31.07.2017 | Борис Макаренко

Полгода Трампа

Одну восьмую своего президентского срока Дональд Трамп уже отработал. Можно ли подводить какие-то промежуточные итоги, строить прогнозы на будущее? Да, но с риском разочаровать читателя: проблемы и противоречия, выявившиеся с самых первых недель президентства, только накапливаются, хотя и не в такой степени, чтобы считать провал полным и необратимым.

А прогноз все тот же: если так пойдет и дальше, проблем и Трампу, и всей политической Америке не избежать. Разве что надежд, что со временем администрация Трампа научится выстраивать отношения внутри страны – все меньше, а на международной арене есть и успехи, и новые осложнения.

И главное: Трамп сохраняет все основные черты своей уникальной политической личности, а потому пока и сохраняет базу поддержки, и не добивается решений, которые позволили бы ему выскочить из ловушек раннего периода. Иными словами, он пока сохраняет друзей, хотя их круг во все большей степени ограничивается абсолютно лояльными ему – как избирателями, так и членами команды, но ни с кем из оппонентов ему не удалось не только замириться, но и сгладить отношения.

Как управляет команда Трампа?

Если после неразберихи первых недель президентства стало казаться, что у Трампа вырисовывается более-менее профессиональная команда, а республиканские фракции в обеих палатах Конгресса признают в Трампе своего лидера и берутся за реализацию повестки дня – в общем и целом типичной для этой партии и соответствующей ее предвыборным лозунгам - то на рубеже шести месяцев работы оптимизма сильно поубавилось.

Под психологическим давлением от череды скандалов, нападок и неудач Трамп на полугодовом рубеже начал очередную перетряску своей команды, причем просматривается очевидная тенденция: под ударом оказываются профессионалы, которые пытаются выстроить свою линию действий так, как они ее понимают, а Трампу нужна стопроцентная лояльность, которую он «замеряет» по тому, насколько рьяно его сотрудники защищают и ограждают его от нападок. А на такие роли лучше всего подходят те, кто связан с ним личными отношениями. У нас бы это проиллюстрировали знаменитой фразой из Стругацких – «умные нам не надобны, надобны верные», в Америке же с черным юмором назвали такую тактику «хосписом», когда у постели безнадежно больного остаются только самые близкие ему люди.

Громкая недавняя отставка – пресс-секретарь Шон Спайсер, покинувший свой пост в знак несогласия с назначением на пост директора по коммуникациям Белого дома Энтони Скарамуччи – человека по взглядам и прежней деятельности более близкого к Демократической партии (в 2008 г. он собирал средства на кампанию Б.Обамы), зато по «повадке» финансиста близкого и понятного Трампу.

Отсутствие опыта работы с прессой компенсируется в глазах президента США рвением в борьбе с оппонентами. В своем первом брифинге для прессы Скарамуччи пытался уверить журналистов в силе и сплоченности команды Трампа, рассыпая комплименты и главе аппарата Райнсу Прибусу, и конкурирующему с ним за влияние старшему советнику Трампа по стратегии Стиву Беннону. Но в то же время Скарамуччи уже создал напряженность в своих отношениях с Прибусом, поскольку получил право прямого выхода на президента (к чему Прибус относится особо болезненно) и карт-бланш на «чистку» аппарата от недостаточно лояльных Трампу сотрудников (тоже «залезая» в полномочия Прибуса, который привел в этот аппарат многих бывших сотрудников Национального комитета Республиканской партии). Новый виток напряженности последовал на прошлой неделе, когда Скарамуччи открыто обвинил Прибуса в утечках информации из аппарате Белого Дома.

Очевидно, не без влияния Скарамуччи Трамп все же принял решение отправить в отставку Прибуса. Но «кадровая скамейка» оказалась короткой: новым главой аппарата стал Джон Келли – генерал и глава Департамента внутренней безопасности, который заслужил высокую оценку Трампа за эффективность мер по борьбе с нелегальными мигрантами. Еще одним мотивом выбора Келли считается его способность к наведению дисциплины и порядка в своем ведомстве. Вопрос, однако, – насколько широкие полномочия по «приструнению» (и, в частности, пресечению утечек в прессу) получит Келли. К тому же после ухода Прибуса в аппарате Трампа практически не остается фигур из республиканского партийного истеблишмента (Прибус считался близким к спикеру Палаты представителей Полу Райану) – в нем остаются лишь фигуры из мира бизнеса и «силовики».

