13.01.2005 | Сергей Перегудов

НОВЫЙ ЭТАП В ОТНОШЕНИЯХ БИЗНЕСА И ВЛАСТИ

Начиная с середины 2003 г. в отношениях бизнеса и власти в России произошли существенные изменения, в ходе которых прежняя, установившаяся в 2000-2002 гг. модель этих отношений была практически сломана и взаимодействие между ними стало уже происходить по иным, качественно отличным правилам игры. Главным моментом отмеченных изменений явилось лишение бизнеса политической самостоятельности и, соответственно, резкое снижение его политической роли. Если до открытия "дела ЮКОСа" и ареста М.Ходорковского бизнес, и прежде всего бизнес корпоративный, являлся одной из сторон "треугольника власти" (о чем я подробно писал в вышедшей в 2003 г. книге "Корпорации, общество, государство: эволюция отношений")¹, то с этого времени он был буквально выбит из данной конструкции. На месте же этой последней начала создаваться уже иная, совершенно на нее не похожая модель. Дело "ЮКОСа", таким образом, явилось не частным эпизодом, а знаменовало собой веху, рубеж в отношениях власти и бизнеса, открывавший новый этап данных отношений.

Государство-патрон и "подчиненный бизнес"

"Смена вех" произошла во всех основных сферах взаимодействия бизнеса и власти. В системе представительства интересов, или функционального представительства, это выразилось в том, что на месте механизмов согласования стратегических установок социально-экономического развития с Президентом и Правительством (налоговая реформа, развитие банковской системы, принципы валютного регулирования, административная реформа и др.) начала практиковаться система консультаций по сугубо частным вопросам. Уровень отношений был также на порядок снижен, и если до середины 2003 г. многие вопросы решались в ходе встреч наиболее влиятельных представителей корпоративной элиты (сформировавшей в 2000 г. новый руководящий центр Российского союза промышленников и предпринимателей - бюро РСПП) с Президентом, то начиная с этого времени такие встречи прекратились. На уровне правительства Совет по предпринимательству был реорганизован в Совет по конкурентоспособности, а из круга обсуждаемых на нем вопросов практически выпали вопросыузлового, стратегического значения. В данной связи представляет интерес та оценка, которую дает новым отношениям вице-президент и член бюро РСПП И.Юргенс. "До июня 2003 г., - заявил он в одном из своих интервью, - было семь встреч бюро РСПП с Президентом, была очень конструктивная, умная работа, в том числе со стороны первого лица, с крупным бизнесом, шел диалог. Власть и теперь понимает, что без сотрудничества с бизнесом нельзя", и она "прощупывает какие-то механизмы так называемого частно-общественного предпринимательства… Но это, скорее, просто желание использовать существующие бизнес-объединения в своих целях, нежели возобновить диалог…Это отношения патрона-государства к подчиненному бизнесу"².

Еще более наглядно произошедшие изменения отразились в системе партийно-политического представительства, куда в предшествующий период крупный бизнес внедрился весьма глубоко и основательно. Здесь ослабление его позиций произошло на обоих уровнях этого представительства. На уровне общества он лишился свободы выбора в финансовой и иной поддержке партий. Отныне он может это делать, либо давая деньги и оказывая иные услуги "партии власти", или же спонсируя (в ограниченных пределах) те партии, которые не имеют шансов стать реальной оппозицией. Что же до партий или объединений, которые представляют потенциальную угрозу монопольному положению "партии большинства", то он может это делать лишь скрытно, рискуя навлечь на себя большие неприятности³.

На уровне законодательной власти крупный бизнес был также существенно потеснен. Несмотря на то, что выборы 2003 г. проводились по той же избирательной системе, что и выборы 1999 г., роль представителей бизнеса в новой Думе изменилась кардинальнейшим образом. Если в Думе прошлого состава они обладали мощнейшими рычагами влияния на законодательный процесс, в основном через т.н. междепутатские объединения (МДО), число которых составляло около двух десятков4, то в Думе нынешней представители бизнеса (а их сейчас почти столько же, что и прежде) оказались практически полностью подконтрольны "Единой России". Лоббизм из Думы никуда не ушел, он даже стал более изощренным, однако его масштабы и, главное, политическая роль резко снизились.

