23.05.2017 | Марина Войтенко

Позитивные изменения с ограниченным потенциалом

Открывая заседание Правительства РФ 18 мая, премьер Дмитрий Медведев подчеркнул – общеэкономическая ситуация в первые месяцы года выглядит лучше прогнозов, сдвиги к улучшению сохраняются, и можно рассчитывать, что по итогам 2017 года они станут заметнее. На корректировку большинства экспертных прогнозов достигнутый результат, впрочем, пока никак не повлиял. При этом можно заметить некую «общность восприятия»: экономика стабилизировалась, однако потенциал ее ускорения выглядит, как и прежде, ограниченным из-за слабого спроса, структурных сдержек и дефицита фискальных и денежно-кредитных стимулов.

Глава кабинета министров ожидает, что рост ВВП составит от 1% до 2%[1], постепенно будет восстанавливаться внутренний спрос, динамика инвестиций впервые за несколько лет должна выйти в положительную область. По предварительной оценке Росстата, повышение ВВП в первом квартале ускорилось до 0,5% после 0,3% в октябре-декабре 2016-го[2].

По оценке ЦБ РФ, ВВП в январе-марте квартал к кварталу прибавил, скорее всего, 0,3-0,4%, после сезонно-календарной очистки – около 1%. По расчетам Центра развития НИУ ВШЭ, тоже выходит 0,9%. При этом аналитики задаются вопросом: в какой мере далее удастся повторить комфортное первоквартальное сочетание растущих нефтецен, масштабных пенсионных выплат, разового подскока потребления населения[3] и расширения экспорта. Ответ – войти вновь «в ту же реку» маловероятно. Снижение же Сводного опережающего индекса в апреле до 3,0% после 3,6% в марте (тогда он существенно скорректировался после резкого январско-февральского спурта) привело к ожидаемому выводу: «На данный момент переход от спада к слабоположительной динамике представляется практически бесспорным, однако перспектива ускорения роста пока не просматривается».

Последний опрос профессиональных прогнозистов (из 25 ведущих российских и зарубежных инвестбанков и исследовательских центров), проведенный Центром развития, показал стабильность «низких предположений» – реальный ВВП на горизонте 2017-2023 годов будет увеличиваться с 1,1% (в текущем году) до 2,0% к концу периода (оценки для 2022-го и 2023 года повышены на 0,1 п.п.)[4]. Перспектива, как видим, не слишком вдохновляющая, но вполне правдоподобная с учетом качества макротрендов, наблюдаемых в настоящее время.

По версии Росстата, промвыпуск в апреле (год к году) вырос на 2,3% после 0,8% в марте, -2,7% в феврале и 2,3% в январе[5]. Общее увеличение за четыре месяца с начала года достигло 0,7%. Между тем, промышленная конъюнктура остается «расколотой»: растут добыча полезных ископаемых (в годовом выражении на 1,9% в январе-апреле, на 4,2% – в середине весны) и сектор ЖКХ (обеспечение электроэнергией, газом и паром – на 2,4%и 5,5% соответственно), стагнирует обработка (-0,4% и +0,6%). Отметим, что по отношению к марту все отмеченные секторы сдали позиции (-1,9%, -1,3% и -12,7%). Здесь есть эффект сезонности (особенно для ЖКХ), но не только.

Как констатируют эксперты Центра конъюнктурных исследований (ЦКИ) НИУ ВШЭ, заметное отставание обрабатывающих производств обусловлено слабой инвестиционной и инновационной активностью, продолжающимся 2,5 года спадом реальных располагаемых доходов населения, высоким износом основных фондов и относительно низкой производительностью труда при практическом отсутствии дополнительных мощностей и резерва рабочей силы. По мнению руководителя ЦКИ Георгия Остапковича, наблюдаемая «позитивная стагнация» в секторе, когда не видно ни причин для весомого нового спада выпуска, ни признаков его устойчивого роста, может оказаться наиболее реалистичным сценарием на ближайшие 2-3 года (темпы вряд ли будут превышать 2% в год). Это означает также, что фактические результаты-2017 в промышленности, скорее всего, окажутся ниже текущих прогнозов. Понятно, что в таких условиях динамика ВВП будет по-прежнему сильно зависеть от накопления товарно-материальных запасов – фактора, по опыту, не слишком надежного в силу высокой волатильности.

Своего рода зеркалом состояния нефинансовых секторов, как известно, является ситуация в банковском бизнесе. Здесь картина тоже неоднозначная. По итогам января-апреля активы потеряли 1% (без учета валютной переоценки выросли на 0,8%[6]), кредиты экономике в целом снизились на 0,9% (+0,5%), в том числе корпоративному сектору на 1,8% (+0,1%). В то же время, выросла на 1,6% (+1,7%) выросла банковская розница. На этом фоне в сравнении с соответствующим периодом 2016 года в разы увеличилась прибыль, достигшая 553 млрд рублей (год назад – 167 млрд). Аналитики полагают, что главную роль в этом сыграл роспуск резервов, благодаря повышению качества кредитных портфелей. Однако заметен и вклад апрельского оживления – совокупный объем кредитов компаниям и населению прибавил 1,2% (+1,0%) вследствие некоторого снижения процентных ставок.

Интенсивность этого тренда, впрочем, будет обусловлена действиями Центробанка. Финансовые аналитики прогнозируют сокращение уровня ключевой ставки ЦБ РФ на 1,25 п.п. до конца 2017 года и еще на 1,2 п.п. по итогам-2018. Основание тому – достижение 4%-ой инфляционной цели, ожидаемое в ближайшие недели. При этом в МЭР полагают, что годовой рост цен может составить 3,8%, если Банк России станет быстрее снижать ставку, что приведет и к ослаблению рубля. В противном случае при текущем валютном курсе инфляция может замедлиться до 2,9%.

У самих центральных банкиров взгляд в будущее несколько иной. Новая главная задача – среднесрочно стабилизировать рост цен и ожиданий в их отношении на уровне таргета с учетом всех рисков. Ускорение годовой инфляции в целом не ожидается, но в сегменте продовольственных товаров оно вполне вероятно. К тому же следует учитывать возможные ценовые эффекты от снижения ключевой ставки, которые, как правило, начинают реализовываться с лагом от шести месяцев и более. Поэтому-то в Банке России постоянно подчеркивают необходимость сохранения умеренно жестких денежно-кредитных условий.

Повышенной осторожности требует и валютная политика. Аналитики ДИП ЦБ РФ отмечают, что искусственное занижение курса нацвалюты создает временные конкурентные преимущества, но за счет снижения благосостояния населения. Слабый рубль, «поддерживая трудоемкие торгуемые отрасли, дотирует тем самым отрасли с низкой производительностью труда за счет остальной экономики»[7]. Это консервирует ее структуру, лишая предприятия стимулов к повышению эффективности.

По факту, снижение ключевой ставки на 50 п.п. не оказало существенного влияния на курс рубля. В то же время, он по-прежнему остается под рисками ухудшения платежного баланса и волатильности мировых товарных (например, нефтяного) и финансовых рынков. Понятно, что это – отнюдь не повод для «экспериментов» по резкому смягчению монетарной политики. В этих условиях возможности дополнительных стимулов экономической активности преимущественно концентрируются в фискальной сфере. Однако и здесь имеются свои ограничения.

Согласно одобренным правительством 18 мая поправкам к закону «О федеральном бюджете на 2017 год и на плановый период 2018 и 2019 годов», благодаря подорожавшей нефти[8] и увеличению налоговых поступлений[9], госказна в текущем году получит на 1,144 трлн рублей больше запланированных. В основе расчетов теперь среднегодовой Urals не по $40 за баррель, а по $45,6. Минфин ожидает, что нефтегазовые доходы вырастут на 0,5% ВВП, ненефтегазовые – на 0,1%, то есть, главным стимулятором российской экономики по-прежнему остаются цены на «черное золото».

Плановый дефицит федерального бюджета будет снижен с предусмотренных действующей редакцией закона 3,2% до 2,1% ВВП (до 1 трлн 923,8 млрд рублей с 2 трлн 753,2 млрд рублей). Однако на его сокращение будут направлены не все допдоходы. Расходам тоже назначено увеличиваться – на 315 млрд рублей. Из них 51,7 млрд будут направлены на «Национальную экономику»[10]; на «Социальную политику» – 12,2 млрд рублей, из которых большая часть – 11,3 млрд – на пенсии служащим в силовых ведомствах; еще на 19 млрд будут увеличено финансирование образования, здравоохранения, культуры. Вместе с тем, расходы по статье «Национальная безопасность и правоохранительная деятельность» вырастут на 25 млрд рублей. Сверх запланированных 7 млрд рублей выделяется сразу 40 млрд по статье «Иные непрограммные мероприятия» раздела «Международные отношения». Наибольшую прибавку получают закрытые (секретные) части бюджетной росписи – 129 млрд рублей.

