08.05.2017 | Игорь Бунин, Татьяна Становая

Победа Макрона и трещина республиканского фронта

7 мая во Франции прошел второй тур президентских выборов. Победа Эммануэля Макрона с результатом 66,1% на 33,9% при весьма низкой явке и рекордном уровне абсентеизма в 25,8% (оценка). Явка во втором туре по сравнению с первым упала, хотя обычно она, наоборот, возрастает (в первом туре она составляла 22,2%).

Выше уровень абсентеизма был лишь в 1969 году, когда во второй тур вышли голлист Жорж Помпиду и центрист Ален Поэр, а кандидат ФКП Жак Дюкло призвал избирателей воздержаться, назвав выборы bonnet blanc ou blanc bonnet (одно и то же). Кроме того, 4,2 миллиона избирателей (около 9%) или испортили бюллетень, или проголосовали «белыми» бюллетенями, не вписав фамилию кандидата (фактически «голосование против всех»). На сей раз рекорд 1969 года был даже побит (6,85%), не говоря о выборах 2012 года, когда «белыми» бюллетенями проголосовали лишь 2,15 миллионов французов.

Победа Эммануэля Макрона прогнозировалась всеми социологическими центрами, и интрига касалась двух вопросов: какова будет явка, а также насколько большим получится отрыв от Марин Ле Пен. Сразу после первого тура социологи с разницей 1-2% прогнозировали получение 60% против 40% Макроном и Ле Пен, однако на протяжении первой недели показатели обоих кандидатов сближались. Макрон потерял один-два пункта, в то время как Марин Ле Пен вела гораздо более активную кампанию. По данным BVA (21 волна), 51% опрошенных признали кампанию Макрона неудовлетворительной, в то время как у Марин Ле Пен таковых было только 39%.

Тенденцию к сближению рейтингов удалось переломить после предвыборных дебатов 3 мая: лидер движения «В путь!» уверенно выиграл в дискуссии, 63% признали его более убедительным. Марин Ле Пен, в свою очередь, напугала избирателей излишней агрессивностью, подчёркивавшей близость к жесткой стилистике «Национального фронта» и отсылающей к прежнему образу Национального фронта и ее отцу Жан-Мари Ле Пену. Она также выглядела гораздо слабее с точки зрения компетентности по вопросам экономики и финансов, а ее новая адаптированная идея о двух валютах (возвращение European Currency Unit (ECU) при введении национальных валют ЕС) показалась попыткой неудачного компромисса с теми, кто опасается дезинтеграционных предложений «Национального фронта».

В итоге сразу после дебатов Макрон поднялся на 3 пункта в опросе Odoxa, а Марин Ле Пен опустилась ниже 40%. Французы, опрошенные еженедельником «Экспресс», говорили, что мадам Ле Пен вела себя грубо и агрессивно, как «во время конфликта в баре», а не во время «президентских дебатов». Она в большей мере оскорбляла своего визави, нежели объясняла свою программу. Избиратели Ле Пен из-за этого предпочли воздержаться, а избиратели других партий, которые подумывали бросить «белый» бюллетень, предпочли поддержать Макрона. Сама идея введения двух валют и отказа от евро, к которым французы привязаны: нанесла самый сильный удар по позициям Мирин Ле Пен. Как говорится в известной французской поговорке, «у француза сердце слева, а карман справа», а Национальный фронт фактически наносил удар сразу в двух направлениях.

Нынешние выборы стали самыми исключительными в Пятой Республике. Во-первых, несмотря на проигрыш, кампания «Национального фронта» стала самой успешной за всю историю существования этой партии. Уже по итогам первого тура Марин Ле Пен набрала 21,4% голосов, что составило 7,6 миллионов избирателей, тем самым побив рекорд самых успешных региональных выборов 2015 года (тогда ей удалось привлечь голоса 6,8 миллионов). НФ опередил и Соцпартию, и Республиканскую партию: это критичное политическое изменение, фиксирующее трансформацию политического статуса «Национального фронта» в крупную политическую силу, в главную оппозиционную партию. 54% опрошенных компанией BVA заявили, что «Национальный фронт» должен восприниматься как партия, такая же как и все остальные (то есть допустимая, нормальная). Во втором туре за Марин Ле Пен проголосовало 10,6 миллионов избирателей.

