24.07.2017 | Марина Войтенко

Итоги полугодия: напоминание о структурных сдержках

Данные Росстата по основным экономическим и социальным показателям за январь-июнь 2017 года свидетельствуют об уверенном превышении их значений за аналогичный прошлогодний период. Несколько отстали лишь торговая розница и реальные располагаемые доходы населения (на 0,5% и 1,4% год к году соответственно)[1]. В июне восстановление деловой активности продолжилось, хотя и не столь быстро, как в мае.

Тем не менее, эксперты полагают (официальная оценка, возможно, последует к концу июля), что ВВП во втором квартале вырос более чем на 2% (в первом – на 0,5%). У такого ускорения, однако, есть и оборотная сторона. Многие наблюдаемые тренды не выглядят сильно устойчивыми. Структурные ограничения, удерживающие темп годового роста в «двухпроцентном гетто», проявляются все более жестко. Готовность же госуправленческой машины к их последовательному преодолению остается неубедительно неопределенной.

Яркая краска официальной статистики первого летнего месяца – расширение оборота розничной торговли: в июне год к году – на 1,2%, месяц к месяцу – на 1,1%. Подтягиваются и платные услуги населению. В январе-июне их общий объем не упал в сравнении с первым полугодием–2016. Поддержку оживлению потребительского спроса оказали реальные зарплаты и доходы. Первые в июне и в годовом, и в помесячном выражении выросли на 2,9%, вторые – вышли в ноль и прибавили 10,3% соответственно.

Вместе с тем, динамика реальных зарплат притормаживает – апрельский рост насчитывал 3,9% (очевидно, сказался отскок цен в первый месяц лета до 4,4% год к году). Тем не менее, во втором полугодии, как ожидается, повышательная траектория сохранится и темп чуть выше 2% удастся удержать. Сложнее с реальными доходами. Эксперты оценивают их вероятный прирост в июле-декабре около 1%. При этом позитивный результат–2017 остается под вопросом и будет зависеть от индексации заработных плат и пенсий. На замедлении будет сказываться и банковская розница (Росстат считает новые кредиты как отрицательный доход – погашение отвлекает средства домохозяйств), способная усилить финансовые риски населения[2].

Динамика промпроизводства также вызывает смешанные ощущения. Июньский рост год к году на 3,5% довольно значителен, хотя и замедлился против 5,6% в мае. Основной вклад в 3,8%-й темп второго квартала к аналогичному периоду-2016 внесли 4,8% увеличения добычи. Значимы и 3,2% квартального прироста обработки, в чем, полагают аналитики, немалую роль сыграл гособоронзаказ (в июне оборонные расходы поднялись в годовом выражении на 6,5% при сокращении трат из бюджета в целом на 2,8%).

Между тем, средний помесячный промышленный темп января-июня составил лишь 0,9%. К тому же, по оценке Росстата, с исключением сезонного и календарного факторов июньский промвыпуск снизился к маю на 0,5% после увеличения на 1,6% в последний месяц весны. В Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования полагают, что спад был поменьше (-0,2%). Но сезонно очищенные темпы полугодия по сути указывают на стагнацию. Рост показали лишь добычные отрасли – 0,3% в первом квартале, 0,8% – во втором. Выпуск же в обработке сокращался (-0,1% и -0,3%), прежде всего, за счет инвестиционных товаров (-0,9% и -2,0%).

Во втором полугодии эксперты не ожидают ни нового общепромышленного спада, ни мощного спурта. Однако временное ускорение второго квартала вряд ли повторится. Рост во втором полугодии прогнозируется в 2%. Этот же темп возможен и по итогам-2017, – отмечают аналитики Sberbank Investment Research. На реалистичность продолжения тенденции указывают первые июльские замеры промышленного оптимизма, полученные в опросах ИЭП им. Е.Т.Гайдара: индекс настроений потерял 7 пунктов, индекс прогнозов выпуска – 11 пунктов. Тревожный звонок – нарастание умеренности в инвестпланах. Респондентов, готовых вкладываться в развитие собственного производства, стало на 9 п.п. меньше. Промышленность, таким образом, не удержалась на пятилетнем максимуме мотиваций к капвложениям, сохранявшемся в течение четырех месяцев. Реверс в восстановлении инвестактивности подтверждается и расчетами ЦМАКП – в июне возрастал лишь импорт машин и оборудования, их производство для внутреннего рынка и предложение стройматериалов сокращались.

Солидный потенциал увеличения вложений в основной капитал (коэффициент износа оборудования, по расчетам ЦКИ НИУ ВШЭ, в целом чуть превышает 50%, а в добыче достиг 56%) остается незадействованным. Основная причина – давление на бизнес бремени неопределенности в «правилах игры», которые, по идее, должны были обеспечить переход российского хозяйства к новой модели развития. Заложником ситуации оказывается и банковский сектор. За полугодие его активы увеличились на 2,2%, кредиты нефинансовым организациям (то есть, корпоративному сектору) – на 1,0%, физлицам – на 3,8%, вклады населения – на 4,3%[3]. С формальной точки зрения – очевидный прогресс, тем более что получена прибыль в 770 млрд рублей, что более чем вдвое выше финрезультата за первые шесть месяцев 2016 года (360 млрд рублей). Вместе с тем, июньский корпоративный портфель вырос лишь на символические 0,04%, а в структуре прибыли, по мнению экспертов, доминируют роспуск резервов, различные комиссионные поступления и доходы от реструктуризаций ранее выданных кредитов и финансирования сделок слияния и поглощения. Не случайно многие банки начали пересмотр прогнозов корпоративного кредитования ближе к нижней границе ожиданий ЦБ РФ в +3-5%. Усиливается и разброс предположений по годовому объему прибыли: от роста до 1,0-1,2 трлн рублей до снижения на 10-15% против прошлогодних 930 млрд рублей. Впрочем, в любом случае большая ее часть будет использована на продвижение финтеха.

Коллизия между скоростью восстановления деловой активности и ее структурными противовесами, пожалуй, наиболее зримо проявляется в ценовой динамике и инфляционных рисках. В ЦБ РФ уверены – июньская волна, вызванная приходящими факторами, начинает спадать. Годовая инфляция в июле предварительно оценивается в 4,3%. Возможно и ее меньшее значение, так как цены с 10 по 17 июля увеличились только на 0,1%, а среднесуточный темп упал с 0,038% до 0,025%. В то же время, сохраняют свое значение такие драйверы цен как потребительский спрос (в том числе за счет увеличения импорта) и курс рубля. Риски эти, впрочем, можно отнести к управляемым и предсказуемым[4]. Более неопределенными, но, тем не менее, существенными для удержания 4%-го таргета на среднесрочном горизонте остаются, например, перспективы тарифного регулирования инфраструктурных монополий и фискальной политики в целом.

Так, по результатам исследования, проведенного АНО «Центр мониторинга и контроля за ценообразованием»[5] (ЦМОК), в среднем по России тарифы на электроэнергию необоснованно завышены более чем на 27%, на холодную воду для населения различаются по регионам почти в 90 раз – от 2,3 до 204 руб. за кубический метр. При этом, если в качестве базового ориентира на федеральном уровне был объявлен прогнозируемый средний рост цен на 4,9%, то по факту тарифы на водоснабжение и водоотведение были увеличены в некоторых субъектах РФ на 32% и выше. Сходные выводы содержатся и в исследовании Института проблем естественных монополий, в ходе которого было выявлено, что в целом рост цен на основные коммунальные услуги превышает утвержденные предельные индексы в 11 из 15 российских городов-миллионников. Понятно, что все это будет оказывать существенное повышательное давление на динамику инфляции, поскольку, по данным Минстроя, только в 2015 году весь оборот ЖКХ превысил 4,3 трлн рублей.