В откровенно неудачном интервью The New York Times Трамп обрушился – опять таки из-за подозрения в недостаточной лояльности – на генерального прокурора Джеффа Сешнса – фигуру не просто сильную и компетентную (да еще занимающегося приоритетными для Трампа темами, в частности – борьбой с нелегальной миграцией), но и политически символическую. Сешнс был первым из республиканских сенаторов, безоговорочно поддержавшим Трампа как кандидата в президенты, и именно он стал «мостиком», по которому к Трампу потянулись многие фигуры из республиканского истеблишмента. Но он заслужил гнев Трампа тем, что взял самоотвод от участия в расследовании «русского вмешательства» в избирательную кампанию, т.е. не проявил рвения в защите фигуры президента (наблюдатели полагают, что претензия эта возникла у Трампа уже давно, но «прорвалась» в публичное пространство только сейчас). Отправить его в отставку – немыслимо (другую столь же сильную фигуру на этот пост найти трудно, да и на Республиканскую партию это произведет слишком негативное впечатление), но и работать на своем посту после такой критики Сешнсу будет непросто.

С этим же департаментом связано еще одно возможное увольнение: не Сешнс (по причине самоотвода), но его первый заместитель Р.Розенстайн или новый генеральный прокурор могут уволить Роберта Мюллера – специального прокурора, расследующего «русский след» во вмешательстве на выборы. Этот шаг был бы слишком похож на аналогичный поступок Никсона в период расследования Уотергейта (т.е. повысил бы риск импичмента), но в нынешней конфронтационной обстановке наблюдатели его не исключают.

О возможной отставке задумывается (по данным CNN) и госсекретарь Р.Тиллерсон. И у него с Трампом разногласия наметились давно (от согласования назначений на позиции второго-третьего уровня в Госдепартаменте до нюансов позиции по Ирану), но до последнего времени госсекретарь надеялся, что, несмотря на это, он может продолжать работать.

Не меньше проблем у Трампа и с законодательной ветвью власти. Прежде чем описать их на примере попытки отменить «Обамакэр» - закон, регулирующий медицинское страхование, обратимся к вопросу об источниках всех этих проблем.

После введения Конгрессом санкций против России в Москве прозвучали оценки, что Трамп стал заложником вашингтонского истеблишмента. Это представляется неправомерным упрощением, лакирующим разочарование российского правящего класса в способности улучшить при Трампе российско-американские отношения. Реальность – в том, что американский президент, с одной стороны, действительно очень сильный политический институт, обладающий огромными полномочиями, правом на лидерство не только политическое, но и публично-моральное. Но в то же время он (как, очевидно, и любой правитель) действительно является «заложником» и государственной машины, и политических институтов, потому что без тесного сотрудничества с ними неспособен реализовать ничего из своих начинаний. Сильный президент (а таковыми по этому критерию в Америке называли и обоих Рузвельтов, и Кеннеди, и Рейгана) действительно может и «ломать» истеблишмент, и продвигать достаточно радикальные преобразования, но для этого ему нужно четкое целеполагание, понятное для истеблишмента, и взаимопонимание со своей командой (политическими назначенцами, бюрократией, партией, Конгрессом).

Трамп же, во-первых, был аутсайдером для вашингтонского истеблишмента, во-вторых, в реальности не имел никакой программы: ее эрзацем был набор популистских лозунгов, выигрышных для электората (как покажем ниже, не только республиканского) и созвучных настроениям республиканского истеблишмента, особенно его «правого фланга». Республиканская партия приняла Трампа как своего лидера во всех ролевых функциях – особенно в качестве главного «электорального знамени», но единой «команды», способной преобразовать предвыборные лозунги и планы в реальную программу действий, не получилось. Причин тому множество, но большинство из них связаны с личностными особенностями Трампа, оказавшегося неспособным к стратегическому мышлению и строительству широких политических коалиций (хотя бы внутри собственного республиканского лагеря).

Так что если Трамп и является «заложником», то это от неумения выстроить институционализированную систему коллективной работы на конкретную цель: путь к целям не выстроен, а к встраиванию в институты (или надстраиванию над ними) он пока способности не проявляет.

Телекомпания АВС распространила информацию, что смена Прибуса на Келли – первый ход в «кадровой многоходовке», замысел которой приписывается помощникам Трампа: на освободившееся место главы Департамента внутренней безопасности переводится генпрокурор Сешнс, а новый генпрокурор получает возможность уволить спецпрокурора Мюллера, который расследует «русское вмешательство». Однако, план этот, как описано выше, чреват новым витком конфронтации в истеблишменте.

Кейс неумелого лидерства: несостоявшаяся отмена «Обамакэр»

Наиболее наглядный пример тому – судьба одного из главных предвыборных обещаний Трампа – отмены «Обамакэр». Ситуация выглядит парадоксальной: при полном доминировании в обеих палатах Конгресса и достаточно сильной общественной поддержке, лишь спустя полгода, 25 июля, после многих усилий удалось «запустить» дебаты по законопроекту в Сенате.

При нынешней политической конфигурации по подобному законопроекту демократическое меньшинство будет солидарно голосовать «против», т.е. непременным условием является полная консолидация республиканской фракции, особенно в верхней палате Конгресса, где большинство у республиканцев минимально. Однако в подходе к реформе медицинского страхования (как и в ряде других проблем) в Республиканской партии есть существенные различия. В сильно упрощенном виде их можно свести к дилемме: «отменить или заменить» (repeal/replace). Правое крыло скорее настроено на «отмену», однако механически отменить закон, принятый при Обаме, невозможно: прежний рынок медицинского страхования перестал существовать и вернуться к прежнему состоянию не сможет. Вариант «отмены» приведет к полному хаосу, не говоря уже о том, что из 20 млн американцев, получивших страховку благодаря «Обамакэр», 16 млн – по оценкам Бюджетным офисом Конгресса последствий ныне существующего проекта – ее потеряют, причем многие из них живут в тех штатах, которые проголосовали за Трампа.

К тому же правые усугубляют финансовую проблему идеологической: в их проекте есть, например, запрет на федеральное субсидирование страховок, допускающих оплату операций по прерыванию беременности. Если же – о чем заявлял на словах и сам Трамп, цель закона – «дать лучшую систему страхования», т.е. «заменить», то финансовый выигрыш будет куда меньше. Жесткая позиция «правых» сорвала первую попытку поставить проект на голосование еще в марте, а принятый нижней палатой проект – смесь финансовых, идеологических и региональных компромиссов с сильным влиянием правых.

Конкуренция и противоречия внутри партии – для США скорее норма, чем исключение: американские депутаты и партии в целом отличаются гораздо большей автономией и внутренним плюрализмом, чем их коллеги из европейских демократий. Роль президента в такой ситуации – выступить арбитром и проводником политической воли (примером чему было политическое поведение Обамы при принятии «Обамакэр»). У Трампа получилось плохо: свою «волю» ни он, ни его команда не смогли «инструментализировать», а хороших арбитров и «уговаривателей» ему не хватало: потратив на переговоры с членами Конгресса невероятное количество времени, он не смог навязать им приемлемого компромисса.

Трамп постарался получить максимальный пропагандистский дивиденд от того, что Сенат все же проголосовал 25 июля за открытие дебатов по этому законопроекту, причем «предательство» двух республиканских сенаторов удалось компенсировать благодаря приезду в Вашингтон тяжело больного Джона Маккейна и голосу вице-президента Майкла Пенса (что допускается только при результате 50:50). Однако тот же Маккейн в своем выступлении в Сенате резко раскритиковал поляризацию американской политики – «досталось» и Трампу, которому была адресована фраза Маккейна: «Да, мы в одной партии, но мы – не подчиненные президенту, а равные ему». Неудивительно поэтому, что провалились обе (25 и 26 июля соответственно) попытки принять новый закон: об одновременной «отмене и замене» и о полной отмене «Обамакэр» с отсрочкой на два года, за которые предстояло принять новый закон (такой же проект был принят Конгрессом в 2015 г., но получил вето Обамы). За эти два проекта проголосовали лишь 43 и 45 сенаторов, тогда как по процедуре требовалось 60 – цифра практически недостижимая (фактически, против законопроекта выступили «умеренные»). Провалилась (в ночь на пятницу) и попытка провести через Сенат проект о частичной отмене (skinny repeal) «Обамакэр», который позволил бы создать согласительную комиссию двух палат, причем решающим стал голос «против» того же Маккейна (еще два республиканских сенатора последовательно голосовали «против» всегда), таким образом общий «счет» голосов был 49:51.

