- и праволиберальную риторику, заручаясь поддержкой как части социалистов, так и центристов. Президент движения «В пути!» не раскрывает полностью свою программу, не детализирует её и не объясняет её финансовую составляющую. Это позволяет ему гибко реагировать на меняющуюся политическую конъюнктуру и эта пластичность, которую бы в эпоху идеологий назвали бы оппортунизмом, до недавних пор было его плюсом.

К старту избирательной кампании социально-политический портрет электората Макрона более или менее прояснился благодаря исследованиям IFOP. По своим поколенческим характеристикам он достаточно сбалансирован: молодое поколение (до 35 лет) и пенсионеры (старше 65 лет) составляют по 22% его электората. Но этот баланс явно отсутствует в социальном плане: Макрон способен конкурировать с Фийоном в среде управленцев и лиц интеллектуального труда (за него готовы голосовать 26% представителей этой категории, а за кандидата правоцентристской коалиции - 25%) и занимает неплохие позиции в низшем среднем классе (26% заявили, что они его поддержат).

Однако он полностью провалился в народных слоях: лишь 9% рабочих выразили желание голосовать за бывшего министра экономики. В этой среде кожей чувствуют высокомерие кандидата движения «В пути!». Во время посещения шахтеров в районе Па-де-Кале, он небрежно бросил фразу: «Алкоголизм и табакокурение мало-помалу установились в шахтерском бассейне» И в результате встретил жёсткую реакцию со стороны Стива Бриуа, мэра одного из шахтёрских городков, видного деятеля рабочего движения и активиста Национального фронта: «Макрон прибыл в Па-де-Кале, как некоторые приезжают в сафари с одной целью - вернуться с красивыми фотографиями».

Если сравнивать электораты Макрона и Марин Ле Пен по уровню образования, то мы увидим, что французы, не имеющие диплома бакалавра, почти в два раза чаще голосуют за кандидата НФ (соответственно 17% и 31%) и , напротив, лица с высшим образованием почти в два с половиной раза чаще предпочитают Макрона (соответственно 29% и 12%). Социолог Жером Фуркэ отмечал, что в данном случае воспроизводится традиционный водораздел между выигрывающими от глобализации образованными категориями населения и теми группами населения, которые не имеют этого ресурса.

По всем социологическим данным, зависимость голосования от диплома прослеживается и во время «Брексита», и в голосовании за Трампа, и во время выборов президента Австрии. Западная социология с явным преувеличением называет этот политический раскол конфликтом между «отличниками» (Front row kids) и «троечниками» (Back row kids). Как Макрон, так и мадам Ле Пен играют на нем, ибо стремятся заменить традиционный водораздел между левыми и правыми на принципиально новый, который лидер движения «В пути!» называет борьбой «прогрессистов против консерваторов», а идеологи Национального фронта «столкновением между глобалистами и патриотами».

Если социологические условия для бифуркации и новых политических расколов практически созрели, то политически традиционный водораздел на левых и правых отнюдь не исчез и в ситуации мажоритарных выборов в два тура может восстановиться. В этом плане весьма показательно исследование IFOP, правда, проведенное до формирования союза Макрона и Байру. Согласно этому опросу, за Макрона были готовы были голосовать не только 35% избирателей Олланда 2012 года и 30% сторонников Байру на предыдущих президентских выборах, но 17% избирателей Саркози и 14% Меланшона. Кроме того, 28% французов, не имевших отчетливых партийных предпочтений, выбирают Макрона.

И этот гетерогенный электорат остаётся идеологически полностью расколот. Если взять, например, проблему иммиграции, то избиратели Марин Ле Пен и Фийона уверены, что во Франции «слишком много иммигрантов», тогда как левый электорат (Амона и Меланшона) категорически не принимает эту точку зрения. Что касается электората Макрона, то он расколот: одна половина его избирателей принимает эту позицию, другая - нет.

Точно такой раскол существует по поводу отношения к безработным. Две трети левых избирателей (ФСП и «Непокоренной Франции») отвергают идею, что «безработные могли бы найти работу, если бы они этого реально хотели», тогда как правый электорат в этой же пропорции её принимает. Что касается электората Макрона, то он разделён ровно пополам. Наконец, выбор между дирижизмом и экономическим либерализмом в левом электорате делается в пользу «этатизма» (80% уверены, что государство должно больше вмешиваться в рыночные отношения), а среди республиканцев отчетливо смещен в либеральную сторону. И вновь электорат Макрона находится посередине, между левыми и классическими правыми.

Французская пресса писала, что в своих высказываниях Марину приходится всё время выкручиваться, прибегать к акробатическим трюкам, использовать приёмы слалома, двигаясь то вправо, то влево. По поводу закона о «браке для всех», который в левой культуре воспринимается как высшее достижение правительства Олланда, Макрон, с одной стороны, поддержал его, но, с другой, подчеркнул, что этим законом противники однополых браков были унижены, ибо с ними не вступили в диалог. Сразу же Макрона раскритиковали лидеры ассоциаций, защищающих права гомосексуалистов, и бывший министр юстиции Кристина Тобира, которая резко оборвала его: «Как можно вести переговоры с теми, кто называет тебя мартышкой?»

