09.04.2018 | Татьяна Становая

Дело Магомедовых: большая политика и интересы корпораций

6 апреля братьям Магомедовым были предъявлены официальные обвинения в создании организованной преступной группы и хищении 2,5 млрд рублей. Дело стало одним из самых масштабных за всю современную историю России, что позволяет сравнивать его по своему размаху с «делом ЮКОСа». Однако в отличие от «дела ЮКОСа», где были на поверхности политические причины конфликта, в этот раз речь идет о корпоративных войнах.

Постепенно становится понятно, что дело Магомедовых является своего рода масштабным интегрированным кейсом, в котором сплетены разные, часто противоречащие друг другу интересы, объединенные общим намерением нейтрализации «клана» крупнейших дагестанских бизнесменов, политически приближенных к Дмитрию Медведеву и Аркадию Дворковичу.

Ключевая работа по расследованию, вопреки информации СМИ, велась не в ФСБ, а в Следственном департаменте и Управлении по экономической безопасности и противодействии коррупции МВД, начиная с 2014 года. Однако тут важно понимать, что эти подразделения МВД начиная с 2014 года (именно этот срок называется в СМИ в качестве старта расследования в отношении Магомедовых) были практически разгромлены: глава управления Денис Сугробов был арестован после возникновения конфликта с ФСБ. На его место пришел выходец из ФСО Дмитрий Миронов, который, однако, проработал в министерстве до 2016 года и затем был переведен на должность губернатора Ярославской области. Нынешний глава управления Андрей Курносенко был замом Миронова, а до этого работал в МВД Башкирии и службе собственной безопасности МВД России. Нынешний куратор расследования замминистра и глава Следственного департамента Александр Романов был назначен на свой пост лишь в 2016 году, а ранее он руководил следственным департаментом Санкт-Петербурга. В Кремле работу следственных структур МВД курирует Евгений Школов, который существенно снизил влияние после дела Сугробова.

Второй структурой, которая упоминается в СМИ, стала Росгвардия, появившаяся в 2016 году. Ее главой является амбициозный и влиятельный генерал Виктор Золотов, один из ближайших соратников Путина. Какова роль Росгвардии здесь – пока неясно, однако важно подчеркнуть, что эта структура не обладает собственными оперативно-розыскными функциями, и в случае появления потребности провести то или иное расследования, она вынуждена опираться на ресурсы своих коллег. Золотов при этом давно находится в противоречивых отношениях с ФСБ, что дает основания полагать, что Росгвардия вполне могла бы опереться на возможности МВД при условии появления потребности подключиться к делу Магомедовых.

Наконец, третьим соучастником расследования является ФСБ, а точнее – управление «К» Службы экономической безопасности, глава которой – влиятельный генерал (звание присвоено с декабря 2017 года) Иван Ткачев. Ткачева СМИ называли главой «сечинского спецназа» - структуры внутри ФСБ (до 2016 года на базе Управления собственной безопасности), тесно связанной с главой «Роснефти» Игорем Сечиным. Начальником Ткачева был скандально известный генерал Олег Феоктистов, который в августе 2016 года перешел на должность вице-президента по безопасности в «Роснефть» и стал главным куратором расследования дела против министра экономического развития Алексея Улюкаева. В том же году Управление собственной безопасности ФСБ фактически поглотило Службу экономической безопасности ФСБ, и Ткачев перешел на место уволенного Виктора Воронова (его подозревали в коррупции и причастности к «таможенному делу», из-за которого в итоге был снят глава ФТС Андрей Бельянинов).

Феоктистов, однако, уже весной 2017 году был уволен из «Роснефти»: по данным «Росбалта» это было связано с тем, что генерал начал подготовку преследования главы «Транснефти» Николая Токарева, с которым у Сечина обострился конфликт. «Роснефть» тогда подала многомиллиардные иски против компании, но после вмешательства Путина, Сечин ретировался, а Феоктистов был «задвинут». В ФСБ он вернуться не смог. Одновременно дело против Улюкаева стало причиной дистанцирования между Сечиным и ФСБ, влияние первого на спецслужбу снизилось. Более того, ФСБ инициировала уголовное дело против Александра Крамаренко, который ранее работал главой СКР по ЦФО, а затем перешел в «Роснефть». В декабре он был арестован. Все это в целом указывает на две тенденции: во-первых, отдаление Сечина от ФСБ, во-вторых, кадровые пертурбации внутри ФСБ, которые могли заметно изменить расстановку сил относительно периода «сечинского расцвета» 2016 года.