Схожая судьба – если только сам Трамп не вынесет должных уроков – ожидает и другие законодательные начинания республиканской администрации, в частности – налоговую реформу.

Рейтинги и общественная поддержка: полтора года до выборов

Рейтинг одобрения работы Трампа на протяжении последних двух месяцев практически не меняется – 53-55% неодобряющих против 40-41% одобряющих. При этом сохраняется наметившаяся еще несколько месяцев назад тенденция: рейтинг снижается за счет разочарования в Трампе «периферии» – сторонников Демократической партии или независимых, тогда как «ядро» остается практически неизменным. В тех штатах, где Трамп одержал победу, соотношение одобряющих и не одобряющих его деятельность близко к 50:50 или умеренно позитивно для Трампа.

Разумеется, пока преждевременно оценивать, как низкие рейтинги отразятся не только на шансах Трампа на переизбрание, но и на результатах Республиканской партии на промежуточных выборах в Конгресс в ноябре 2018 г. Но некоторые соображения все же можно сформулировать.

Причин столь сильной лояльности Трампу со стороны его преданных поклонников несколько. Первая и главная – для таких избирателей Трамп олицетворяет не только надежду на лучшее будущее, но борьбу против ненавистного истеблишмента и неудобных «правил игры»: Трамп воспринимается ими как борец (или, по крайней мере, обличитель) всего того, что «мешает жить». Став президентом, Трамп не вышел из ролевой функции популиста; это, как показано выше, создает ему массу проблем в Вашингтоне (и на мировой арене тоже), но в отношениях со своим «коренным» избирателем это – достоинство. Ему верят, а критика Трампа, исходящая от «мешающих жить», эту веру только укрепляет, служит дополнительным оправданием своего выбора в пользу Трампа.

Вторая причина, вытекающая из первой - «точечные успехи» Трампа, служащие доказательством правильного выбора: уменьшившаяся нелегальная миграция и более жесткие меры против мигрантов, агрессивное поведение Трампа на мировой арене и т.п. А «русская тема» для массового американского избирателя, в отличие от «политического класса», имеет лишь маргинальное значение. Третья причина – неубедительность Демократической партии. К этой теме мы еще вернемся, но пока у Демпартии не появится позитивной повестки, на одной критике Трампа размыть базу его поддержки вряд ли получится.

Многочисленные попытки проанализировать электоральное поведение американцев 8 ноября прошлого года свидетельствуют, что главным месседжем американского избирателя стало выражение недоверие Демократической партии – как Обаме, так и Клинтон. Преимущество демократы по абсолютному числу голосов сохранили, но оно сократилось до 2,1% (четыре года назад было 3,9%, а в 2008 г. – 7,2%). За Трампа проголосовало 6 миллионов избирателей, четыре года назад поддержавших Обаму, тогда как за Клинтон – лишь три миллиона голосовавших за М.Ромни. В разрезе голосования по округам по выборам Палаты представителей 21 округ, в которых четыре года назад победил Обама, отошли к Трампу, а наоборот – лишь 15. При этом 11 «трамповских» округов находятся в «колеблющихся» штатах, в т.ч. 6 - в тех, которые сыграли решающую роль в обретении большинства в коллегии выборщиков. У Клинтон же побед в «колеблющихся» штатах лишь 4, остальные – там, где победа демократов на президентских выборах и так была обеспечена.

Роль Трампа в общем успехе республиканцев бесспорна, но не абсолютна: он лишь «прибавил энергетики» голосованию за партию и привел на участки новых избирателей. Но партийная лояльность осталась сильной. Так, из тех, кто проголосовал за республиканского кандидата в Палату представителей, лишь 79% одновременно проголосовали за Трампа (за Клинтон – 85% избирателей демократических кандидатов). Этот разрыв в 6% гораздо выше, чем на прошлых выборах (было 2%), т.е. Трамп для республиканского лагеря был отнюдь не консенсусной фигурой, но партия в целом выступила хорошо (точнее – демократы на ее фоне выступили плохо).