Между тем, в представленном в конце июня докладе Минэкономразвития, подготовленном на основе сравнительного анализа коммунального комплекса субъектов РФ, подчеркивается: в неудовлетворительном состоянии из-за дефицита средств коммунальная система находится лишь в семи регионах, в 56-ти ресурсы для развития ЖКХ используются недостаточно эффективно. При достаточно высоком уровне обеспеченности за счет доходов отрасли и субсидий 26 регионов содержат коммунальное хозяйство на неудовлетворительном уровне, а в 33-х удовлетворительное состояние «коммуналки» достигается только за счет постоянного вливания допсредств.

В МЭР полагают, что «основные резервы повышения показателей состояния ЖКХ в большинстве регионов скрыты не в наращивании ресурсного потенциала (росте тарифов, инвестиций, бюджетного финансирования), а в задействовании механизмов повышения качества на всех уровнях, а также мерах прямого административного контроля целевого использования имеющихся финансовых, материальных, технологических, кадровых ресурсов». Однако меры по преодоление этого структурного барьера все еще далеки от внедрения. Наглядный пример тому – отсутствие значимых подвижек в многолетнем процессе по определению технических и экономических стандартов тарификации.

Нет пока сформированного решения, обеспечивающего действенность конкурентных принципов и в системе госзакупок. Согласно опубликованным на минувшей неделе результатам мониторинга Минфина применения закона «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц» (223-ФЗ) в первом полугодии-2017, на неконкурентной основе осуществляется 94% закупок госкомпаний и госпредприятий и только 5,8% – «путем проведения конкурсов и аукционов в соответствии с гражданским законодательством». В денежном выражении доля закупок у единственного поставщика (то есть, практически без торгов) составила 42,5% от общего объема договоров (3,8 трлн рублей), в количественном – 31,6% (а 62,7% – с применением иных способов «маскировки»). Несмотря на предусмотренную стратегией развития малого и среднего бизнеса до 2030 года обязанность госкомпаний наращивать закупки у «малышей», их объем сократился на 19% год к году – с 1,1 трлн рублей до 0,9 трлн.

Несколько лучше выглядит ситуация в сегменте закупок для государственных и муниципальных нужд (регулируется федеральным законом №44-ФЗ) – посредством электронных аукционов было заключено 55% общего объема контрактов (2,27 трлн рублей). Тем не менее, не могут не настораживать темпы прироста закупок у единственного поставщика – за январь-июнь на 35% год к году (574 млрд рублей).

Минфин полагает, что значимо улучшить положение удастся после введения казначейского сопровождения госзакупок. В весеннюю сессию–2017 Госдумы принято уже несколько поправок к законам, направленных на оптимизацию соответствующих расходов. Вместе с тем, участники рынка и эксперты указывают на недостаточность этих мер и необходимость совершенствования действующего законодательства (непрозрачность механизма определения единственного поставщика, уточнение понятия «иных способов» и т.п.).

Все еще нерациональной остается и структура расходов на соцподдержку, где на социальные выплаты ежегодные затраты составляют около 3% ВВП, а по их числу Россия и вовсе является мировым лидером. Только федеральных их насчитывается около 800 плюс около 100 в каждом регионе. Но эффективность их, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Согласно результатам расчетов Всемирного банка и Научно-исследовательского финансового института (НИФИ), из выделяемого на адресную поддержку 1 рубля до нуждающихся доходит лишь 25 копеек, а доля адресных пособий в доходах беднейших в среднем по регионам не превышает 2%. В целом же на реальную соцподдержку приходится только 1,9% ВВП. Понятно, что без структурной перезагрузки социальных секторов повысить их эффективность не реально. Однако ожидать этого, судя по всему, можно только после 2021 года, на который запланировано создание единого реестра населения.