В России принято считать, что если возбуждается крупное уголовное дело, то силовые структуры в данном случае – лишь инструмент в чьих-то руках. Это во многом остается справедливым, как в ситуации дела против ЮКОСа или деле против Улюкаева. В деле против Магомедовых ситуация, кажется, носит более сложный характер: бизнесмены вызывали много раздражения с момента своей экспансии (в период президентства Медведева) со стороны самых разных структур, много лет находились в состоянии корпоративного конфликта с руководством «Транснефти», имели разные уровни конфликтов на уровне Дагестана, противоречивое положение с политической точки зрения (после отставки Медведева началось разложение всей его «клиентуры»). Иными словами, Магомедовы начиная с 2012 года лишились надежного политического покровительства и оказались в крайне уязвимом положении: против них накапливались тонны компроматов во всех ключевых силовых структурах, а роль триггера мог сыграть любой эпизод. Вероятно, этим эпизодом и стала история с хищениями бюджетных средств при строительстве спортивной арены в Калининграде.

Стоит отметить, что Калининградская область находился также под особым пристальным вниманием ФСБ, а нынешний первый заместитель главы ФСБ Евгений Зиничев был главой областного управления ФСБ и некоторое время губернатором области. Возможно, именно его «озабоченность» и могла стать механизмом запуска интегрированной работы сразу нескольких силовых структур, где также были использованы наработки по всем спорным эпизодам работы «Суммы». Тут также важно отметить, что политически уязвимые фигуры в России, будь то политики или предприниматели, часто находится под присмотром силовиков, и в случае возникновения уголовного дела, в ход идут все накопленные за многие годы данные.

В то же время маловероятно, что в данном случае сработал исключительно силовой механизм: без политики, вероятно, не обошлось. По информации дагестанских источников, к концу 2017 года Магомедовы решили сворачивать бизнес в России, прежде всего, по причине неблагоприятных политических условий: политическая слабость Медведева и Дворковича, давнее и пристальное внимание со стороны ФСБ, многолетний конфликт с «Транснефтью» за контроль над Новороссийским морским торговым портом (НМТП), смена главы Дагестана (где у Магомедовых значительные интересы и влияние) на близкого к ФСБ Владимира Васильева, начавшего чистку местных элит.

Знаковой на этом фоне стала готовящаяся в феврале 2018 года сделка по приобретению структурой «Транснефти» – швейцарской Fenti Development - 50% кипрской Omirico у группы «Сумма» Зиявудина Магомедова. Эта компания принадлежит им на паритетной основе, она через Novoport Holding владеет 50,1% акций порта. По данным «Ведомостей», стоимость пакета «Суммы» составляет около 41 млрд рублей. «Транснефть» в январе договорилась со Сбербанком о кредите на 180 млрд рублей. Источники в СМИ говорили, что намерение Токарева купить акции по сверхвысокой цене вызвали ярость президента. Сам порт находится в ситуации перманентного двоевластия, пока в сентябре 2017 года «Транснефть» не перехватила оперативное управление.

Фоном к истории вокруг «Суммы» является вопрос о возможной смене главы «Транснефти». Николай Токарев, генерал-майор ФСБ в отставке, некогда патронировавший работу Путина в КГБ, считается одним из приближенных соратников действующего президента. Однако в отличие от Игоря Сечина или Сергея Чемезова Токарев не сумел стать политически влиятельной фигурой, а вокруг «Траснефти» постоянно возникали конфликты. После президентских выборов в России слухи о его отставке усилились. Заключение спорной с точки зрения Путина сделки с Магомедовым при нестабильном положении самого Токарева, указывает на то, что уголовное дело может быть ударом и по главе «Траснефти». В то же время показательно, что в день ареста Магомедовых (правда, по другим данным, она прошла за два дня до ареста), Путин встретился с Токаревым: вероятно, главе монополии дали понять, что сделка не состоится, но его интересы будут учтены.

Покупка «Транснефть» акций порта у «Суммы» могла ускорить атаку на Магомедовых. Теперь ее заключение кажется невозможным. В глазах президента она могла выглядеть как попытка увести средства у госкомпании, то есть фактически у государства. Но борьба за порт – это лишь эпизод в более масштабном процессе борьбе вокруг поста руководителя «Транснефти». Заметим, что конфликт «Роснефти» с монополистом на сегодня в некотором смысле заморожен, но не разрешен. А учитывая стилистику Путина было бы странным с его стороны отдавать монополиста на нефтепроводы России крупнейшей нефтяной компании. Более логичным может оказаться назначение нейтральной фигуры, которой придётся договариваться со всеми ключевыми клиентами, большинство из которых так или иначе связаны с Путиным и государством.