Статистика 2016 г. важна для прогноза промежуточных выборов. Таковые в Америке считаются вотумом доверия партии действующего президента, она почти всегда теряет на таких выборах голоса и мандаты, вопрос – о масштабе таких потерь (предыдущие промежуточные выборы 2014 г. стали катастрофическими для демократов). По оценкам американских экспертов, наблюдаемые сегодня тенденции сулят республиканцам потери, но конфигурация этих потерь по штатам и округам не дает демократам гарантий обретения большинства ни в одной из палат.

Многое будет зависеть от двух факторов. Первый из них – масштаб эрозии электоральной поддержки Трампа: если он окажется большим и устойчивым, республиканцам не удастся привести на избирательные участки никого, кроме своего ядра, и тогда останется надеяться лишь на индивидуальные стратегии кандидатов. Второй фактор – что предложат демократы. Они к промежуточным выборам еще имеют роскошь не выбирать себе нового лидера (хотя по публичной активности сегодня лидируют более «левые» политики – сенаторы Б.Сандерс и Э.Уоррен), но новая программа им необходима. Несколько дней назад сенаторы-демократы презентовали концепцию новой программы – “Better deal”, демонстрирующую умеренный сдвиг влево и акцент на социально-экономических приоритетах. Реакция на эту программу была, мягко говоря, прохладной: наблюдатели сочли большинство ее положений «старыми идеями в новой упаковке», а главное – не увидели в ней ничего, что помогло бы демократам отвоевать у Трампа «синих воротничков», которые и привели его в Белый дом.

Сохранение большинства в Конгрессе исключительно важно для Трампа: только это гарантирует ему защиту от попытки импичмента. К тому же без большинства в обеих палатах его законодательная повестка дня, и так «буксующая», вообще будет обречена.

Внешняя политика

Успехи Трампа на внешнеполитическом поприще ограничены, но все же имеют место. Сошлемся на интересный анализ известного американского политолога Яна Бреммера, который попытался составить «реестр» выигравших и проигравших от политики Трампа на международной арене.

В числе первых – традиционные союзники США на Ближнем Востоке, с которыми у администрации Обамы отношения выстраивались не без проблем. Это и Израиль, и Саудовская Аравия (довольная жесткой позицией Трампа по Ирану), и Египет, а также контролирующий основные нефтепромыслы в Ливии «маршал» Халифа Хафтар. К ним можно добавить и курдов (как иракских, так и сирийских), которые получают от США и военную, и политическую поддержку: Трамп очень популярен у курдских ополченцев. Существенно улучшились при Трампе отношения США с Индией, в которой ценят его скептическое отношение и к Китаю, и к Пакистану (единственное напряжение – это ужесточение в рамках миграционной политики Трампа правил выдачи рабочих виз H1B – для квалифицированной рабочей силы, почти половину таких виз получали индийцы).

С лидерами стран Вышеградской группы, особенно – Польши и Венгрии – Трампа объединяют и популистско-националистические настроения, и их скептическая позиция в отношении Евросоюза, и жесткие антимигрантские установки.

Хорошие отношения сложились у Трампа и с такой неординарной фигурой, как филиппинский президент Родриго Дутерте – тоже популист, сильно конфликтовавший с Обамой.

Вторая группа «выигравших» несколько парадоксальна. Это те лидеры, которые с Трампом конфликтуют, но на этом конфликте получают внутриполитические дивиденды. В первую очередь, к таким лидерам относятся Ангела Меркель и Эммануэль Макрон: конфликт с Трампом для них – возможность укрепить имидж защитников национальных интересов и Европейского Союза; к тому же «антитрамповские настроения» в Западной Европе достаточно сильны, что немаловажно в год, когда и французский, и немецкий лидеры проходят через выборы. К этой же категории можно отнести и лидера левой мексиканской оппозиции Андреса Обрадора, который, очевидно, сделает тему «отпора Трампу» центральной в своей президентской кампании 2018 г. – его шансы на победу на выборах наблюдатели оценивают достаточно высоко.