Отсюда вторая особенность: снижение страха перед «Национальным фронтом», его «де-демонизация» в значительной степени ослабили потенциал формирования «республиканского фронта», при котором две главных политические партии Франции, правые и социалисты, блокировались во втором туре президентских и парламентских или даже региональных выборов, чтобы не допустить победы Национального фронта. Еженедельник «Опиньон» так описывал эту ситуацию: «Призыв голосовать за Макрона не стал таким же мощным, как в 2002 году в пользу Ширака: который получил во втором туре 82% голосов. Лозунг «ни Ле Пен, ни Макрон» нашел своих приверженцев. Потерявшие нить экономисты, расколотые партии, впавшие в бредовое состояние интеллектуалы, оказавшаяся в затруднительном положении церковь, уклонившиеся от выбора профсоюзы. Республиканский фронт против НФ явно дал трещину».

Изменение статуса «Национального фронта» в пользу более респектабельной силы привело к последствиям электоральным и внутриэлитным. С электоральной точки зрения наблюдался резкий спад антилепеновской мобилизации: значительная часть электората, разочарованная в проигрыше кандидатов от двух традиционных партий, выступали за условного кандидата «Ни Макрон, ни Ле Пен». По данным CEVIPOF (14 волна совместно с Ipsos, май 2017 года), 18% из тех, кто планировал проигнорировать второй тур, сочли, что на нем нет кандидата, представляющего его интересы. Еще 12% отказом прийти на участки протестуют против всего политического класса. То есть почти 30% из проголосовавших ногами выступили концептуально против состава второго тура: протест оказался сильнее страха перед Марин Ле Пен, что стало одним из ключевых политических последствий кампании. А BVA накануне второго тура давала еще более впечатляющие цифры: 47% из тех, кто не хотел идти на выборы заявили, что не видят среди выставленных кандидатов подходящего.

В элитах наблюдается схожий процесс дистанцирования от обоих кандидатов при одновременной легитимизации Марин Ле Пен: последняя становится все более «рукопожатной». К лидеру «Национального фронта» после первого тура присоединялись некоторые видные правые политики, образовалась коалиция с Николя Дюпон-Эньяном (получил 4,7%, притянув к себе голоса части разочарованных в Франсуа Фийоне правых), а заметная часть политического класса предпочла отмалчиваться. В то же время решение Николя Дюпон-Эньяна дало скорее негативный результат: по данным BVA (21 волна) через неделю после первого тура на 6% выросло число тех его избирателей, которые предпочли Макрона.

В Республиканской партии сразу после первого тура в политическом комитете прошли трехчасовые очень непростые дебаты на тему, стоит ли поддерживать Макрона: часть руководства выступила за линию «ни Макрон, ни Ле Пен». В итоге было принято коммюнике, в котором не было призыва поддерживать лидера движения «В путь!», но уточнялось, что отказ прийти на участки – недопустим. Таким образом, правым посылался сигнал, допускающий «белое» голосование.

В то же время важно понимать, что полностью побороть свой образ радикальной силы, вселяющей страх своими политическими предложениями и сохраняющей преемственность с «Национальных фронтом» последних десятилетий Марин Ле Пен так и не смогла: по данным BVA, 63% опрошенных (за вычетом тех, кто решил голосовать за Марин Ле Пен) за четыре дня до второго тура считали первостепенным не допустить ее избрания. И 55% от числа всех зарегистрированных избирателей желали бы ее проигрыша. Таким образом, антилепеновская мобилизация сохранялась до самого конца избирательной кампании, а во время дебатов агрессивная риторика Марин Ле Пен напомнила французам ее отца и резко ослабила эффект политики «де-демонизации», проводимой лидером НФ в течение пяти лет.

За две недели между первым и вторым выборами Макрон сумел нарастать свою поддержку среди молодежи, в то время как Марин Ле Пен - среди ее традиционного электората – рабочих. Макрон также фактически выиграл очень ожесточенную битву за электорат лидера движения «Непокоренная Франция» Жан-Люка Меланшона (он получил почти 20% голосов в первом туре): 3 мая 44% его избирателей задекларировали поддержку Макрона против 41% 24 апреля. Сам Меланшон лишь спустя неделю призвал голосовать против Марин Ле Пен, но так и не поддержал Макрона. Избиратель Меланшона, как и избиратель Марин Ле Пен, – антисистемный, это избиратель условной партии «дегажистов», требующих радикального обновления элиты и пересмотра системы распределения благ в пользу бедных. Со своими идеями выхода из ЕС и НАТО, антилиберализма и антиглобилизма, а также радикального популизма, он в новой идеологической системе координат оказался ближе к Марин Ле Пен, чем к умеренным социалистам, изначально представляющих, казалось бы, единую с ним политическую семью.

Третья особенность – это проблема снижения легитимности второго тура. Риски падения явки, общее разочарование общества в политическом классе привели к тому, что оба кандидата пытались мобилизовать электорат исходя из негативной мотивации. Макрон в центр кампании поставил угрозу со стороны «Национального фронта», фактически побуждая голосовать за него «по расчету». Как писал центр BVA, только 26% из тех, кто собирался проголосовать за Макрона накануне второго тура, разделяли его идеи (против 56% у Марин Ле Пен). 32% назвали его меньшим из двух зол, тем самым пытаясь поставить барьер на пути президентства Марин Ле Пен. Последняя, в свою очередь, пугала избирателей угрозой «дикого глобализма», а во время дебатов самой яркой ее фразой стали слова «Францией будет править женщина: либо я, либо Ангела Меркель», намекая тем самым на угрозу потери самостоятельности Франции в случае победы Макрона. Избрание Макрона в такой ситуации – это победа от противного, в отсутствие сформированного ядерного электората и позитивной мотивации.

Cамое сложное для Макрона только начинается. По опросу Kantor Sofres только 41% опрошенных желали Макрону «играть важную политическую роль в будущем», тогда как другие победители президентских выборов имели не менее 50% подобных пожеланий (Ширак в 1995 году - 64%, в 2002 - 52, Cаркози в 2007 году - 63%, и даже Олланд в 2012-м -55%). Иначе говоря: у Макрона нет 100 дней «состояния благодати». Cам Макрон признал: «У меня нет состояния благодати (etat de grace), которым пользовались все президенты с 1958 года». В течение избирательной кампании образ Макрона явно деградировал, несмотря на победу. По данным СЕVIPOF, в мае 47% французов не любят нового президента, на 6 пунктов больше чем в январе. Большинство французов не доверяют новому президенту ни в сфере борьбы с безработицей, ни в области морализации общественно-политической жизни, ни по проблемам пенсионной системы, покупательной способности, иммиграции, борьбы с терроризмом или криминалом.

Сейчас главный вызов для нового президента – июньские парламентские выборы, по итогам которых ему придется формировать свою опору в законодательной ветви власти. Основная ставка делается на повторение в регионах сценария первого тура: кандидаты от движения «В путь!» получают больше шансов на прохождение в парламент (а для этого нужно получить в округе либо абсолютное большинство в первом туре, либо относительное большинство во втором) при условии, если сталкиваются с кандидатом от «Национального фронта». Если еще месяц назад проблема большинства была критичной для Макрона, то сейчас опросы показывают вероятность ее благополучного разрешения: по данным OpinionWay, по итогам голосования в июне лидер движения «В путь!» может получить 249-286 мест из 577.

Правые могут при этом рассчитывать на 200-210 мандатов, а вот «Национальный фронт» упрется в свой так называемый «стеклянный потолок» и сможет получить лишь 15-25 мест. Правда, после поражения Марин Ле Пен обещала «глубокую трансформацию Национального фронта», но вряд ли она скажется на результатах Национального фронта. Социалисты же, оказавшиеся в остром кризисе, могут остаться с 28-43 мандатами. Лидеры ФСП (ее первый секретарь Жан-Кристоф Камбаделис и бывший премьер-министр Манюэль Вальс) призвали войти в новый правящий блок и поддержать Макрона.

