28.02.2006 | Сергей Михеев

ГАЗОВАЯ ГЕОПОЛИТИКА

После недавнего визита Алексея Миллера в Ашхабад снова заговорили о возможном участии «Газпрома» в строительстве трансафганского газопровода из Туркмении через Афганистан в Пакистан и в Индию. Говорят, что это может быть очень выгодно «Газпрому», а значит, и России. Возможно, это и так. Однако трудно не заметить и некоторые серьёзные геополитические проблемы, которые могут возникнуть в случае осуществления этого проекта.

Как известно, «Газпром» уже довольно давно ведёт переговоры с Сапармуратом Ниязовым по поводу допуска к разработке туркменского газового месторождения Давлетабад. По последним данным, запасы этого месторождения якобы оцениваются более чем в 4 трлн. куб.м. Ашхабад утверждает, что такую оценку дали несколько американских компаний. Это огромная цифра. К примеру, ещё не так давно все запасы газа в Туркмении оценивались в 3 трлн. куб.м. Правда, документально новую оценку Туркменбаши подтвердить не торопится. И это, по слухам, является одним из главных препятствий в переговорах с «Газпромом».

Параллельно с этим идёт и обсуждение проекта строительства газопровода через Афганистан в Пакистан и Индию, бурно растущая экономика которой требует всё больше топлива. В конечном итоге газопровод, видимо, планируется вывести и к берегам Индийского океана, что откроет новые перспективы для продажи туркменского газа во многие другие страны мира. Туркменбаши оценивает проект в 4 млрд. долларов и давно ищет для него спонсоров, обращаясь то и дело ко всем, кто мог бы быть заинтересован в этом.

В новый трубопровод как раз и планируется закачивать газ с месторождения Давлетабад. Однако потенциальные спонсоры пока не торопятся вкладывать деньги. Во-первых, достаточно велики риски (горная местность, сейсмическая опасность, нестабильный Афганистан и т.д.), а во-вторых, нет всё того же документального подтверждения запасов давлетабадского месторождения, что немаловажно для расчёта рентабельности проекта.

Трудно сказать наверняка, в какой степени Ниязов увязывает допуск «Газпрома» к разработке месторождения и участие в строительстве трансафганского газопровода (ТАГ). Было бы очень удобно заставить «Газпром» вложиться в строительство ТАГ в обмен на допуск к запасам Давлетабада. Впрочем, возможно, что «Газпром» и сам стремится стать главным подрядчиком по строительству ТАГ. Сейчас «Газпром» достаточно активно развивает это направление деятельности – строится газопровод в Алжире, обсуждается строительство газопровода в одной из южноамериканских стран и так далее.

Выгоды «Газпрома» в случае реализации туркменских проектов очевидны – новые деньги, новые связи, новые горизонты развития. Однако если взглянуть на возможные геополитические последствия строительства ТАГ, то они могут быть весьма неоднозначными для России.

Совершенно очевидно, что всё ещё достаточно значимое влияние России на постсоветские государства Средней Азии в значительной степени базируется на том, что Казахстан, Узбекистан и Туркменистан вынуждены продавать свои нефть и газ в первую очередь, пользуясь российской (а точнее, старой советской) системой трубопроводов. Подтверждений этому немало. Одно из наиболее наглядных - это то, с какой лихорадочной активностью наши среднеазиатские партнёры, декларирующие чуть ли не «вечную дружбу» с Россией, ищут возможности продавать свои углеводороды в обход российской трубы.

Наиболее известны проекты строительства трубы по дну Каспийского моря (Каспийский трубопроводный консорциум) для закачки в трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан. БТД сам по себе в значительной степени является политическим проектом, призванным вывести из-под влияния России страны Закавказья и Средней Азии. Этого никто никогда особенно и не скрывал. Некоторые вообще считают, что именно для этого и была устроена чеченская война. Пока транскаспийская труба не заработала, Казахстан и Туркмения активно развивают танкерные перевозки через Каспий. В частности казахи для этого сейчас модернизируют порт в Мангистау и строят танкерный флот.

Кроме этого есть и масса других менее известных проектов. Тот же Казахстан в конце прошлого года достроил (к президентским выборам) магистральный трубопровод в Китай (Атасу-Алашанькоу). Причём это явно только начало сотрудничества в данном направлении. Да и Туркменбаши совсем недавно встречался с теми же китайцами по поводу возможности строительства трубы в Китай. Подключение Узбекистана к поискам альтернативы российской трубе тоже не за горами.

Поиски экономической альтернативы в современном мире неизбежно приведут и к изменению внешней политики среднеазиатских государств. С разрушением монополии России на транспортировку среднеазиатских углеводородов неизбежно уменьшится и её влияние в регионе. Показательным примером в этом смысле является Грузия, для которой проект БТД стал чуть ли не национальной идей и символом освобождения от влияния России. Азербайджан об этом говорит меньше, но и для него этот проект крайне важен именно с политической точки зрения.

Впрочем, надо признать, что есть и вполне объективные причины поиска альтернативы российской трубе. Среди них высокая степень изношенности и недостаточная пропускная способность трубопроводов, связывающих Среднюю Азию и Россию. Строившиеся в советское время, эти трубы в принципе не были рассчитаны на нынешние объёмы нефти и газа, идущие из региона. Да и техническая модернизация, также стоящая немалых денег, им уже давно необходима.

