26.08.2020 | Алексей Макаркин

Кто решит судьбу Александра Лукашенко

Белорусский кризис сопровождается массой трактовок и гипотез при дефиците реальных инсайдов. Чтобы не уподобляться астрологу, стоит предельно прагматично проанализировать набор интересов сторон, который может подсказать и некоторые — очень осторожные — прогнозы о том, где, кем и как решится судьба Беларуси.

Варианты для Лукашенко

Александру Лукашенко отступать некуда — невозможно представить его в оппозиции или на заслуженном отдыхе. Политологи много изучали сделки, которые заключались с целью мирного демонтажа авторитарных режимов — но Адам Пшеворский в «Демократии и рынке» еще в 1992 году отмечал, что «существенную черту демократии составляет то, что ничто не решается окончательно. Если верховная власть принадлежит народу, народ может решить ликвидировать все гарантии, согласованные политиками за столом переговоров».

С тех пор ситуация для компромиссов стала еще менее благоприятной. Нынешнее поколение правозащитников и юристов — а вслед за ними и демократических политиков — считают такие сделки аморальными. Действительно, если гражданин Х зарезал человека, чтобы купить бутылку водки, то он отправляется за решетку. Гражданин же Y, виновный в большем числе убийств, спокойно живет в свое удовольствие только потому, что был большим начальником. Поэтому в современном мире сделки все менее актуальны. А потеряв президентство, Лукашенко тут же столкнется с вопросами о судьбе «исчезнувших» в разное время людей: Виктора Гончара и Анатолия Красовского (пропали в сентябре 1999 года), Юрия Захаренко (пропал в мае 1999 года), Дмитрия Завадского (пропал в июле 2000 года). И во время нынешних протестов уже погибли четыре человека, многие были жестоко избиты.

Конечно, Лукашенко можно уехать в Россию и ходить в гости к Виктору Януковичу. Но клептократ Янукович был четвертым президентом Украины, Лукашенко же — первый и бессменный белорусский президент, отец-основатель государства, сконструировавший его по своему разумению. И за Януковича Москва несла ответственность, так как склонила его к геополитическому развороту декабря 2013 года, вызвавшему Майдан. Лукашенко же в Москве считают неверным союзником, комбинатором, не держащим слово. Конечно, его примут, но жить без власти и в унижении для Лукашенко будет очень трудно, едва ли возможно. Очевидно, что он будет держаться за власть до последней возможности.

Есть версия, что сразу после выборов Лукашенко слушал китайских советников, но получился совершенно некитайский сценарий из «Государя» Макиавелли: короткое, жесткое, шоковое насилие. Когда этот сценарий провалился, Лукашенко метнулся к России, которую он только что обвинял во вмешательстве в белорусские дела. И близкие к российской власти телеграм-каналы стали ожидать отставки министра иностранных дел Владимира Макея, который считается ключевой фигурой в рядах сторонников многовекторного курса — то есть маневрирования между Москвой и Западом. Но в новом составе правительства (Лукашенко назначил его 19 августа) Макей остался — и это сигнал, что Лукашенко, если удержится у власти, продолжит маневрировать, не делая однозначную ставку на Москву.

Пока Лукашенко контролирует белорусскую элиту, хотя от нее уже начала дистанцироваться традиционно лояльная периферия — официальные профсоюзы и православная церковь. Оппозиция ликовала, когда гродненский горисполком официально разрешил ее митинги и обещал предоставить телеэфир, но уже на следующий день фактически взял свои обещания назад. У Лукашенко пока достаточно возможностей для того, чтобы уволить любого чиновника — как это произошло с перешедшим на сторону оппозиции директором минского Купаловского театра, бывшим министром культуры Павлом Латушко. Ему остаются верны силовики, роль которых в транзите хорошо описал Сэмюэл Хантингтон в «Третьей волне» в качестве рекомендации демократическим оппозиционерам: «обхаживайте генералов. В конечном счете, падет режим или нет, будет зависеть от того, поддержат ли они его, присоединятся к вам в оппозиции или останутся в стороне».

Поддержка военных может быть полезна во время кризиса, но в сущности все, что вам от них действительно нужно, — чтобы они не захотели защищать режим». Но пока генералы не намерены даже отходить в сторону.

В любом случае, если легитимность Лукашенко обвалилась на выборах (даже если он их и выиграл, 80%-ный результат оказался слишком оглушительной фальсификацией), то его харизматичное лидерство закончилось 17 августа на Минском заводе колесных тягачей, куда он отправился, рассчитывая на лояльность рабочих — а те потребовали его ухода, глядя ему в лицо.

Теперь остается только насилие,

исключительная ставка на которое не свойственна белорусскому режиму, долгие годы сочетавшему разные методы сохранения власти и создававшему иллюзию уютного государства во главе с заботливым «батькой». Причем насилие в форме не столько подавления, сколько «удушения» оппозиции — постоянного запугивания, закрытия бастующих предприятий и др. — с расчетом на то, что протест рассосется.

Варианты для оппозиции

Белорусскую оппозицию сейчас стали критиковать — когда вслед за эйфорией 16-17 августа стало ясно, что ресурс системы еще значителен. Можно говорить об упущенных возможностях, о том, что еще 16 августа власть буквально валялась под ногами и можно было ее подхватить, занимая правительственные здания. Но любые такие попытки без перехода значительной части элит на сторону оппозиции, без того, чтобы чиновники сами открыли двери представителям «бунтовщиков», ставших вдруг «восставшим народом», вызвали бы вмешательство сохранивших верность Лукашенко силовиков и, вполне возможно, России, если бы силового ресурса «батьки» не хватило. И тогда те, кто упрекают оппозицию в нерешительности, стали бы обвинять ее в авантюризме и кровопролитии.