Для России избрание Эммануэля Макрона – скорее плохая новость. Кремль успел испортить отношения с кандидатом еще в ходе избирательной кампании. В пророссийских франкоязычных СМИ RT и Sputnik начиная с декабря (после того, как ставка в ноябре была сделана на казавшегося на тот момент фаворита гонки Франсуа Фийона) велась информационная кампания против Макрона. После того, как стало понятно, что Фийон не справляется с потоком обвинений и лишается шансов на победу, Кремль сделал жесты поддержки в адрес Марин Ле Пен: в марте она была принята Владимиром Путиным, а в информационном пространстве ее представляли народным кандидатом, авангардной силой, единственным политиком, отстаивающем национальные интересы и суверенитет Франции. Отношение же к Макрону и до, и после первого тура оставалось крайне негативным: его называли ставленником олигархата, американским агентом, угрозой французским интересам.

Неудивительно, что в утечке в Интернет документов штаба Макрона накануне второго тура сразу же заподозрили Россию. Впрочем, эта утечка никак не повлияла на результат выборов. Причем не только потому, что СМИ не могли ее обсуждать в «день тишины» - 6 мая – но и в связи с тем, что предыдущие компрометирующие материалы в отношении Макрона оказались неубедительными.

Негативное отношение руководства России к Макрону основано, прежде всего, на неприятии самой его политической логики, идущей вразрез со всеми теми тенденции, что Москва в последние два года приветствовала (Brexit, избрание Трампа, рост национал-патриотизма в Европе и усиление популистских евроскептиков). Кроме того, Макрон отстаивает либеральные ценности, что не вписывается в российскую консервативную реальность.

Сам Макрон за время своей кампании заметно ужесточил риторику в отношении России, особенно на фоне ведущейся против него кампании. Его главная внешнеполитическая идея - «открытая, сильная Франция», восстанавливающая свой союз с Германией. При этом он одинаково дистанцируется и от США, и от России с Китаем, говоря о единой Европе как возрождающемся полюсе мирового влияния. Политику России в Сирии Макрон жестко осуждает, также фактически сохраняет преемственность и с линией Франсуа Олланда по Украине. «Господин Путин занимает место за столом многих переговоров, — говорил Макрон 3 мая во время предвыборных дебатов, упомянув конфликты на Украине и в Сирии. — Но я ни в коем случае не подчинюсь диктату господина Путина, в этом мое большое отличие от программы госпожи Ле Пен... Это будет партнер по решению региональных проблем, с которым я буду вести дискуссии, понимая, что мы имеем разные ценности и разные приоритеты».

После выборов Владимир Путин в своем поздравлении Макрону отметил необходимость «преодолеть взаимное недоверие». Однако избрание Макрона президентом Франции может усугубить прохладные отношения между двумя странами. Во-первых, есть проблема негативного старта – априори негативного отношения Москвы к новому лидеру Франции, что может создавать психологические трудности для личных контактов. Во-вторых, Макрон в целом продолжит линию Парижа по Сирии и Украине (причем в Сирии приоритетом для него – как для США – является борьба против запрещенного в России ИГИЛ, а не смещение Асада). В-третьих, Москва, несмотря на исход президентской кампании, предпочла продолжить конфликтный коммуникационный сценарий в отношении Макрона. Это связано с двумя причинами. Первое – это долгосрочная ставка на правые, консервативные, антиглобалистские силы, с которыми Москва пытается укреплять свои контакты и в которых видит будущее Европы. Второе – нынешний геополитический расклад таков, что проблема Франции в российской внешнеполитической повестке воспринимается Кремлем как незначительная, не влияющая на реализацию и продвижение интересов Москвы. А значит и мотивация к нормализации отношений останется слабой, особенно при убежденности, что Макрон – один из самых дискомфортных французских политиков. Это означает, что в отношениях двух стран может наступить период торможения и похолодания, что также подкрепляется и тем фактом, что «российская тема» остается также весьма периферийной и для Макрона.

Игорь Бунин – президент Центра политических технологий

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати