21.03.2019 | Алексей Макаркин

Транзит с китайским акцентом: чем рискует Нурсултан Назарбаев

До отставки Нурсултана Назарбаева на постсоветском пространстве использовалось несколько моделей передачи власти, и с каждой были связаны свои риски.

Пути ухода

Первая — передача власти преемнику с полным уходом от дел. Это Россия 31 декабря 1999 года. Она обеспечивает уходящему лидеру безопасность для себя и членов семьи, но только в случае доброй воли преемника (в России она была) и не более того. Никакого политического влияния у Бориса Ельцина после отставки не было. Модель носит вынужденный характер и применима в условиях резкого падения рейтинга лидера при конкурентных выборах, на которых может победить кандидат не от власти: еще в середине 1999 года в России это был вполне реальный вариант.

Вторая — уход в премьеры по истечении определенных Конституцией сроков полномочий. Здесь успеха смог добиться только Владимир Путин в 2008 году, причем в условиях заоблачного рейтинга, конституционного большинства в Думе и слабого преемника, которого многие изначально считали временной фигурой, что и оправдалось. Партия Михаила Саакашвили проиграла парламентские выборы 2012 года, что сделало такой сценарий в Грузии нереалистичным. Весной 2018 года Сержу Саргсяну в Армении удалось перейти в премьеры, но на этом посту он пробыл всего несколько недель, после чего был свергнут. Добавим, что в Грузии и Армении полномочия премьеров были расширены де-юре, а в России — де-факто, хотя только на время премьерства Путина.

Третья — передача власти по наследству. Эта модель была успешно применена в Азербайджане, где умирающий Гейдар Алиев в 2003 году смог обеспечить преемничество своего сына Ильхама. Этот план сработал на фоне воспоминаний элит и населения о хаосе и военных поражениях начала 1990-х годов, когда у власти находился «Народный фронт», и в условиях полного контроля семьи Алиевых над силовыми структурами. Но и этот путь далеко не универсален, так как фигура преемника может быть политически слабой. За пределами постсоветского пространства само наличие подобного плана привело к снижению лояльности египетского военного руководства к президенту Хосни Мубараку. Это стало одним из факторов ослабления режима, способствовавших свержению Мубарака в ходе «арабской весны» 2011 года.

Проблемой может стать и отсутствие наследников мужского пола, как у Назарбаева или президента Узбекистана Ислама Каримова. Старшая дочь Назарбаева Дарига некоторое время рассматривалась в качестве возможной преемницы, но крах блестящей карьеры ее бывшего мужа Рахата Алиева сказался и на ее судьбе. Впрочем, Дарига осталась в элите и после отставки отца стала председателем сената, то есть заняла второй пост в стране, который освободил ставший преемником Касым-Жомарт Токаев. А вот Гульнара Каримова до того разочаровала своего отца, что тот приказал ее арестовать, после чего всякие слухи о преемничестве стали бессмысленными. В странах с преобладанием мусульман женское лидерство часто связано с мученичеством — трагической гибелью отцов и мужей. Примеры — Беназир Бхутто в Пакистане, Шейх Хасина Вазед и Халеда Зиа в Бангладеш. В случаях же с «центральноазиатскими дочерьми» ничего подобного нет.

Четвертая модель — отказ от передачи власти. Ислам Каримов и туркменский президент Сапармурат Ниязов умерли на своих постах соответственно в 2006 и 2016 году. Им унаследовали не слишком харизматичные вице-премьер Гурбангулы Бердымухамедов и премьер Шавкат Мирзиёев. В обоих случаях они не были конституционными преемниками: в случае кончины президента его обязанности должны были исполнять председатели меджлиса Туркмении и сената Узбекистана. События, произошедшие после кончины лидеров этих двух стран, показали существенные различия в политических культурах. Туркменский спикер Овезгельды Атаев был арестован, не успев приступить к исполнению обязанностей президента. Узбекский спикер Нигматилла Юлдашев пробыл и.о. президента несколько дней, уступил свой пост Мирзиёеву и до сих пор руководит сенатом.

Впрочем, существующие в этих странах режимы не развалились. Бывший стоматолог Бердымухамедов получил титул аркадаг, то есть покровитель, ему установлен позолоченный конный памятник. Мирзиёев смог консолидировать элиты и укрепить свою власть. Но такая консолидация неизбежно связана с чистками: в обеих странах были арестованы влиятельные силовики, служившие покойным президентам.

Новый формат

Для Назарбаева турбулентность после кончины Ниязова и Каримова являлась негативным примером. С этим, видимо, связана реализация пятой модели — добровольного ухода в отставку при сохранении важных властных рычагов, прежде всего постов главы Совбеза и лидера правящей партии. Она должна обеспечить контролируемую эволюцию режима. Явным примером выступил Китай, где Дэн Сяопин возглавлял Центральный военный совет в 1980-е годы, когда вопрос о преемнике еще не был окончательно решен в пользу жесткого лидера Цзян Цзэминя, продолжавшего экономические реформы при сохранении политического режима. Назарбаевский вариант с руководством Советом безопасности выглядит аналогом этого решения, тем более что он внимательно изучал опыт китайских реформ и немало продвинулся по пути экономической модернизации Казахстана.

В то же время китайская специфика существенно отличается от казахстанской. В Казахстане нет аналога Коммунистической партии Китая — доминантной политической силы, укорененной в истории страны (казахстанская правящая партия «Нур Отан», лидером которой остался Назарбаев, больше похожа на «Единую Россию»). Дэн Сяопин никогда не был единоличным лидером страны, а входил в состав коллективного руководства вместе с другими ветеранами партии.

В Казахстане нет правящей олигархии: любой чиновник вне зависимости от занимаемого поста мог быть моментально смещен по решению Назарбаева. Возможно, сейчас олигархия начнет формироваться (и значимые роли в ней будут играть и председатель сената Дарига Назарбаева, и племянник бывшего президента генерал госбезопасности Самат Абиш, и другие родственники). Но это процесс непростой и не определяемый указами. Дэн Сяопину не надо было создавать олигархию: она уже существовала, и он был ее частью. Надо было только обеспечить переход власти к новому поколению лидеров, способных обеспечивать коллективное руководство и преемственность курса.

В Казахстане же режим носил ярко выраженный персоналистский характер, а Назарбаев задолго до ухода с поста президента получил титул елбасы — лидера нации, что больше напоминает туркменбаши или аркадага, чем Дэн Сяопина. В Китае было бы невозможным пожизненное пребывание последнего на посту главы Центрального военного совета — в Казахстане это выглядит вполне естественным. В Китае невозможно переименование Пекина или любого другого города в честь очередного правителя — в Казахстане Токаев первым делом предложил назвать Астану Нурсултаном. Уход Дэн Сяопина был постепенным, но необратимым, отставка Назарбаева больше напоминает уход без ухода.

Очевидно, что в Москве будут внимательно следить и за успехами, и за неудачами при реализации казахстанской модели. Опыт может пригодиться в 2024 году, тем более что в России тоже есть Совет безопасности, на оперативных совещаниях которого президент и постоянные члены уже сейчас обсуждают ключевые проблемы внутренней и внешней политики.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Оригинал материала опубликован на сайте РБК

Версия для печати