Минфин предлагает направить на покрытие бюджетного дефицита 1,061 трлн рублей из Резервного фонда (на 1 мая в нем было 931, 3 млрд) и 663,5 млрд из Фонда национального благосостояния (на 1 мая – 4,192 трлн рублей). Однако есть и оговорка. Как следует из законопроекта, исчерпание Резервного фонда должно быть восполнено – 623 млрд рублей нефтегазовых доходов-2017 будут направлены в него в следующем году.

Заметим, это, как его охарактеризовали эксперты, «компромиссное решение» – лишь первый вариант поправок, в ходе бюджетного процесса возможны и другие изменения. Не исключено, что бюджетные планы придется вновь корректировать в зависимости от последствий вероятного продления соглашения о сокращении добычи нефти в формате ОПЕК+.

Эксперты отмечают – оно необходимо, чтобы удержать цены от нового падения. Так, согласно расчетам Vygon Consulting, продление соглашения в формате ОПЕК+ до конца 2017-го или даже частично на 2018 год, решение о котором будет приниматься на встрече в Вене 25 мая, может принести бюджету РФ еще около 770 млрд рублей дополнительных доходов, в том числе 450 млрд рублей в текущем году и 320 млрд рублей в следующем. Однако кардинального изменения текущей ситуации участники рынка не ожидают, рассчитывая лишь на сохранение статус-кво. Вопрос о том, будет ли рынок сбалансирован при ценах на нефть выше $55 за баррель, остается открытым.

В майском отчете Международного энергетического агентства подчеркивается: продления срока соглашения, заключенного в конце прошлого года ведущими странами-производителями нефти, может оказаться недостаточно для возвращения мировых запасов «черного золота», произведенных до начала действия ОПЕК+, к средним пятилетним уровням. Многое будет зависеть от динамики американских «сланцев», наращивания добычи в Ливии, Нигерии, Канаде и Бразилии, а также от «внутренней дисциплины» участников соглашения. Не случайно МЭА повысило прогноз по производству нефти в текущем году: в США – на 790 тыс баррелей в сутки по сравнению с концом 2016-го; в странах, не входящих в ОПЕК, – до 600 тыс бар/сутки против 490 тыс месяцем ранее.

Для российского бюджета существенны и риски обмеления других доходных поступлений. Уже уменьшен прогноз их получения от приватизации на 96 млрд рублей (правительство отказалось приватизировать 10,9% акций банка ВТБ, пока с него не будут сняты санкции стран Запада). Значим потенциал выпадения запланированных доходов (483 млрд рублей) в ходе дивидендных выплат госкорпораций. Пока вместо «разрекламированных» правительством 50% от полученных доходов 18 мая совет директоров «Газпрома» рекомендовал собранию акционеров утвердить предложение о выплате дивидендов по итогам 2016 года в размере 20% прибыли по МСФО. АО «Роснефтегаз» (аккумулирует дивиденды на пакеты акций «Роснефти», «Газпрома» и «Интер РАО» и является держателем крупных депозитов в российских банках) в 2016 году получил чистый убыток (90,443 млрд рублей) по РСБУ, тогда как Минфин ожидал поступлений в казну 156 млрд рублей. Министерство финансов рассчитывает на выплату дивидендов «Роснефтегазом» из нераспределенной прибыли прошлых лет. В госхолдинге же полагают, что с федеральным бюджетом уже рассчитались (позиция обнародована компанией 16 мая), перечислив туда всю сумму выручки от продажи 19,5% акций ПАО «НК «Роснефть». Так что, судя по всему, дивидендная «история» оказывается для госказны совсем непростой.

В то же время, ясно, что уровень деловой активности в целом будет существенным образом зависеть от стимулирующих возможностей экономической политики. Уже распознанные ограничения на этом поприще подталкивают к более глубокому и тщательному анализу эффективности применяемых регулятивных мер.