Новый закон о выборах в Думу, ликвидировавший одномандатные округа, еще сильнее подрывает позиции крупного бизнеса в законодательной сфере. В ходе выборов по старой системе, в соответствии с которой половина кандидатов баллотировалась в одномандатных округах, крупные корпорации имели возможность самостоятельно выдвигать и вести борьбу за победу своих людей, не только финансируя их избирательную компанию, но и выступая в качестве своего рода электоральных машин, мобилизуя и свой транспорт, и своих людей, и свой административный ресурс. Наиболее полно такого рода возможности были использованы в ходе выборов 1999 г., были они задействованы и на выборах 2003 г., хотя и не столь открыто и безбоязненно. Новая система выборов лишает крупный бизнес возможности вести свою собственную игру на этом поле, и он вынужден будет встраивать своих ставленников в команду "партии власти" уже не только после выборов в Думу, но и задолго до них. Тем самым их зависимость от этой партии и от власти вообще еще большевозрастет, и обе эти власти получат возможность (через процедуру составления партийных списков) определять не только общее количество представителей бизнеса в Думе, но и решающим образом влиять на представительство тех или иных бизнес-групп в ней.

Изменение порядка формирования губернаторского корпуса в регионах призвано, судя по всему, нанести серьезный удар по политическому влиянию крупного бизнеса и на этом уровне. Выборный губернатор, чтобы добиться электорального успеха, вынужден был, особенно если он сам не являлся местным "олигархом", опираться на финансовую поддержку влиятельной части регионального бизнеса. Часто, хотя и далеко не всегда, это ставило его в зависимое положение. Но и когда этого не происходило, губернская или республиканская власть должна была считаться с крупным бизнесом, "уважать" его интересы, выстраивать с ним партнерские или близкие к партнерским отношения. С течением времени усиливалась тенденция к институционализации этих отношений, правда, в отличие от федерального центра происходило это не по линии предпринимательских организаций и их руководства, а по линии отдельных корпораций и бизнес-групп. Аналогичные процессы формализации отношений начали происходить на уровне федеральных округов и на межрегиональном уровне. Отмена выборности губернаторов освобождает их от необходимости выстраивания "равновесных" отношений с "большим бизнесом" или какой-то его частью и создает возможность конструирования иного, иерархического порядка, по образцу и подобию того, который возобладал на федеральном уровне. И хотя реализация подобного сценария отнюдь не будет простой и легкой и скорее всего натолкнется на серьезнейшие и в целом ряде случаев непреодолимые препятствия, сама принципиальная возможность его и, главное, превращение губернаторов и президентов республик в звено общей властной вертикали, ее органическую часть, лишает крупный региональный бизнес значительной части того политического ресурса, которым он обладал до сих пор. Тем самым отмеченные выше изменения, инициированные властью на общефедеральном уровне, "спускаются" на более низкие уровни с тем, чтобы вся система отношений бизнеса и власти строилась по единой схеме и по единому принципу⁵. Схема, конечно же, на то и схема, чтобы не воплотиться в жизнь в "чистом"виде. Но та настойчивость, с которой делаются попытки реализовать эту схему, не оставляет сомнений в том, что мы имеем дело не с импровизацией, а с далекоидущим проектом.

Госкапитализм или государственный корпоративизм?

