11.05.2017 | Марина Войтенко

Макропрогнозы: больше умеренности

Как ожидается, первая официальная оценка Росстатом динамики ВВП в январе-марте будет опубликована во второй декаде мая. Пока же мнения аналитиков на этот счет обнаруживают разброс предположений и довольно широкий. В МЭР считают, что прирост добрался до 0,4%, в ЦБ РФ определяют его год к году в интервале 0,2-0,4% (с сезонной очисткой даже близко к 1%), отмечая активизацию инвестиций (вложения в основной капитал выросли за квартал на 1,5-2,0%), увеличение экспорта, восстановление материальных запасов оборотных средств и наметившееся, впрочем, неустойчивое, оживление потребительского спроса. При этом, однако, виды на темпы квартал к кварталу стали скромнее: в апреле-июне – 0,3-0,5% с исключенной сезонностью – ровно также, как и в первой четверти текущего года. Рост, таким образом, есть и будет, но его ускорение вызывает вопросы. В свою очередь в Sberbank Investment Research уверены, что первоквартальный темп ВВП в годовом выражении должен быть близок к нулю, поскольку он обычно слабее выпуска в базовых отраслях, а последний в этот же период, по данным федерального статведомства, прибавил лишь 0,2% год к году[1].

Прогнозный оптимизм-2017, похоже, начал давать первые сбои. Экономисты ООН рассчитывают российский темп в 1,1%, что на 0,3 п.п. ниже показателя по апрельской версии Международного валютного фонда. Внешэкономбанк в начале мая подтвердил оценку в базовом сценарии текущего года в 0,8%, В Альфа-банке также сохраняют ожидания прироста на те же 0,8%, обращая внимание на ряд новых факторов, вызывающих озабоченность. Так, быстрый рост импорта, по мнению аналитиков, можно отражать накопление запасов, а не усиление инвестактивности. Бюджетная политика в дополнительных расходах сориентирована не на повышение зарплат в госсекторе (они остаются «замороженными»), а на социальные выплаты, что способно дать лишь слабый эффект для конечного потребительского спроса. Его восстановление сдерживает вялое кредитование физлиц (среднемесячный рост банковской розницы с начала года составил лишь 0,2%). К тому же старые долги население гасит преимущественно не за счет реструктуризаций, а из собственных средств. Все еще сохраняющийся рост ипотеки по сути не отражается на динамике строительства, где происходит ускорение спада[2]. Наконец, отмечает главный экономист Альфа-банка Наталья Орлова, сильным препятствием остается неопределенность в части налогового режима после 2018 года. Прояснения можно ждать лишь не ранее середины следующего года. До этого же среднесрочные инвестиционные мотивации бизнеса будут пребывать в подавленном состоянии.

Предварительные экспертные оценки апреля указывают на некоторое охлаждение общеэкономической конъюнктуры. 2 мая исследовательская компания Markit Economics сообщила, что индекс деловой активности в обрабатывающей промышленности в середине весны упал до 50,8 пункта после 52,4 пункта в марте[3]. PMI сферы услуг снизился с 56,6 до 56,1 пункта, совокупный показатель объемов производства (промвыпуск + услуги) – с 56,3 до 55,3 пункта. На этом фоне, который скрашивается, пожалуй, лишь динамикой инфляции (в годовом выражении она замедлилась до 4,1%, набрав с начала 2017-го лишь 1,3%), обычно умеренно оптимистический консенсус-прогноз «Интерфакса» тоже скорректирован к понижению. Ожидания темпов ВВП-2017 «похудели» c 1,4% до 1,3%, промвыпуска – с 2,3% до 1,9%, торговой розницы – с 1,8% до 1,2% (в апреле, полагают эксперты, она могла потерять 0,8%, то есть, вдвое больше, чем в марте).