Авторы опубликованного в начале минувшей недели доклада Аналитического центра при Правительстве РФ констатируют: инициативы госчиновников вызывают недовольство у все большей части предпринимательского класса. В 2016 году об этом прямо высказывались 33% участников соответствующего опроса, в 2017-ом – уже 40%. Поводы разнообразны – от завышенных и неоправданных надежд на господдержку в период спада и ужесточения налогового администрирования до спорных законодательных решений, включая, например, «пакет Яровой» и рост неналоговых платежей. Но есть и более фундаментальная причина – падение уровня конкуренции на российском рынке, продолжающееся третий год подряд. Если в 2015 году 53% предпринимателей оценивали ее в своей отрасли как высокую или очень высокую, то в 2016-ом их доля сократилась до 51%, в 2017 году – до 48%. За этот же период с 21% до 25% выросла выборка тех, кто считает конкуренцию незначительной или не ощущает ее вовсе. При этом с 45% до 52% увеличилось число испытывающих давление отраслевых монополистов.

Господдержка экономики в нынешних форматах, таким образом, вполне «комфортно» уживается с деградацией ее главной движущей силы[11], в том числе, вследствие прогрессирующего утяжеления административно-надзорного бремени для бизнеса. Возможно, некоторое облегчение наступит после внедрения в практику госуправления принципа one in – two out, согласно которому при введении каждого нового требования к предпринимателям нужно отменять два старых. Министр РФ Михаил Абызов полагает, что такое решение может быть принято уже осенью. Пока же остро необходимая экономике расчистка/перезагрузка регулятивно-институциональной среды (прежде всего, в ее настройке на структурную повестку) продолжает топтаться на месте. И это заметно ограничивает потенциал позитивных перемен в восстановительных процессах российского хозяйства.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] 2%-го таргета ждут, к примеру, в Citibank. Правда, при средней цене Brent в $60 за баррель. При схожем допущении ($60 за баррель к концу года) в майском докладе «Экономическая ситуация в мире и ее перспективы» эксперты Департамента по экономическим и социальным вопросам ООН повысили прогноз темпов-2017 для России с 1% (январская оценка) до 1,5%. Ожидания-2018 – те же 1,5% – пока оставлены без изменений.

^[2] Есть расчеты и обратного характера. Так, эксперты Capital Economics говорят о замедлении темпов квартал к кварталу с 0,4% в октябре-декабре 2016-го до 0,2% в январе-марте текущего года.

^[3] О неустойчивости ситуации и рисках ее неулучшения см. подробнее статью «Потребительский спрос – дежа вю «оживления» в мониторинге ЦПТ, выпуск № 18 (738) 10 мая – 14 мая 2017 года.

^[4] Сергей Смирнов из Центра развития НИУ ВШЭ в связи с этим замечает: «При сравнении консенсус-прогнозов с оценками министерства экономики бросается в глаза, что официальные прогнозы предполагают существенно более дешевую нефть (почти в 1,5 раза) и, соответственно, заметно более слабый рубль. На этом фоне низкие оценки МЭР по росту потребительских цен и высокие оценки по росту ВВП втекущем году выглядят недостаточно обоснованными и больше напоминают благопожелания».

^[5] Очищенные от сезонности темпы месяц к месяцу продолжают демонстрировать «зубчатую» траекторию: январь – +0,7%, февраль – минус 0,5%, март – +1,3%, апрель – +0,8%.

^[6] Далее в скобках приведены оценки динамики без учета изменений валютного курса.

^[7] См. подробнее опубликованную 15 мая на сайте ЦБ РФ аналитическую записку Департамента исследований и прогнозирования «Валютный курс и конкурентоспособность экономики».

^[8] Изначально бюджет-2017 была заложена цена Urals в $40 за баррель. Однако за первые четыре месяца года среднее ее значение оказалось на 30% больше – $51,8.

^[9] По данным Федеральной налоговой службы, налоговые поступления в федеральный бюджет РФ за январь-апрель 2017 года выросли на 39% – до 3,1 трлн рублей, в консолидированный бюджет – на 20%, до 5,7 трлн рублей. Без учета НДПИ треть всего прироста поступлений обеспечена за счет улучшение качества налогового администрирования.

^[10] Согласно проекту закона, 15 млрд рублей направляется на строительство и ремонт дорог и реконструкцию аэропортов, 25 млрд рублей – на докапитализацию Россельхозбанка, 24 млрд рублей – на стимулирование промышленности.

^[11] Наихудшие же результаты обнаруживаются в стимулировании малого и среднего бизнеса. По данным Счетной палаты, финансовая помощь в рамках госпрограммы «Экономическое развитие и инновационная экономика» (охватывает 85 регионов) в 2015 году оказана 4% от общей численности субъектов МСП, в 2016-ом – лишь 1%. При этом конечный эффект тоже вызывает сомнения.

Версия для печати