Изменения, которые претерпевает взаимодействие бизнеса и власти, не ограничиваются "чистой" политикой, но все заметнее сказываются и на характере более фундаментальных, политико-экономических отношений. Усиливается тенденция к установлению прямого государственного контроля над ключевыми структурами российской экономики, и в том числе теми, которые находятся в частном секторе. Пожалуй, наиболее основательно эта тенденция прослежена в статье А.Радыгина, опубликованной в апрельском номере "Вопросов экономики" за этот год. Автор склонен характеризовать эту тенденцию как "госкапиталистическую" и приводит перечень основных направлений, по которым она развивается. Помимо "усиления государственного предпринимательства и формирования некоего "ядра" государственной экспансии и контроля" в число этих направлений автор включает также создание круга лояльных, в том числе частных компаний с репутацией "государственников", применение показательных (селективных) репрессивных мер (административного и уголовногохарактера) в отношении тех, кто не вписывается в выстраиваемую модель. Замечая, что традиционное понятие "государственный капитализм" не охватывает всей специфики выстраиваемой модели, он пишет, что термин "бюрократический капитализм", возможно, более корректен"⁶.

Полагаю, однако, что гораздо адекватнее суть этой модели отражает такое понятие, как государственный корпоративизм. В отличие от предлагаемых автором формул оно несет в себе более основательное политическое начало, и если учесть, что и сама модель выстраивается сверху и в основном политическими способами, есть резон дать ей именно такое толкование. Тем более что и по своему характеру и содержанию описанная А.Радыгиным модель практически полностью ему соответствует⁷.

Чтобы не быть голословным, приведу то определение государственного корпоративизма, которое дает известный политолог Филипп Шмиттер, стоявший у самих истоков формирования корпоративисткой школы современной политологии. По Шмиттеру, это "система представительства интересов, в которой составляющие ее субъекты организованы в ограниченное число монопольных, иерархических и функционально дифференцированных друг от друга категорий, призываемых, а иногда и создаваемых государством, которое гарантирует им указанную монополию в обмен на определенную степень контроля за подбором их лидеров, выработкой их требований и приверженностей"⁸.

Ключевое слово здесь, конечно же, контроль, и контроль этот, опять же, прежде всего политический. Полагаю, что было бы неправильно утверждать, будто система эта уже установилась в России или процесс ее становления принял уже необратимый характер. Но то, что процесс этот уже начался, сомневаться не приходится. И если пару лет назад кое-кто из нас писал и говорил о неокорпоративистской модели либо как о почти совершившемся факте, либо как о проекте, который лишь начал осуществляться⁹, то сейчас мы имеем все основания говорить и писать о государственном или, что в данном случае одно и то же, бюрократическом корпоративизме, который приходит ему на смену. Разница между этими двумя типами корпоративизма принципиальная, и если первый часто называют либеральным, социэтарным, и он ассоциируется с "шведской" или "рейнской" моделями, то второй - совсем с другими, в лучшем случае латиноамериканскими образцами.

Кризис либерализма: продолжение следует

Все сказанное подводит нас к вопросу о судьбе либеральных реформ и о судьбах российского либерализма вообще. Судя по всему, мы являемся свидетелями глубокого кризиса либерализма, причем уже не партийно-политического, о котором много писали и говорили после опубликования в "Ведомостях" статьи М.Ходорковского, а либерализма экономического, т.е. того курса или "проекта", который реализуется в социально-экономической сфере. Либерализм из социально-экономической политики, конечно же, никуда не ушел, но это уже не "полновесный", а усеченный либерализм, причем усеченный не в каких-то маргинальных аспектах, а в некоторых сущностных его характеристиках. По сути дела, либералы лишились возможности устанавливать правила игры и осуществлять макроэкономическую политику по своему усмотрению. Они не могут ни обеспечить соблюдение прав частной собственности, ни добиться реализации принципов свободного рынка и "свободы выбора", которые являются креугольным камнем современного экономического либерализма. И это при том,что они формируют наиболее влиятельную группу политических деятелей и администраторов в правительстве.