Для Магомедовых уголовное преследование – угроза полного разрушения всей их империи, куда входил не только НМТП, но и зерновые терминалы в порте «Восточный» в Находке и порте в городе Зарубино. Одновременно с этим группа принимала участие в строительстве спортивных объектов и сооружений. Компания «Импэкс», выполнявшая субподрядные работы по строительству футбольного стадиона в Татарстане, получала объемы от местного строительного гиганта «ПСО-Казань» Равиля Зиганшина, писала «Новая газета». В рамках государственного контракта ГЭС, входящая в группу «Сумма», за счет средств бюджета Калининградской области также приняла на себя обязательства по подготовке земельного участка под строительство футбольного стадиона, что в итоге и стало основание для уголовного преследования. Последние годы компания наращивала государственный заказ, пока размер обязательств не оказался пугающим — по состоянию на минувшую зиму общий объем задолженности «Стройновации» перед бюджетом достиг 120 млрд рублей. Летом 2016 года «Стройновация» перестала обслуживать банковские кредиты и банковские гарантии.

Разгром группы Магомедовых – это история корпоративных войн с применением силового ресурса, что не имеет никакого отношения ни к борьбе с коррупцией, ни к политическим противоречиям. Медведев и Дворкович никак не могли гарантировать им защиту от уголовного преследования. Задержание Магомедовых – безусловно, удар по премьеру и его команде, однако маловероятно, что они являлись самоцелью преследования, скорее речь идет о косвенном ущербе.

Дело Магомедовых логичнее сравнивать по своей логике с делом против Владимира Евтушенкова, а не Михаила Ходорковского. Во время первого президентского срока «дело ЮКОСа» ознаменовало начало новых правил игры: крупный бизнес не должен был вмешиваться в политику, а власть обязалась не использовать силовой рычаг для преследования (хотя никто никому никаких гарантий, конечно, не давал). Начиная с «дела «Башнефти» стало понятно, что силовой ресурс стал активно использоваться для перераспределения активов в пользу около государственных игроков. Этому содействовали также санкции и геополитический кризис в целом, оказавший негативное влияние на доступ компаний к дешевым западным кредитам. Именно так «Башнефть» перешла «Роснефти», а сейчас созданы все условия для того, чтобы и НМТП оказался в руках близкого к власти игрока (будь то «Транснефть» и кто-то еще). После начала уголовного преследования Магомедовых, их акции можно будет получить без существенных затрат. В то же время по своему эффекту дело Магомедовых существенно превосходит дело Евтушенкова – если в ситуации с Евтушенковым можно было закрыть расследование, а сам бизнесмен остался в элите, то с Магомедовыми это невозможно, так как речь идет не о домашнем аресте, а о заключении в следственный изолятор.

Тут возникает политический вопрос о степени контроля ситуации со стороны Владимира Путина, прямой доступ к которому оказывается возможностью получения политической санкции на преследование. Судя по всему, президент радикализирует свое отношение к бизнес элите. Если в 2000-е он относился к ней как к ресурсу для решения государственных задач (тогда около путинский бизнес выстроен пока не был), то сейчас потребности соблюдать баланс интересов власти и «олигархов» уже нет. Более того, формирование близкого к государству крупного бизнеса содействовало поляризации внутри бизнес-сообщества: для власти оно все более четко разделяется на «политически ответственный бизнес» (кто готов без лишних вопросов выполнять поручения власти, идет под санкции, берет на себя рискованные проекты, такие как строительство Крымского моста и прочее) и остальных. Последние в глазах тех же силовиков, - воспринимаются классическими капиталистами, сконцентрированными исключительно на максимизации прибыли любой ценой (а значит потенциально неблагонадежные).

Санкционный режим со стороны Запада содействует поляризации между «патриотическим» бизнесом, готовым терпеть лишения и поддерживать конфронтационную риторику власти и прагматичным автономным от власти бизнесом, который опасается последствий санкций и готов вести диалог с западным истеблишментом, минимизируя для себя политические риски внутри России. Магомедовы хотя и были близки к Медведеву, но никогда не входили в число первой категории. Их преследование подтверждает формирование в России новых правил игры - в отличие от нулевых годов, теперь для стабильного положения от бизнеса требуется не лояльность по отношению к власти и политический нейтралитет, а готовность к ее активной поддержке и патриотический энтузиазм.

Татьяна Становая – политолог

Версия для печати