07.05.2021 | Алексей Макаркин

Потерянная республика: почему Москва не может договориться с Киевом

Визит в Киев госсекретаря США Энтони Блинкена 6 мая включал в себя встречи с ведущими представителями украинского истеблишмента — от Владимира Зеленского до лидеров парламентской оппозиции. Накануне в Госдепартаменте напомнили о том, что с 2014 года Соединенные Штаты предоставили Украине более $4,6 млрд. Украина входит в систему геополитических приоритетов американской администрации, что явно не нравится России.

Стереотипы и реальность

В России как в экспертном сообществе, так и в массовом сознании существует ряд стереотипов в отношении Украины. Один из них — это представление о том, что украинское общество разочаровалось в Западе и прозападных политиках. Действительно, разочарование в результатах Майдана есть — как и падение рейтингов некоторых связанных с ним деятелей. Но в то же время надо подходить к этому вопросу индивидуально. Виталий Кличко в прошлом году был переизбран мэром Киева с результатом 50,5% в первом туре. Петр Порошенко и Юлия Тимошенко, несмотря на снижение популярности, остаются лидерами партий, с запасом проходящих в Верховную раду, если бы выборы состоялись в ближайшее воскресенье.

Другой стереотип менее персонализирован, но более укоренен. Он связан с противопоставлением антироссийских и пророссийских сил. В число первых включаются галичане (население Львовской, Тернопольской и Ивано-Франковской областей Украины. — Forbes), киевские интеллигенты, активисты национал-радикальных организаций, а также большинство элит, заинтересованных в атрибутах власти. Ко вторым относят простой народ, который в этой логике симпатизирует России и тоскует по СССР, но не обладает медийным ресурсом, доверчив и поэтому обманывается (причем регулярно) элитами и интеллигентами.

Даже для начала 1990-х годов такой подход был крайне упрощенным, хотя простой народ колебался уже тогда: одни и те же люди в марте 1991-го голосовали за сохранение Украины в составе СССР (70%), а в декабре того же года — за независимость (90%). При этом многие из поддержавших независимость исходили из необходимости сохранения тесных (можно сказать, что и братских) отношений с Россией — о конкретных формах тогда мало кто задумывался. Однако с того времени прошло уже три десятилетия, и настроения существенно изменились. Это связано в первую очередь со сменой поколений, а дополнительным фактором стал уход Крыма, Донецка и Луганска, ускоривший процесс роста украинской идентичности.

Приведем некоторые результаты недавних (2020-2021 годов) исследований Центра Разумкова — одной из самых авторитетных украинских социологических служб. Несмотря на то, что лишь четверть респондентов считают, что за годы существования независимой Украины было больше положительного, чем отрицательного, 67,7% сейчас проголосовали бы на референдуме за независимость, и лишь 12,5% — против (остальные дистанцировались от однозначного ответа, что можно интерпретировать как скепсис по поводу независимости, так и желание отойти в сторону). Понятно, что наиболее резкое неприятие независимости отмечается на востоке, но и там — на территориях, оставшихся под контролем украинской власти — о своем желании проголосовать против заявили менее 30%. Более молодые респонденты активнее поддерживают независимость — многие из них прожили при ней всю свою жизнь. 59% респондентов считают, что Украине нужно вступать в Евросоюз, 26% придерживаются противоположной точки зрения (причем даже на востоке страны 38,5% считают, что вступать надо). Среди респондентов от 18 до 29 лет — 75% проевропейски настроенных.

Почти половина украинских респондентов считают, что распад СССР — это скорее хорошо, и меньше трети — скорее плохо. Для сравнения: исследование «Левада-центра» (признан Минюстом организацией, выполняющей функции иностранного агента), проведенное в 2020 году, показывает, что о распаде СССР сожалеют почти две трети россиян, не сожалеют — чуть больше четверти. Еще одно сравнение: в 2016 году исследование украинской социологической группы «Рейтинг» показало, что лишь 22% украинцев позитивно относятся к Сталину, а по данным «Левада-центра», в 2019 году о своем восхищении Сталиным, уважении или симпатии к нему заявил каждый второй россиянин. Это неудивительно: в России Сталин воспринимается как победитель в войне, суровый, но справедливый и некоррумпированный вождь. Для жителей Украины он, прежде всего, главный виновник Голодомора.

Руина и Запад

Еще два стереотипа связаны с тем, что Украина обречена на эрозию и, в случае продолжения противостояния с Россией, — на распад, а Запад потерял к ней интерес. За последние годы мне довелось столкнуться с разными проявлениями этих стереотипов — вплоть до мечты диванных аналитиков о том, что Украина превратится в Руину (по аналогии с получившим в истории такое название многолетним хаосом XVII столетия), а Запад в этих условиях сам попросит Россию навести порядок на этой территории. Развитие политических процессов показало утопичность таких ожиданий.

Как отмечалось выше, политическая роль украинского востока резко снизилась после потери наиболее пророссийских территорий. Более того, восток политически фрагментировался — обломки некогда могущественной Партии регионов конкурируют друг с другом и опираются на поддержку различных экономических групп. Раньше Харьковом, Одессой или Мариуполем управляли политики, «упакованные» в одну партию — сейчас же они лишь иногда вступают в ситуативные коалиции. Сторонники объединения с Россией на этих территориях ослаблены. Одни отправились на фронт и погибли, другие живут в Крыму или Донецке, третьи ушли во внутреннюю эмиграцию, четвертые отшатнулись от русского мира, который предстал в облике не Пушкина или Толстого, а Мозгового и Моторолы.

На Западе действительно многие разочарованы украинскими реалиями — коррупцией, управленческой неэффективностью, сохраняющейся ролью олигархов. О коррупции и олигархах говорил в ходе нынешнего визита и Блинкен. Демонстративное желание украинской правящей элиты скорее вступить в НАТО не очень радует американцев и ведущие европейские страны: в самом НАТО нет и в обозримом будущем не предвидится консенсуса по этому вопросу — многие участники блока не хотят раздражать Россию. Хотя сотрудничество с блоком в разных формах продолжается и развивается, а в прошлом году Североатлантический совет признал Украину «партнером с расширенными возможностями». Впрочем, с новыми обязательствами этот статус не связан — речь идет о символическом шаге.

Но Украину не бросают: даже при Дональде Трампе, которому украинская проблематика была откровенно неинтересна (кроме сбора компромата на Джозефа Байдена и его сына), страна усилиями руководства Пентагона стала получать летальное оружие, в котором ей отказывал более осторожный Барак Обама. При Байдене же Украина оказывается в числе приоритетов не только американского государства, но и президента.

Во время апогея недавнего кризиса вокруг Украины своим киевским визави звонили все ведущие представители внешнеполитической команды США, вплоть до президента. Украинскую тему предполагается обсудить на готовящемся российско-американском саммите. США внимательно следят и за внутриукраинской ситуацией, стимулируя Зеленского к более активной борьбе с коррупцией и выражая недовольство недостаточным «уважением практики транспарентного корпоративного управления», как только президент Зеленский заменил главу «Нафтогаза» в обход независимых директоров компании.

Похоже, что стереотипы уходят в прошлое, хотя и не без проблем — более комфортно верить в психологически удобные сценарии развития событий. Тем более, что реалистичный подход связан с выработкой новой политики, а ее параметры пока не просматриваются. Жесткий курс сталкивается с многочисленными ограничителями — от угрозы новых, калечащих экономику санкций до усталости российского общества от внешнеполитической тематики (а смягчение может быть расценено как слабость). Выход можно поискать в случае общего потепления отношений с Западом, но такое развитие событий выглядит весьма проблематичным — даже в случае частичной деэскалации новой перезагрузки не ожидается.

Алексей Макаркин - первый вице-президент Центра политических технологий

Оригинал статьи опубликован в журнале Forbes.

Версия для печати