Тенденция к расширению и укреплению "государственных" начал в экономике явно противоречит самому их кредо, но переломить или даже приостановить ее они не в силах. В качестве иллюстрации мощи тех ограничителей, с которыми они сталкиваются, можно привести тот поворот на 180 градусов, который совершен Г.Грефом и его министерством в связи с торгами по активам "Юганскнефтегаза". (Напомню, что "Юганскнефтегаз" - это основная дочерняя добывающая компания ЮКОСа, который был полностью частной корпорацией, подконтрольной группе акционеров во главе с М.Ходорковским. "Газпром" является полугосударственной компанией, практически целиком контролируемой и управляемой назначенцами государства). Как только руководство "Газпрома", а точнее, его новой "дочки" - "Газпромнефти" объявило о своем намерении поучаствовать в конкурсе по продаже "Юанскнефтегаза", Г.Греф выступил с заявлением, в котором резко возражал против этого участия. На правительственном часе в Госдуме (01.12.04) он заявил, что не считает правильным"усиление присутствия государства в рыночном секторе экономики" и что вместо этого, напротив, "необходимо выделить из "Газпрома" все потенциально конкурентные виды деятельности". Чтобы не допустить участия "Газпрома" в торгах, Греф намеревался заблокировать обсуждение этого вопроса на совете директоров компании¹⁰. Примечательно, однако, что всего пару дней спустя Греф подписал документ, в котором предложил представителям государства в совете директоров монополии одобрить эту сделку¹¹.

Казус с "Юганском" - это, конечно, лишь частный случай, однако учитывая все сказанное выше, он как нельзя лучше иллюстрирует ту ситуацию "усеченности", о которой говорилось выше и которая не позволяет либералам в правительстве, несмотря на сохранение ими ключевых позиций в нем, реализовать в сколько-нибудь полном виде свой либерально-рыночный проект. Наибольшая свобода рук у них сохраняется в области реформирования социальной сферы, и они, как известно, весьма активны здесь. Однако, судя по всему, активность эта вряд ли принесет им ожидаемые дивиденды. Скорее наоборот.

Тенденции к маргинализации либерально-рыночной составляющей экономической политики, естественно, вызывает все более серьезную озабоченность ее приверженцев, причем наиболее откровенно эта озабоченность высказывается людьми, отошедшими от "большой политики" и не занимающими ответственных постов. Знакомство с этими высказываниями оставляет впечатление, что они переживают что-то близкое к шоку¹².

Перегруппировка элит

В результате произошедших за последние полтора года изменений в политическом и политэкономическом ландшафте складывается и во-многом уже сложилась принципиально новая диспозиция внутри российской политической и деловой элиты. Основным фактором, определяющим размежевание в ней, по-прежнему остается отношение к роли государства, обусловившее ее деление на т.н. государственников и либералов-антиэтатистов. Причем это размежевание стало еще более глубоким и очевидным. В результате столь широко растиражированное клише относительно деления на "питерцев" и "семейных", или "московских", которое и прежде, с моей точки зрения, не было наиболее значимым, еще более отодвинулось на второй или даже третий план.

Главные изменения, однако, произошли не в этом "базовом" размежевании, а в тех существенных сдвигах, которые произошли внутри обоих из упомянутых "лагерей". Что касается либералов, то здесь основной и наиболее влиятельной группой остаются высокопоставленные деятели в правительстве (Ал.Кудрин, Г.Греф, М.Зурабов, А.Фурсенко и др.) и президентской администрации (А.Илларионов, Дворкович), а также близкие к правительству топ-менеджеры (здесь наиболее заметной фигурой остается А.Чубайс).

Пытаются консолидироваться и либералы - партийные политики (Б.Немцов, И.Хакамада, Г.Явлинский, В.Рыжков и др.), их активность, особенно после украинских событий ноября-декабря 2004 г. и декабрьского Гражданского конгресса возрастает, но не настолько, чтобы уже сейчас они могли серьезно влиять на политический процесс и социально-экономическую политику.

