20.11.2017 | Татьяна Становая

Уголовный процесс против Алексея Улюкаева: год спустя

14 ноября прошел ровно год с момента ареста на тот момент действующего министра экономического развития Алексея Улюкаева. Судебные слушания, которые начались с августа, показали, что процесс пошёл не по тому сценарию, который задуман изначально инициаторами дела – главой «Роснефти» Игорем Сечиным и некогда влиятельным генералом ФСБ Олегом Феоктистовым.

Уголовное дело в отношении Алексея Улюкаева стало первым, после «дела ЮКОСа», проявлением крупнейшего внутриэлитного конфликта. На сегодня о том, что же все-таки на самом деле произошло осенью 2016 года, известно уже немало. Можно выделить несколько ключевых аспектов, вносящих свою интригу и имеющих самостоятельное политическое значение, связанное с делом Улюкаева.

Первый такой аспект – роль и мотивы во всей этой истории лично Игоря Сечина. Спустя год позиция главы «Роснефти» предельно прозрачна: суду были предоставлены документы, из которых ясно, что заявление в ФСБ было подписано Сечиным и Феоктистовым, считавших, что на «Роснефть» было оказано давление. Глава компании в сентябре этого года откровенно называл Улюкаева «преступником»: «Улюкаев, находясь в должности министра, требовал незаконного вознаграждения, сам определил его размер, сам приехал за ним, сам его руками забрал и погрузил в машину и сам уехал. В соответствии с Уголовным кодексом России - это преступление». Таким образом, процесс остается персонально значимым для Сечина.

Много вопросов остается касательно мотивов Сечина. Неофициальная позиция, которая была широко представлена в СМИ, основывалась на том, что Улюкаев якобы сознательно препятствовал приватизации «Башнефти» в пользу «Роснефти», рассчитывая на получение вознаграждения. Спусковым механизмом для подготовки дела против Улюкаева стало его заявление, сделанное им в августе 2016 года, где министр назвал «Роснефть» «ненадлежащим покупателем». Именно тогда в руководстве «Роснефти», убежденном в отсутствии препятствий для получения актива, пошла сильная негативная эмоция: публичная позиция министра воспринималась как сознательная провокация или шантаж. Значительное раздражение вызывали и амбиции министра, который на фоне неформальной иерархии (где ему отводилось гораздо более скромное место, чем позволяли формальные полномочия), попытался защитить свою позицию, используя именно идеологические (либеральные) аргументы. Таким образом, для Игоря Сечина дело против Улюкаева стало также своеобразной формой протеста против чиновников, которые, в его понимании, злоупотребляют своими властными возможностями с корыстными целями, прикрываясь рыночными ценностями.

Второй аспект уголовного процесса – это трансформация доказательной базы и позиции обвинения. На момент ареста министра общественности через «сливы» в СМИ был представлен комплекс доказательств вины министра: сообщалось, что он, через главу одного из госбанков (в СМИ звучала фамилия Андрея Костина) намекал на целесообразность «отблагодарить» за работу по продвижению сделки по продаже «Башнефти». Источники говорили о наличии аудиозаписи разговора, а также указывали, что Улюкаев якобы угрожал «Роснефти» будущими проблемами в случае отказа вознаградить работу сотрудников министерства. Обвинение в самом начале дела де-факто отражало позицию заявителей.

Спустя год можно с уверенностью констатировать, что позиции заявителей и обвинения перестали быть тождественными. Связано это, судя по всему, с историей генерала Олег Феоктистова, сыгравшего главную роль в подготовке не только ареста министра, но и всей доказательной базы, включая прослушки его переговоров. Феоктистов пришел в «Роснефть» в августе 2016 года, но покинул компанию в марте 2017 года. Ему не удалось снова устроиться в ФСБ, а спустя какое-то время стало известно, что он стал советником по кадрам главы банка «Пересвет» - кредитная организация недавно была предана ВБРР (контролируется «Роснефтью») для санации.

Устранение Феоктистова от дела не имеет достоверного объяснения. Однако по неофициальной информации (это можно трактовать как одну из версий), уход бывшего генерала из нефтяной компании был связан с другим конфликтом – «Роснефти» и «Траснефти». Первая попыталась инициировать крупное существенное разбирательство против нефтепроводной компании, но после вмешательства Путина была вынуждена ретироваться, писал «Росбалт». При этом президенту якобы доложили о связах Феоктистова с арестованными высокопоставленными сотрудниками СКР, что и помешало его возвращению в спецслужбу. Таким образом, речь может идти о политическом решении, принятом на самом высоком уровне. По другой версии, Сечин засомневался в эффективности своего протеже, выведя его из игры.

Каковы бы ни были причины, но «развод» Сечина и Феоктистова привел к утрате первым прямой связки со следствием. А это, в свою очередь, значительно ухудшило перспективы главы «Роснефти» успешно отстаивать такой ход дела, в котором он был в наибольшей степени заинтересован. Это достаточно быстро подтвердилось на практике. Во-первых, суду была предоставлена (и тут же появилась в СМИ) аудио запись разговора Сечина и Улюкаева перед его арестом. Глава «Роснефти» тут же обвинил прокуратуру в разглашении конфиденциальной информации и «профессиональном кретинизме». Во-вторых, обвинение потребовало вызова Сечина в суд для дачи показаний, что, судя по реакции, никак не входило в планы главы «Роснефти». Наконец, не удалось Сечину добиться рассмотрения дела в закрытом порядке, а также привлечения в качестве ключевого доказательства записи разговора Улюкаева и госбанкира.