Среди знаковых фигур протеста немного людей с серьезным политическим опытом, что неудивительно — Лукашенко последовательно выжигал партийную систему, крайне редко допуская оппозицию в парламент (в предыдущем составе парламента было два оппозиционных депутата, в нынешнем Лукашенко решил обойтись и без них). Номинальный лидер протеста — домохозяйка Светлана Тихановская, участие которой в выборах Лукашенко счел для себя безопасным. Ждать от нее выдающейся стойкости (например, отказа от выступления с текстом, написанным лукашенковскими спецслужбами) или ярких и самостоятельных политических решений нельзя. Оппозиция пыталась объявить ее избранным президентом, но доказать, что она победила, не удается: точно определить результаты выборов по всей стране вряд ли получится — хотя и очевидно, что Тихановская набрала куда больше, чем объявленные ЦИК 10% голосов. Международного признания тоже не случилось: Запад принял соломоново решение — не признавать победителем никого из участников президентских выборов. После этого президиум координационного совета оппозиции потребовал не инаугурации Тихановской, а проведения новых выборов.

Оппозиция не готовилась к лидерству в многотысячном протесте — поэтому ей приходится сорганизовываться на ходу. Многие ее лидеры мечтают о европейской Беларуси, но сейчас им приходится иметь дело с Москвой — и

надо убедить партнера по Союзному государству, искренне считающего себя старшим братом, в том, что приход к власти оппозиции не опасен для Москвы,

что все союзнические обязательства будут выполняться. Аналог напрашивается — Никол Пашинян в Армении, при котором страна осталась и в ОДКБ, и в Евразийском союзе. Но есть и принципиальное отличие — Армения соседствует с Азербайджаном и Турцией, и поэтому Россия — ее естественный союзник вне зависимости от отношения к конкретным правителям. Соседи Беларуси — Польша, Литва и Украина, которые всегда готовы помочь с продвижением в Европу, что априори не нравится России. Есть еще, конечно, уникальный для последних лет пример взаимодействия России и Запада по изгнанию из Молдовы надоевшего обоим Владимира Плахотнюка, но Беларусь для российской политики — это не Молдова, тут ставки существенно выше.

Москва vs Запад

Москва явно не собирается втягиваться в войну с белорусскими протестующими — хотя кое-какую помощь Лукашенко она может оказать. В Москве прекрасно понимают роль электронных медиа — и вот уже бастующие технические специалисты белорусского телевидения рассказывают, что их заменили срочно прибывшие в Минск россияне. Московский опыт организации контрмитингов также взят на вооружение Лукашенко, мобилизующим бюджетников и пенсионеров для демонстрации «народной поддержки» президента.

Но самая важная помощь Москвы — это демонстрация Западу, что Россия категорически против его вмешательства во внутренние дела Беларуси. Видимо, Россия хотела бы некоего видоизменения белорусского режима в направлении большей гибкости, предсказуемости и, в конечном счете, стабильности — хотя Лукашенко под стабильностью понимает сохранение своей власти в полном объеме. В идеале Москва, видимо, хотела бы прихода к власти политика, держащего свое слово, раз уж оно было дано. Однако найти в современной Беларуси деятеля, способного начать реальный интеграционный процесс и при этом обладавшего бы достаточным общественным авторитетом, представляется практически невозможным. Тот же бывший газпромовский банкир, незарегистрированный кандидат в президенты, а ныне арестант Виктор Бабарико обмолвился было о возможности введения единой с Россией валюты, но потом был вынужден опровергнуть свое заявление, чтобы не потерять поддержки потенциальных избирателей (тех самых, которые потом вышли на улицы). И любой лидер Беларуси с репутацией лучше, чем у Лукашенко, будет принят в Европе и объективно станет отдаляться от России.

У Москвы есть опыт спасения еще одного авторитарного лидера — Башара Асада. Конечно, сирийская гражданская война мало напоминает белорусские митинги, участники которых убирают мусор за собой и снимают ботинки, залезая на скамейки. И Асада пришлось спасать совсем другими — вооруженными — методами. Но у двух разных историй есть одно общее — после спасения Асада Россия хотела, чтобы он нашел компромисс с умеренной частью оппозиции, чтобы сделать режим стабильнее (и надежнее обеспечить военные интересы России в стране), однако тот искренне не понимает, почему должен делиться властью после выигранной войны. Для Асада нормальный режим — это Сирия во времена правления его отца (когда оппозиционер мог быть или в тюрьме, или в эмиграции, или могиле), точно также как норма для Лукашенко — это его собственная диктатура. В результате в Сирии все ограничилось длящимся уже почти два года бесплодным диалогом о будущей конституции. Не этот ли образец имел в виду Лукашенко, когда на волне протестов также предложил заняться согласованием нового основного закона?

Позиция Запада крайне осторожна. Президент США Дональд Трамп, по словам Джона Болтона, считал Украину частью России — что уж говорить про Беларусь, по поводу которой президент США отделывается самыми общими фразами. С Европой сложнее. Польша и страны Балтии стремятся поддержать белорусскую оппозицию, но Франция и Германия не хотели бы сталкиваться с Россией. Киевские события 2014 года показали, что Россия готова на самые жесткие действия, если сочтет, что затронуты ее жизненные интересы. А в Европе немало политиков, считающих, что тогда Евросоюз поспешил и окончательно оттолкнул от себя Москву.

Поэтому лидеры ЕС де-факто признают Беларусь российской сферой влияния,

не обнадеживают оппозицию, но при этом побуждают Россию к сдержанности. Так что судьба Лукашенко решится не в Париже или Берлине, но, видимо, и не в Москве, а в Беларуси — и она сейчас зависит от активности оппозиции и сплоченности элит.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Оригинал материала опубликован на сайте издания «Проект»

Версия для печати