И третья по порядку, но не по значению группа либералов - это крупные бизнесмены, возглавляющие т.н. интегрированные бизнес-группы типа "Альфы" (М.Фридман и П.Авен), "Сибнефти" (до сих пор ассоцирующейся с Абрамовичем), "СУАЛа" (В.Вексельберг) и им подобных. Именно эти люди представляли собой наиболее влиятельную часть корпоративной элиты, которая до середины 2003 г. выступала в качестве одного из ключевых игроков в упомянутом выше "треугольнике власти", и именно по ее политическому влиянию с открытием "дела ЮКОСа" был нанесен мощнейший удар. Ее позиции в экономике серьезно не пострадали и даже где-то продолжали укрепляться. Однако политически и морально она была обезоружена и пребывает в состоянии глубокой депрессии. Заметно ослабла она и в результате занятия значительной частью бывшего "олигархата" нарочито "пропрезидентских", аполитичных позиций.

Примечательно, что не только приобщенные к власти либералы, но и в какой-то мере либералы-"партийцы" с открытием "дела ЮКОСа" постарались дистанцироваться от либералов-бизнесменов и даже стали порой, что называется, бросать камни в их огород (здесь особенно громко прозвучали фактически поддержавшие выдвинутые против его руководства обвинения заявления А.Кудрина и Г.Грефа). Подобного рода поведением они объективно ослабили общие позиции либеральной элиты. Не впадая в преувеличение, можно констатировать, что политическое бессилие либералов от бизнеса оборачивается, и чем дальше, тем очевиднее, политическим бессилием либералов от власти. Не прибавила веса антиолигархическая фразеология и "либералам" партийцам.

При всем том сам по себе политический потенциал либеральной элиты весьма высок, и в случае, если он будет консолидирован, эта элита вполне может претендовать на одну из первых ролей в партийно-политической системе страны. Поэтому говорить о том, что либералы "завершают свое представительство в большой политике", как это делает, к примеру, Д.Рогозин¹³, означает выдавать желаемое за действительное. Представители либералов в политике, экспертном сообществе, СМИ, правозащитных и некоторых иных общественных организациях явно ощущают эти потенции, и именно этим, скорее всего, объясняется уверенность, с которой они отстаивают свои позиции и стремятся расширить свое присутствие на политическом пространстве.

В лагере "государственников" также нет единства, больше того, линия раздела здесь обозначена четче, чем это имеет место у либералов. Лагерь этот можно подразделить на две основные группировки, которые я назвал бы "деприватизаторами" и "неодирижистами". Название "деприватизаторы", конечно, весьма условно, оно лишь характеризует стремление этих людей расширить границы госсобственности, подчинить прямому контролю государства наиболее существенные сектора экономики. О широкомасштабной национализации вряд ли кто-то из них всерьез помышляет.

Ядро группы составляет ряд входящих в администрацию Президента политиков, руководство основных силовых и правозащитных структур, а также деятели органов и организаций, тесно с ними связанных (Налоговая инспекция, Счетная палата и некоторые другие). К ним вплотную примыкает группа бизнесменов, возглавляющих крупные государственные и полугосударственные корпорации, и прежде всего "Газпром" и "Газпромнефть", значительная часть компаний и предприятий оборонно-промышленного комплекса, несырьевых отраслей промышленности. Идеологическую и экспертно-аналитическую поддержку им обеспечивает ряд влиятельных политтехнологв типа Г.Павловского, сыгравших заметную роль в ходе антиолигархической кампании, развернувшейся перед думскими выборами 2003 г. и не утихающей до сих пор.

Можно без преувеличения сказать, что именно эта группа установила с середины 2003 г. идейно-политическую гегемонию в стране и довольно прочно ее удерживает.

Другая группа - "государственников-дирижистов" также имеет своих представителей как во властных структурах, так и в бизнесе. Однако и там, и здесь, и особенно в органах власти, они не только в меньшинстве, но и, главное, не располагают сколько-нибудь заметным влиянием. В правительстве это деятели, возглавляющие в основном отраслевые ведомства и Минпромэнерго, роль которых в результате ряда реорганизаций сведена к минимуму, а их влияние не идет ни в какое сравнение с влиянием Министерства финансов, Министерства экономического развития и торговли (МЭРТ) и примыкающих к ним ведомствам. Неодирижистские веяния проникают и в МЭРТ, не чужд их влиянию и премьер-министр. Однако на реальном политическом курсе они практически не сказываются.

В бизнесе неодирижистские подходы разделяет и разрабатывает группа топ-менеджеров, возглавляющих крупные бизнес-структуры несырьевых секторов экономики. Наиболее заметные из этих людей - В.Евтушенков - глава и основной собственник корпорации "Система" (основные активы ее сосредоточены, как известно, в сфере высокотехнологичного бизнеса); А.Лебедев, возглавляющий недавно сформированную из принадлежащего ему (в основном) коммерческого банка (НРБ) и части гражданского аваипрома финансово-промышленную корпорацию, новый "автомобильный король" Дерипаска. Неодирижиские подходы разделяют ориентированные на эффективную рыночную экономику руководители компаний и корпораций оборонного комплекса, а также менеджеры перспективных, но нуждающихся в государственной поддержке предприятий и компаний обрабатывающей промышленности, лесного и сельского хозяйства. Немало у них сторонников и среди экспертов-аналитиков. Однако, как и бизнесмены-либералы, все они не располагают политическим ресурсом, способным повлиять напроводимый властями социально-экономический курс. Их единомышленники в правительстве, как уже отмечалось, погоды в политике не определяют, а те, кто мог бы реально им посодействовать, не делают это в силу своей идеологической и полит-экономической ориентации.

Хотя "неодирижисты" зачастую демонстрируют свою солидарность с "деприватизаторами", это никак не укрепляет их политических позиций и их политического влияния.

Опоры или подпорки?

Реальный курс в экономике и политике определяют две крайние группировки - либералы у власти и "приватизаторы" во власти и вне ее.

Последствия такого рода дислокации исключительно серьезны, и они уже начинают проявляться как в ходе текущего общественно-политического развития страны, так и в "системном" плане.

Первое, что бросается в глаза при попытке оценить текущую ситуацию, это неспособность "усеченного" либерализма реализовать даже тот позитив, который, безусловно, имеется в полноценном либерально-рыночном проекте. Отсюда - угроза застоя в экономике, ощутимые признаки которого уже появились. Застой этот чреват непредсказуемыми социальными последствиями и даже социальным взрывом. Относительное социальное благополучие наиболее активной части общества, которое лежит в основе нынешней стабильности, покоится на весьма шатком основании, подпитывается "нефтегазовой иглой". В отсутствие благоприятного инвестиционного климата и затухания темпов экономического роста практически неизбежен подрыв материальных основ этого благополучия. В таких условиях столь настойчиво проводимая либерально-ориентированная реформа жизненно важных социальных услуг (здравоохранения, образования, социального страхования) не только еще более усугубляет положение "бюджетников", пенсионеров и других категорий населения, находящихся зачертой бедности или поблизости от нее, но и ударит по интересам других массовых слоев населения. Тем самым может возникнуть взрывоопасная смесь, поджечь которую не составит большого труда.

Ущербный характер проводимой либералами социально-экономической политики еще более усугубляет тот вариант государственного вмешательства, который реализуется государственниками - "деприватизаторами". Их вторжение в отношения собственности не имеют ничего общего ни с конструктивной промышленной политикой, ни со стимулированием конкурентоспособности путем дебюрократизации экономики. И по своему характеру, и по своим последствиям оно контрпродуктивно, ослабляет экономику страны, подрывает доверие к ней как со стороны отечественного, так и зарубежного бизнеса.