Однако основная проблема в том, что более независимая от России постсоветская Средняя Азия не станет вовсе независимой. Место России будет занято Китаем и странами Запада, в первую очередь США. Китай может выйти на новый уровень влияния в регионе просто потому, что станет одним из основных потребителей среднеазиатских нефти и газа. Для американцев же именно трансафганский проект может стать главным политическим проектом в регионе.

Во-первых, американцы объективно заинтересованы в ослаблении влияния России в Средней Азии. Они это не раз демонстрировали, размещая свои военные базы якобы для поддержки афганской операции, поддержав «цветной» кризис в Киргизии, обхаживая среднеазиатских лидеров и тому подобное. Впрочем, после разрыва с Исламом Каримовым и неудачей в установлении проамериканской власти в Киргизии, американцы испытывают в регионе некоторые проблемы. Переориентация нефтегазовых потоков поможет их решить.

Во-вторых, строительство стратегически важного газопровода через территорию Афганистана может стать отличным поводом для продления срока пребывания западного военного контингента в этой стране на неопределённо долгое время. То же самое касается и натовских военных баз в Средней Азии. Более того, под это дело масштабы военного присутствия можно и увеличить, мотивируя это необходимостью обеспечения безопасности трубы. Об этом, к примеру, натовцев могут попросить не только афганское правительство, но и сами лидеры среднеазиатских стран (к ТАГу может подключиться не только Туркмения), которые уже будут кровно заинтересованы в бесперебойной транспортировке своего топлива по этому направлению.

В-третьих, труба неизбежно попадёт под контроль американцев и натовцев в Афганистане, а значит, потенциально может стать неплохим инструментом давления на все страны региона, участвующие в проекте, включая и те, которые время от времени демонстрируют чрезмерную самостоятельность. Например, речь может идти об Индии, претендующей ни много ни мало на особую роль в мировой политике и экономике в XXI веке. А если труба выйдет к портам Индийского океана, то и на все страны, которые собираются покупать среднеазиатский газ через эти порты. Ведь инспирировать всплеск активности афганских моджахедов, который может грозить работе трубопровода, не сложно. Заодно и самому Западу легче будет покупать топливо по выгодной цене.

При этом и сам «Газпром» попадёт в такую же зависимость от западной военной группировки в Афганистане. Ведь участие газпромовцев в строительстве трубы вовсе не обязательно будет означать возможность управлять этой трубой и контролировать её. Скорее наоборот, будет масса заинтересованных в том, чтобы после окончания строительства максимально снизить участие «Газпрома» в управлении трубопроводом.

Таким образом, ставить абсолютный знак равенства между интересами «Газпрома» и России было бы, мягко говоря, натяжкой. Тем более после того, как к управлению компанией будут допущены иностранные акционеры. «Газпром» фактически становится транснациональной корпорацией, которым обычно национальные интересы и суверенитеты только мешают расширять свою деятельность. В то же время если строительство ТАГа неизбежно, то, конечно, лучше, чтобы этим занималась российская компания, а не кто-то другой.

Альтернативой ТАГу является проект прокладки подобной же трубы из Туркмении через Иран к побережью Персидского залива. Этот проект некоторое время назад также предлагался Ашхабадом на рассмотрение потенциальных спонсоров. Он меньше стоит, так как путь через Иран заметно короче трансафганского маршрута. Да и внутриполитическая ситуация в Иране гораздо стабильнее афганской. Однако обострение ситуации вокруг Ирана стало одной из причин, по которой об этом проекте стали говорить гораздо меньше. Кстати, нельзя исключать, что газовый проект и обострение ситуации также могут быть связаны между собой.

С геополитической точки зрения как раз этот проект мог бы стать более выгодным для России. Во-первых, он лишает Запад тех преимуществ, которые может дать ему контроль над ТАГом, что автоматически уменьшает степень ослабления влияния России в регионе. Иран в любом случае не сможет сыграть в этом деле так же весомо, как США и НАТО.

Во-вторых, сложные отношения Ирана с Западом будут постоянным стимулом для стран Средней Азии не забывать о российской трубопроводной системе. Опыт Ирака показывает, что даже широкомасштабная военная операция не способна в одночасье решить всех проблем. Даже если американцы добьются прихода к власти в Тегеране более умеренных лидеров, отношения иранцев с Западом останутся очень непростыми, а значит, сохранится и потенциальная угроза безопасности трубопровода.

В-третьих, в такой ситуации может повыситься роль России в регионе. Для Ирана широкий допуск России (в лице того же «Газпрома») к реализации проекта и к дальнейшему управлению трубой может стать дополнительной гарантией от внешней агрессии. Ведь совершенно очевидно, что и сейчас участие России в иранских ядерных программах является сдерживающим фактором для тех, кто хотел бы разобраться с Тегераном раз и навсегда. Для России же это будет шанс повысить свою роль в качестве посредника между Западом и странами региона, влиять на позицию Туркмении и всех, кто будет закачивать в эту трубу своё топливо, а также принять участие в контроле над морскими терминалами трубопровода в Персидском заливе. Учитывая, что Туркмения может стать одним из главных мировых поставщиком газа в XXI веке, всё это было бы очень неплохо.

Впрочем, по этим же причинам ярыми противниками такого проекта, видимо, будут те же американцы. Но в любом случае, прежде чем принимать решение об участии в столь крупных проектах, стоит проанализировать вероятные геополитические последствия и по возможности подстраховаться от наиболее негативных из них. Новая энергетическая стратегия, о которой столь громко заявил недавно Кремль, не может базироваться только лишь на банальном подсчёте денег и сиюминутной выгоде.

Версия для печати