Прогноз курса доллара на конец года изменился незначительно: месяц назад – 62,2 рубля, нынче – 61,5 рубля. Другие оценки (и в них сейчас отражаются общие ожидания аналитиков и участников рынков) ставят будущий курс в зависимость от судьбы формата ОПЕК+ по сокращению нефтедобычи. При его пролонгации – стабилизация в диапазоне 57-59 руб/$, при отсутствии таковой – ослабление в границах 60-65 руб/$. Ситуация на мировом нефтерынке, тем временем, остается далекой от определенности.

Качели нефтекотировок в начале мая наглядное тому подтверждение. В течение торговой сессии 5 мая североморская марка Brent опускалась ниже $47 за баррель, а ведь в середине апреля она торговалась и по $56,5. Массовые технические распродажи контрактов были простимулированы новостями о росте добычи в США, Канаде и Ливии и др. Давление на рынок оказала и статистика исполнения соглашения странами ОПЕК – по данным Reuters, мартовский показатель уменьшен до 92% с ранее объявленных 95%, в апреле он оказался еще ниже – 90%.

Кроме того, независимые источники указывают на наращивание экспортных поставок участниками соглашения. Так, аналитики инвестбанка Morgan Stanley в своем последнем обзоре отмечают: по нефти ОПЕК дельта между увеличивающимися объемами погрузки на экспорт и снижением добычи указывает на то, что страны картеля реализуют не только добываемую нефть, но и из своих запасов[4]. В борьбе за долю на рынке компании перешли и к применению гибридных тактик. Так, Саудовская Аравия снижает цену своей нефти уже третий месяц подряд. Только за апрель она потеряла $1,15 за баррель, а в начале мая Saudi Aramco заявила о дальнейшем снижении цен для Азии.

Понятно, что все это привело к усилению сомнений участников рынка в том, что действия ОПЕК+ могут серьезно повлиять на восстановление баланса спроса и предложения. За межпраздничную неделю понижательную динамику показали все сырьевые валюты – от Канады до Австралии, а российский рубль вновь подтвердил свою высокую «нефтезависимость», потеряв с 29 апреля по 5 мая 2,7% к доллару США (по данным Банка России). Не случайно ЦБ РФ буквально за неделю до этого предупреждал, что источником инфляционных рисков (в том числе, для курса рубля) в ближайшее время может стать рынок энергоносителей. Для бюджета РФ падение нефтекотировок тоже не несет позитива. Уже в апреле в качестве дополнительных доходов от продажи «черного золота» госказна получила всего 18,5 млрд рублей вместо ожидавшихся ранее 64,5 млрд.

Между тем, если волатильность нефтецен остается существенным внешним риском, на реализацию которого можно в принципе повлиять, то другие потенциально негативные обстоятельства, которыми перегружено глобальное хозяйство, развиваются по логикам сценариев, практически не зависимым от российского влияния. Еще в середине апреля, представляя новую версию прогноза, согласно которому мировой ВВП в 2017-2018 годах вырастет на 3,5% и 3,6% (после 3,1% в 2016-ом) аналитики МВФ предупредили – вероятность несовпадения результатов с ожиданиями в худшую сторону как минимум не снизилась и, пожалуй, даже выросла. Свежим напоминанием об этом стали новостные потоки, касающиеся состояния крупнейших экономик мира.

В конце апреля Минторг США обнародовал первую оценку ВВП по итогам января-марта. Его рост в 0,7% год к году оказался ниже и консенсус-прогноза (1%), и темпа четвертого квартала-2016 (2,1%). Подвели, прежде всего, потребительские расходы (на них приходится около 70% ВВП), увеличившиеся в годовом выражении лишь на 0,3% (в октябре-декабре прошлого года – на 3,1%).

Динамика других показателей неоднозначна: производительность труда потеряла 0,6%, импорт – 0,7%, экспорт – 0,9%. В то же время, безработица сократилась до 4,5%, слегка уменьшился дефицит торгового баланса, начал подрастать объем заказов на товары длительного пользования (в марте – на 0,9%). Эксперты и участники рынков не верят в дальнейший провал деловой активности, полагая, что во втором квартале она прибавит обороты. Между тем, апрельский индекс ISM менеджеров по закупкам в промышленности упал с 57,2 пункта сразу до 54,8.

Реагируя на ситуацию, комитет по открытым рынкам ФРС США на заседании 2-3 мая оставил базовую ставку на уровне 0,75-1,00%. При этом на фоне констатации замедления экономики в пресс-релизе Федрезерва отмечено, что фундаментальные факторы роста потребления «остаются сильными», укрепились и вложения бизнеса в основной капитал. В итоге «краткосрочные риски для экономического прогноза выглядят примерно сбалансированными», однако, «фактическая траектория изменения процентной ставки будет зависеть от поступающих данных». Причем важны не только показатели инфляции, но и «глобальные экономические и финансовые события».

Рынок, тем не менее, услышал намек на то, что если положение станет улучшаться, то на заседании 12-13 июня ставка может быть повышена на очередные 0.25 п.п. Вероятность события оценивается в настоящее время в 80%. По «классике» это будет означать коррекцию доллара вверх, нефтецен – вниз[5]. При одном «но» – если не случится (как это было в январе) сильного реинвестирования доходов ФРС в ценные бумаги с более длительными сроками обращения. Вместе с тем, комментаторы указывают на растущую зависимость ФРС от экономической политики команды Трампа, детали которой по многим направлениям по-прежнему остаются не проясненными. Ускорение в принципе возможно (насколько именно, можно будет судить по решениям Федрезерва), но оно продолжает находиться под риском «холостого хода» объявленных фискальных стимулов. К тому же достигнутый с Конгрессом непростой бюджетный компромисс (большую часть президентских поправок на текущий фингод законодатели основательно выхолостили) может быть подорван к концу сентября. Дональд Трамп не исключил, что в борьбе за налоговую реформу и другие обещанные новации может потребоваться «good shutdown» (приостановка финансирования правительства), чтобы оказать давление на тех, кому предстоят выборы в верхнюю палату в 2018 году. В октябре-2013, напомним, аналогичная ситуация длилась 16 дней. Следствием стали потеря 120 тыс рабочих мест, недобор 0,25 п.п. квартальным ВВП и новый виток турбулентности на финансовых рынках. На этот раз, уверены наблюдатели, негативный эффект может оказаться заметно сильнее.

В апреле сводный индекс деловой активности 19 стран Еврозоны поднялся к 56,8 пункта (в марте – 56,4) до шестилетнего максимума. Глава ЕЦБ Марио Драги заявил, что «риски смещаются к более сбалансированной конфигурации». Инфляция, правда, еще не вернулась к норме, поэтому рано обсуждать сворачивание программы денежно-кредитных стимулов. Иными словами, рост есть, но не слишком устойчивый. Понижательные риски слабеют, на нарастает беспокойство по поводу будущего у евроинтеграционного проекта, пораженного иммунодефицитом структурных реформ. До завершения электоральных циклов во Франции и Германии надеяться на какое-либо их продвижение не приходится (к тому же аналитики предсказывают, что у Эммануэля Макрона по итогам июньских выборов в Национальное собрание могут возникнуть сложности с формированием эффективного правительства, способного к новым евроинициативам). К тому же переговоры по Brexit (после досрочных английских выборов) обещают быть сложными и начаться с жесткого клинча по поводу цены обязательств, которые Великобритания должна погасить перед Евросоюзом (СМИ называют уже €100 млрд). Финаналитики ожидают повышенной волатильности европейских рынков во втором полугодии и возобновление движения единой валюты к паритету с долларом.