Взаимодействие "усеченного либерализма" и этатизма "деприватизаторов" заводит экономику страны в тупик и резко контрастирует с тем сочетанием принципов "свободного" и "регулируемого" рынка, которое имеет место в странах с развитой рыночной экономикой. Это сочетание обусловливает то взаимодействие свободно-рыночных и социально-рыночных подходов и практик, которое в современных условиях дает ощутимый социально-экономический эффект. Разумеется, там тоже существуют свои проблемы, перекосы в ту или иную сторону, противоречия между социальными и экономическими приоритетами¹⁴. Однако сам выработанный практикой ряда десятилетий принцип политического взаимодействия либерализма и рыночно ориентированного дирижизма доказал свою способность обеспечивать не только сочетание двух указанных подходов, но и сводит к минимуму социально-политические издержки их практической реализации. Принципы эти могут претворяться в жизнь различными путями, и те формы их реализации, которые утвердились в странах Запада, могутслужить лишь неким ориентиром, но не более того.

Сложившаяся диспозиция политических сил, определяющих приоритеты социально-экономической политики России, чревата и серьезными последствиями "системного" характера, которые неизбежно будут накладываться на текущую общественно-политическую ситуацию. Формула, которую есть все основания здесь использовать - это "системный кризис", который пока что носит подспудный, неявный характер, но вполне может со временем превратиться в открытый, сопровождающийся нарушением основных механизмов выработки, принятия и реализации государственных решений. Ибо власть и властные функции не могут сколько-нибудь длительное время опираться на столь неэффективные, ущербные основания, каковыми является усеченный либерализм и деприватизаторский этатизм.

Хотя в данный момент (декабрь 2004 г.) ничто не указывает на возможность смены указанного вектора, нельзя исключать и того, что наша верховная власть в лице Президента и некоторых лиц в его, возможно, не самом близком окружении, убедившись в бесперспективности и тупиковости и существующего распределения управленческих ресурсов, пойдет на решительную ломку сложившейся "двухпартийности" и переведет стрелки на иной, более конструктивный путь.

Это была бы поистине революция сверху, настолько кардинальными являются назревшие изменения. С точки зрения автора, основанием для подобного рода сценария служат уже не раз предпринимавшиеся попытки президентской власти выйти за пределы "старых" идей и найти новые, более эффективные пути развития экономики, включая и активную промышленную политику. Совершенно очевидно, однако, что для прорыва в этом направлении потребуется нечто большее, чем косметическая операция.

Как бы то ни было, "размораживания" ситуации не произойдет, если в политический процесс не будут вовлечены потенциально дееспособные и конструктивные силы, которые могут внести новую динамику и в социально-экономическое развитие, и в весь политический процесс, от которого оно напрямую зависит.

Примечания

1. Двумя другими углами этого треугольника являлись Президент или, точнее, институт Президента, и "партия власти", которая идентифицировалась не с т.н. партией власти в Думе, а с группой высших администраторов и чиновников в правительстве и президентской администрации, ядро которой составляли либералы-рыночники" (См. С.П.Перегудов. Корпорации, общество, государство: эволюция отношений. М.,Наука, 2003, стр.332-342).

2. "Независимая газета". 16.09.04.; В то же духе высказался и известный предприниматель, бывший министр топлива и энергетики Сергей Генералов, который заявил в газете "Ведомости": "Сегодня по отношению к бизнесу у государства действует административное право. А очень хочется чтобы начало действовать договорное право…"("Ведомости", 11.10.04).

3. На вопрос о том, кто финансирует проведение "Гражданского конгресса" (в котором приняли участие партии и организации либерального спектра, а также некоторые правозащитные и иные организации гражданского общества) один из инициаторов и организаторов этой акции (состоявшейся 12.12.04), депутат Думы В.Рыжков сказал: "Для этого, чтобы не подвергать опасности людей, которые помогают конгрессу, мы договорилась о следующей формуле: это российский бизнес, работающий внутри страны и не имеющий отношения ни к нефти, ни к газу, ни к другим сырьевым ресурсам. Что в точности соответствует истине" ("Независимая газета", 10.12.04).

4. Наиболее влиятельным МДО являлась "Энергия России", в состав которой входило свыше 120 депутатов из самых различных фракций, в т.ч. и из фракции "Единство". Примечательно, что даже сам лидер фракции В.Пехтин входил в это объединение (С.П.Перегудов. цит.соч., стр.250).

5. То, что отмена выборов губернаторов связана прежде всего со стремлением "освободить" их от необходимости "дружить" с бизнесом, подтвердил и сам президент, когда он на встрече с представителями ведущих телеканалов страны в ответ на вопрос о том, с чем связан отказ от прямых выборов губернаторов, заявил: "В последнее время я с тревогой наблюдаю за процессом влияния экономических групп и различных экономических кланов на региональный уровень и на уровень управления. Губернаторы и президенты республик сами чувствуют это… В соответствии с 77 статьей Конституции Российской Федерации исполнительная власть в России представляет единое целое. К сожалению, ничего подобного у нас не создано…"(www.strana.ru/stories19.11.04)

6. А.Радыгин. Россия в 2000-2004 годах: на пути к государственному капитализму? - "Вопросы экономики", №4, 2004, с. 50, 63-64.

7. Сказанное вовсе не означает, что в России нет государственного капитализма. В своей книге 2003 г. я идентифицировал целый анклав российской экономики, в котором ключевые позиции в качестве собственна и управляющего принадлежат государству и его представителям, как госкапиталистическую (См. С.П.Перегудов. Цит.соч.,стр. 299-304).

8. "Полис", №2, 1997, стр.15.

9. См.,напр.,А.Зудин. Неокорпоративизм в России? Государство и бизнес при Владимире Путине.- "Pro-et-Contra", февраль 2002.

10. "Ведомости", 02.12.04. По поводу присутствия государства в экономике не менее категорично высказывается и другой не менее влиятельный представитель команды либералов в правительстве А.Кудрин: "Половина всей экономики страны так или иначе увязывается с госкомпаниями. Это недопустимо. В этой части государство должно кардинально сократить свое участие" (Там же, 25.10.04).

11. Там же, 04.12.04.

12. Именно такое ощущение оставляют некоторые статьи и интервью такого видного идеолога либеральных реформ, как бывший министр экономики Е.Ясин. В одном из своих регулярных интервью на "Эхо Москвы" он, в частности, сказал: "Правительственные ведомства теперь начинают осторожничать с реформами, опасаясь, что в новой ситуации их действия вызовут недовольство… Какие надежды были у всех нас сразу после прихода Путина к власти. В центре стратегических разработок мы были окрылены. - Сейчас же кое-что делается, но обстановка уже не та"…(Эхо Москвы, 24.9.04.). Моя запись может быть в каких-то деталях не совсем точной, но за адекватную передачу смысла сказанного ручаюсь. В подобном же духе высказываются и другие горячие сторонники либеральных реформ из числа общественных деятелей, экспертов- аналитиков, журналистов и т.п.

13. "Независимая газета", 15.12.04.

14. О том, что "чистая" либерально-рыночная модель не реализована даже в США, вынужден засвидетельствовать в своей недавней статье в Wall Street Journal не кто иной, как главный теоретик неолиберальной экономики Милтон Фридман. "Вмешательство правительства в экономическую деятельность с помощью регулирования и различных мер контроля, - пишет он, - при Рейгане было ограничено. Но в последующие годы его неуклонный рост возобновился…Нам еще далеко до того, чтобы привести практику в соответствие с убеждениями". (см.перевод его статьи в газете "Ведомости" за 10.12.04).

Версия для печати