Другой пример: выступая перед предпринимателями в ранге министра, он говорил, что «вряд ли Франция могла бы идти быстрее, работая меньше», но потом дал задний ход, объясняя, что речь шла не о 35 часовой рабочей неделе, а об отношении к труду.

В другом своём выступлении он осудил «пожизненный статус» государственных служащих, но вскоре опроверг собственное заявление, говоря, что речь не идёт о реформе статута государственной службы.

Последний эпизод был связан с заявлением Макрона в Алжире, где он объявил колониализм «преступлением против человечества» и «подлинным варварством», тем самым вызвав резко негативную реакцию Национального фронта и ассоциаций выходцев из Алжира (pieds-noirs). Хотя большинство французов поддержало это заявление (51%), в возрастной группу старше 65 лет с ним согласились только 32%. Макрону пришлось извиниться.

Гетерогенный характер электората Макрона, конечно, мог бы стать преимуществом в преодолении традиционного водораздела между левыми и правыми. Но одновременно он является слабостью во время серьёзных идеологических конфликтов. Тем более, что избирательная база «макронизма» была сформирована в течение нескольких месяцев, она не закреплена и не консолидирована. Вместе с тем эта консолидация после заключения союза с Байру пошла гораздо быстрее: по опросу Kantar Sofres Onepoint, 54% избирателей Макрона уверены, что они проголосуют за него , то есть на 12 пунктов больше, чем в январе.

До недавних пор Макрон сохранял некую «размытость» своей идеологии. Однако в ходе избирательной кампании ему приходится занимать более четкие позиции и это неизбежно приведёт к потере каких-то групп электората. Традиционный раскол на левых и правых постоянно напоминает о себе. Экономической программы Макрона, по словам французских журналистов, выдержанная чётко в центристском духе, «немного левая в одних аспектах, немного правая в других», «равноудаленная от «ультралиберальной» программы Франсуа Фийона и «кейнсианских и мальтузианских» проектов Бенуа Амона и Жан-Люка Меланшона», была жестко раскритикована и левыми, и правыми.

Режим Пятой Республики, который превратил президента Франции в «республиканского монарха», с помощью мажоритарных выборов в два тура фактически «маргинализировал» центризм. Тем не менее центристские кандидаты на президентских выборах всё же обычно получали больше 10% голосов (Жан Леканюэ получил 15,5% в 1965 году, Ален Поэр - 23,3% в 1969, Раймон Барр -16,5% в 1988, Франсуа Байру -18,5% в 2007, но лишь 9,13% в 2012). Выход на первый план Национального фронта и эффект праймериз, который приводит к обновлению политического класса и появлению новых игроков, могут изменить традиционные политические схемы, и дать шанс на возрождение центризма.

Вместо заключения

Избирательная кампания Макрона явно вступала в фазу кризиса: но внезапно пришло спасение («божественный сюрприз», по словам французских журналистов) в виде предложения союза от Байру, который совсем недавно называл своего нового союзника «агентом финансовых групп». Дело не только в избирательном потенциале Байру, но и в том, что этот союз может придать новый динамизм и определенную солидность Макрону, который воспринимался общественным мнением скорее как одинокий политик, нежели как лидер команды. Появились статьи, в которых упоминаются кандидаты на разные посты в будущем правительстве Макрона: министры правительства Ширака (Жан-Луи Борло, Жан-Поль Дельвуа, Доминик де Вильпен) или члены нынешнего кабинета (министр экологии Сеголен Руаяль или министр здравоохранения Маризоль Турен). Бывшие шираковцы, у которых были не самые лучшие отношения с Фийоном и которые видят в центристском кандидате оптимального противника Марин Ле Пен, начинают подумывать о смене своих политических ориентаций. Во французской прессе появились сообщения о том, что к нему может присоединиться Фредерик Сала-Бару, бывший генеральный секретарь Елисейского дворца и зять Ширака.

Конечно, пока Макрону явно не хватает поддержки «нотаблей», чтобы выиграть парламентские выборы, и в случае победы на президентских Францию, возможно, ждёт новый этап «сосуществования», но политический класс Франции всё больше присматривается к новому лидеру центризма.

Схожая ситуация у Марин Ле Пен: лидируя в избирательной гонке, она одновременно вряд ли способна выиграть парламентские выборы из-за отсутствия достаточного количества «нотаблей» и эффекта «республиканского фронта». Даже внутри НФ некоторые её руководители сомневаются в способности Марин Ле Пен руководить Францией. «Вы представляете Марину в Елисейском дворце? Нам не хватит министров! Кто будет её директором кабинета? Послом в Вашингтоне? После роспуска парламента где найти 150 депутатов?».

Всех этих проблем не существует у Франсуа Фийона: у него достаточно «нотаблей», чтобы выиграть парламентские выборы, неисчерпаемые ресурсы для формирования правительства, прагматичная правительственная программа, но испорченный «пенелопагейтом» имидж. Сейчас идёт массовая мобилизация республиканцев, но разрыв в пять пунктов не так просто преодолеть.

Игорь Бунин – президент Центра политических технологий

Версия для печати