Официальная макроцель Китая в текущем году – рост ВВП примерно на уровне 6,5% (в 2016-ом – 6,7%) при дефиците бюджета в 3% и увеличении денежного агрегата М2 на 12%. По словам премьера Госсовета Ли Кэцяня, такие ориентиры должны «обеспечивать функционирование экономики в рациональных пределах». В год 19 съезда КПК, скорее всего, так и будет. Вопрос только в том, какими окажутся интерпретации «рациональности». В апреле PMI в обработке снизился с 51,2 до 50,3 пункта[6]. Официальный показатель промышленной активности опустился с мартовских 51,8 до 51,2 пункта, в секторе услуг аналогичный индекс составил 54 пункта, потеряв 1,1 пункта.

Вывод исследовательских компаний, рассчитывающих PMI, красноречив: «Инвесторы должны с осторожностью относиться к понижательным рискам в экономике». При этом следует иметь в виду, что денежные власти ужесточают условия кредитования, чтобы снять перегрев в секторе недвижимости и поставить под контроль другие финансовые риски. Между тем, они вновь проявились на фондовом рынке – провал котировок сырьевых контрактов и новые нормы регулирования отправили индексы бирж Шанхая и Шеньчженя к трехмесячному минимуму. Риски Поднебесной, таким образом, по-прежнему значимы для глобального хозяйства в целом.

Внешние не вполне комфортные обстоятельства в ведущих экономиках мира, безусловно, формируют фон, на котором внутренние неопределенности российского хозяйства выглядят четче и объемнее. Оба массива факторов в ближайшие месяцы вряд ли поспособствуют улучшению макропрогнозов. Долгосрочные проектировки в базовых вариантах тоже выглядят пока достаточно скромно. Планка-2020 в среднем чуть выше 2%. В то же время, согласно программе Центра стратегических разработок, ориентированный на повышение вложений в человеческий капитал и технологии будущего, ВВП-2018 может вырасти на 2,7%, выйдя далее на горизонте 2024 года на темпы в 3,5-4,0% и «потяжелев» к этому сроку на 29-30%. Реальные располагаемые доходы населения могут увеличиться на 25%, производительность труда – на 30%, несырьевой экспорт – почти вдвое. Предпосылка тому – смягчение бюджетного правила (до цены отсечения в $45 за баррель) и увеличение целевого дефицита госказны до 1,5% ВВП. Минфин и МЭР – против. Требуется политический выбор, в отсутствие которого неприбавление ясности в экономической политике на перспективу будет продолжать подпитывать умеренность макроожиданий.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] На долю шести базовых отраслей приходится примерно две трети российского ВВП. В январе-марте 2017 года их динамика оставалась разнонаправленной: грузоперевозки выросли на 5,4%, агросектор – на 0,7%, оптовая торговля – на 3,3%. Вместе с тем, промпроизводство фактически не изменилось, увеличившись на символические 0,1%, а оборот торговой розницы и объем строительных работ продолжили снижение – на 1,8% и 4,3% соответственно.

^[2] По оценкам, в 2016 году, например, в Москве из 4 млн м² новой жилой недвижимости был продан только 1 млн м².

^[3] В сообщении компании отмечается, что «рост как объемов производства, так и новых заказов был минимальным за восемь месяцев», «новые экспортные заказы сократились сорок четвертый месяц подряд», а занятость сокращалась второй месяц подряд максимальными с марта 2016 года темпами. При этом деловые ожидания относительно роста объемов производства в ближайшие 12 месяцев упали до самого низкого уровня с января 2016 года.

^[4] По данным Международного энергетического агентства, в январе-апреле добыча в ОПЕК уменьшилась на 1,4 млн баррелей в сутки, тогда как, согласно расчетам Совместной инициативы по нефтяной статистике (JODI), экспортные поставки картеля за этот же период сократились только на 0,9 млн баррелей в сутки.

^[5] Не исключено, что деньги инвесторов начнут разворачиваться на американские площадки. Это коснется и рынка российских ОФЗ, доля нерезидентов на котором на 1 апреля достигла 30,1% (1 января – 26,9%).

^[6] По опросам, в апреле только 13% компаний сообщили о более высоком уровне новых заказов.

Версия для печати