Не слишком много определенности и по другим вопросам фискальной политики. Ясность по сути есть лишь по поводу законодательных решений о новом бюджетном правиле и объединении суверенных фондов. Далеко неоднозначную реакцию в экспертном сообществе вызвали «Основные направления налоговой, бюджетной и таможенно-тарифной политики на 2018-2020 годы», обсуждавшиеся 18 июня на парламентских слушаниях в Госдуме РФ. Главная претензия – документ Минфина не ориентирован на целевой сценарий развития до 2020-го, в основном одобренный правительством и предполагающий ускорение роста к концу десятилетия до 3-4%. Отсюда и не понятен общеэкономический стимулирующий эффект неповышения общей налоговой нагрузки и предполагаемого кодифицирования неналоговых платежей, а также последствий размена снижения прямых налогов на труд на увеличение НДС. Заявленные же новации в администрировании восприняты и вовсе как «цифровизавция стабильности тяжелейших налогов».

Не удивительно поэтому, что минфиновские замыслы пока не стали вектором, ведущим за собой дискуссии о будущем облике российской налоговой системы. Свидетельство тому – появление на минувшей неделе новой «порции» взаимоисключающих предложений. Эксперты Института Столыпина (его наблюдательный совет возглавляет Борис Титов), например, призывают в «сухом остатке» ввести целый пакет новых льгот для бизнеса, вычетов из НДФЛ для граждан, а также пойти по пути децентрализации налогов и сборов, что расширило бы потенциал их снижения. В НИУ ВШЭ, ссылаясь на опросы населения, напротив, уверены, что граждане готовы платить больше региональных и местных налогов (дополнительно до 2% от дохода), если будет понятно их четкое целевое назначение и сложатся соответствующие механизмы общественного контроля. Конечно, в каждой из идей есть свое рациональное зерно. Тем не менее, не приведенные к общему знаменателю и не вписанные в контекст необходимых структурных трансформаций они не добавляют уверенности бизнесу.

Сохраняющаяся неясность в том, как будет на среднесрочном горизонте выглядеть институционально-регулятивная среда и каким конкретным содержанием будет наполнена экономическая политика, все более наглядно оборачивается сдержками ускорения общехозяйственной динамики. Такая неопределенность порождает эффект, вполне сопоставимый со структурными ограничениями росту. «Туман» может продержаться до новых «майских» указов после президентских выборов–2018. В этих обстоятельствах нельзя исключить усиление рисков снижения мотиваций к повышению деловой и трудовой активности, а также неустойчивости общественно-политического оптимизма по поводу перспектив преодоления структурного кризиса.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] В то же время промвыпуск увеличился на 2,0%, продукция агросектора – на 0,2%, грузооборот транспорта – на 7,3%, внешнеторговый оборот – на 29,3% (в том числе экспорт – на 31,0%, импорт – на 26,7%). Реальная заработная плата прибавила 2,7%, общая численность безработных снизилась на 7,4% до 3,8 млн человек.

^[2] По данным Национального бюро кредитных историй, с начала года объем выдачи потребительских кредитов составил 986,2 млрд рублей (за аналогичный период-2016 – 712,4 млрд). Однако в общем объеме (вместе с ранее взятыми ссудами и займами) уровень просрочки достигает 20% (по кредитным картам – 25%). Возможности платить по кредитам нет почти у 3 млн человек (8% всех заемщиков), затруднения с их обслуживанием испытывают 5-6,5 млн россиян. Платежи по всем кредитам превышают 60% доходов. Эксперты НБКИ считают этот показатель критичным.

^[3] Все показатели приведены с исключением влияния валютной переоценки.

^[4] Один из резервов – большая корректность в оценках вероятных изменений курса рубля. Выступая 18 июля на парламентских слушаниях, первый зампред Банка России Ксения Юдаева справедливо обратила внимание на то, что систематическое его занижение в правительственных прогнозах «может привести к бесконтрольному росту госдолга и дефициту бюджета». Меньшая размашистость оценок способна как минимум не увеличить риск курсового фактора в формировании инфляционных ожиданий.

^[5] АНО «Центр мониторинга и контроля за ценообразованием» создана профессиональным сообществом, состоящим из специалистов, квалификация которых подтверждена более чем десятилетним опытом работы в федеральных и региональных органах исполнительной власти, а также на предприятиях различных отраслей.

Версия для печати