Зато среди тех, кому приход Трампа создал много новых проблем – и Россия, и Китай. Начавшемуся было позитивному диалогу Пекина и Вашингтона помешала военная активность КНДР, которую Китай, к разочарованию США, не смог или не захотел должным образом сдержать. К этому добавляется спор по проблеме торгового дефицита и многое другое. В КНР осенью предстоит плановая ротация власти, и в настоящий момент китайское руководство чрезвычайно настороженно относится ко всему, что может создать более напряженную атмосферу в этот чувствительный для государственной власти период.

О России же разговор отдельный.

Трамп и Россия

Почти единогласное (в обеих палатах) голосование за новые санкции против России стало кульминацией двух тесно переплетенных процессов: усиления антироссийских установок во всем американском политическом классе (получается, что «наказание» России – одна из очень немногих тем, по которым позиция демократических и республиканских парламентариев идентична) и стремления этого класса нанести болезненный удар (для демократов) или сдержать и «поставить в рамки» (для республиканцев) своего президента. Это ситуация «идеального шторма»: по «русской теме» Трамп – после череды скандалов и разоблачений – наиболее уязвим, а стимулов к ужесточению позиции по отношению к России у американцев достаточно.

Если что и отличает конец июля 2017 г. от начала года – то это не характер проблемы, а ее масштаб и острота. На самом деле оба этих фактора уже действовали практически сразу после избирательной кампании, и вряд ли от американского истеблишмента можно было ждать принципиально иной позиции. Что, возвращаясь к первому разделу данного текста, означало, что свободы (от своего истеблишмента) на «российском направлении» у Трампа было меньше, чем на каком-либо другом (вопрос – понимали ли это тогда и в Москве, и в «стане победителя).

Если тема нападок на Трампа и его окружение по «русскому вопросу» достаточно понятна, то «усиление антироссийских установок» требует некоторых пояснений. Критичность в восприятии России и перспектив российско-американских отношений накапливалась в Америке уже давно. Ее питали разные темы. Первая из них – глубокий пессимизм всего политического и экспертного сообщества относительно перспектив социально-экономического развития и эволюции общественно-политической системы России, т.е. страна в их глазах обрела имидж «безнадежной»[1]. Усугубило это ощущение и разочарование в том, что внутри самой России появятся силы, способные изменить эту модель развития. Очевидно, что это создает резко негативный фон для формирования политической линии в отношении нашей страны. На этот фон и наложились самые разные события, особенно – связанные с Крымом, Украиной, Сирией, а потом – и то, что американский политический класс считает вмешательством России в избирательную кампанию (а сомнений в этом у него практически нет).

Наложить на этот законопроект вето для Трампа, во-первых, бессмысленно (это вето легко преодолевается), во-вторых, только усугубит подозрения в «русских связах» Трампа. Поэтому в администрации рассматривается вариант, «спасающий лицо»: наложить вето и одновременно ввести президентским распоряжением еще более жесткие санкции. Однако вряд ли конгрессмены согласятся с таким вариантом: для них в этой ситуации Россия – скорее повод, чтобы создать прецедент ограничения полномочий президента в области внешней политики – чрезвычайно болезненная тема для всей истории отношений между исполнительной и законодательной ветвями власти в США. Поэтому, очевидно, из окружения Трампа поступила информация о том, что Трамп все же подпишет законопроект.

Принятие санкций в таком виде, как за них проголосовал Конгресс – это одновременно и новый виток напряженности в отношениях с Россией. Как известно, российская сторона уже объявила об ответных мерах: сокращении числа американских дипломатических и консульских работников и запрете пользования некоторыми объектами.

Таким образом, обострение российско-американских отношений вступило в новую фазу, и, к сожалению, наметившаяся динамика «возгонки конфликта» не сулит хороших новостей.

Таким образом, первые полгода президентства Трампа скорее усугубили, чем разрешили, те проблемы, с которыми оно начиналось. Вопрос – что принесут следующие месяцы.

Борис Макаренко – председатель правления Центра политических технологий

^[1] Показателен в качестве иллюстрации этой мысли весенний (2017 г.) выпуск авторитетного журнала «Дедал» (Daedalus), посвященный России (Russia beyond Putin). Авторы (в большинстве своем – авторитетные эксперты по России), рассматривающие разные аспекты современной российской политики, приходят к схожим выводам о тупиковости нынешней модели, ее устойчивости и невосприимчивости к переменам.

Версия для печати