Все это делает уголовный процесс над Улюкаевым крайне дискомфортным для Сечина. Суд трижды направлял ему повестку, однако вручить ее не удалось. Сам Сечин, который должен был явиться как свидетель 13 ноября, сначала никак не комментировал происходящее, а пресс-секретарь президента Дмитрий Песков объяснял, что тот находится в командировке в Сочи (там Путин проводил переговоры с президентом Турции). Лишь спустя три дня было сделано официальное заявление: Сечин подтвердил готовность прийти в суд, но при условии, что удастся согласовать его участие с графиком работы. Он также отметил, что уже отразил свою позицию «в письменных показаниях и в публичных выступлениях». «Тут сомнений никаких быть не может», - констатировал руководитель «Роснефти».

Третий аспект уголовного дела – политический. Алексей Улюкаев, вне зависимости от степени его виновности или невиновности, воспринимается значительной частью элиты как жертва экспансии Игоря Сечина, для которого уголовное дело могло стать инструментом для расширения своих неформальных прерогатив. Быстрый процесс и жесткий приговор многократно усилили бы влияние главы «Роснефти», а также резко девальвировали бы формальный статус федеральных министров. В публичном пространстве создается картина, при которой глава крупной госкорпорации при мощной политической поддержке президента использует спецслужбы для формирования благоприятной для себя среды, не только политической, но уже и административной. По ходу судебного процесса против Улюкаева видно, что обвинение намерено использовать факты, связанные с исполнением министром своих обязанностей, как доказательную базу: речь идет, в частности, о правке Улюкаевым документации, подготовленной его подчиненными о приватизации Башнефти». Министр вычеркнул несколько абзацев, в которых «Роснефть» преподносилась как надлежащий претендент на актив. Все это в комплексе не может не повлиять на психологию правительственных чиновников, понимающих, что на месте министра легко мог оказаться любой из них – действия, которые расходятся с интересами крупных игроков на рынке легко представить, как форму шантажа с коррупционными целями.

В этом смысле процесс имеет знаковое политическое значение: он становится испытанием для государства в ситуации, когда наравне с официальными институтами действуют мощнейшие корпоративные игроки, обладающие, с их точки зрения, своей собственной, «президентской», легитимностью. Дело Улюкаева четко показывает наличие уже не столько кланового или политического, сколько институционального противоречия между формальными структурами государства и корпорациями, управляемыми близкими к Путину фигурами.

А это делает процесс совершенно неоднозначным, амбивалентным для Путина лично. И это четвертый аспект уголовной истории. Сам факт ареста министра и его достаточно быстрое снятие с должности подтверждают, что «разработка» Улюкаева не могла вестись без ведома президента. Кроме того, отставка говорит о том, что аргументы Сечина показались Путину убедительными. Однако все дальнейшее развитие событий указывает на то, что убедительности не хватило для проведения уголовного блицкрига. На сегодня ни официально, ни неофициально (а на уровне «сливов» процесс освещается достаточно подробно), нет никаких подтверждений того, что Улюкаев именно шантажировал главу «Роснефти» и представлял для него и компании реальную угрозу. Кроме того, трудно не заметить и настойчивость самого Сечина, приложившего немало усилий, чтобы «отблагодарить» министра. Таким образом, у защиты есть весомые основания говорить о провокации, что также выглядит в той или иной степени убедительно.

Такая неоднозначность вопроса о степени виновности Улюкаева влияет на дистанцирование Владимира Путина от процесса. Это означает, что судебные слушания, вопреки российским реалиям, могут стать действительно состязательными, а приговор – далеко не предрешённым, как это часто имеет место в политически значимых процессах. Более того, в данном случае и мотивация обвинения не говорит об исключительной заинтересованности «посадить» Улюкаева.

Наконец, пятый аспект уголовного процесса заключается в том, что все происходящее имеет место за несколько месяцев до президентских выборов. А тут в игру вступают два новых фактора. Первый – имиджевый. Вот уже на протяжении более года наблюдается попытка Кремля гуманизировать образ президента, сделать главу государства более «прогрессивным», менее консервативным и жестким. На этом фоне появляется заинтересованность власти в минимизации конфликтных ситуаций – а дело Улюкаева определённо является точкой, продуцирующей напряжённость в элитах и бюрократии. Второй фактор – подключение к управлению президентской кампанией тех групп влияния, которые отличаются бОльшим технократизмом, пониманием нежелательности провоцирования внутри страны «ястребиных» трендов. Курирует кампанию Сергей Кириенко, который, по данный «Ведомостей» тесно сотрудничает с бывшим министром финансов, одним из ключевых участников разработки предвыборной программы Путина Алексеем Кудриным. Связка Кудрина-Кириенко задает процессу против Улюкаева более широкое измерение, где поставлены такие задачи как повышение авторитета и независимости судов, институциональные преобразования, повышение привлекательности России для инвестиций и т.д.

Вектор развития событий, происходящих вокруг уголовного процесса по делу Алексея Улюкаева, будет складываться как сумма интересов Игоря Сечина, сохраняющего свою заинтересованность в наиболее жестком сценарии, и приоритетов государства, которые в своей совокупности начинают превалировать. Публичная уязвимость позиции заявителей (которые выглядят для общественности как минимум неубедительными), нарастание в элите опасений, связанных с переходом Сечиным негласных «красных линий», президентская кампания и связанным с этим коррекция образа Путина в сторону более «прогрессивного» стиля, - все это ведет к тому, что изначальный предельно жесткий сценарий переписывается в пользу более мягкого. В этом смысле даже все зависимости от того, какой будет вынесен приговор, судебный процесс показал ограниченность возможностей главы «Роснефти», не сумевшего ни удержать силовой ресурс, ни мобилизовать достаточную политическую поддержку для укрепления неформального примата корпоративных интересов над правительственными.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати