30.11.2023

Алексей Макаркин: «Генри Киссинджер был историком и на историческом опыте понимал пределы возможного»

Для Киссинджера ключевым понятием был баланс сил, образцом – Вестфальская система, обеспечившая этот баланс ценой компромисса, который расходился с представлением о должном как католиков, так и протестантов. Каждый должен был смириться с принципом, провозглашенным за сто лет до этого в Аугсбурге - cuius regio, eius religio. Эти сто лет потребовались, чтобы понять, что государство должно заниматься собственным обустройством, а не спасать огнем и мечом души жителей соседней страны, избавляя ее от ереси папизма или протестантизма (ну и попутно с этим благочестивым делом округлить свою территорию). И еще в эти сто лет была Тридцатилетняя война – именно она с ее ужасами и тупиковостью (решительной победы не мог одержать никто), а не умные мысли гуманистов вынудила правителей к договоренностям.

Потом баланс сил неоднократно подвергался ревизии – первым этим занялся уже Людовик XIV через несколько десятилетий после Вестфаля – но затем восстанавливался в новом формате. Но при этом полководцы обычно популярнее дипломатов. Только что проведенный опрос жителей Франции показал: 74% считают, что Наполеон своим правлением положительно повлиял на свою страну. Правда, основными заслугами Наполеона признаны гражданские, но лишь 31% осудил его войны. А 52% посчитали, что действия Наполеона пошли на пользу не только Франции, но и Европе.

На фоне Наполеона Талейран, обеспечивший не самыми возвышенными методами полностью проигравшей войну Франции место в послевоенном европейском «концерте держав», выглядит далеко не столь популярным. Главную особенность этого «концерта» Киссинджер в своем исследовании о Венском конгрессе охарактеризовал так: «Стабильность обычно является результатом не стремления к миру, а признанной всеми легитимности, означающей международное соглашение о природе рабочих договоренностей и о допустимых целях и методах внешней политики. Она подразумевает признание ограничений, налагаемых международным порядком, всеми основными державами».

Сторонник баланса сил и связанной с ним realpolitik, Киссинджер был неприемлем и для левых, и для правых. Пожалуй, его критиковали не меньше, чем Талейрана. Левые не могли простить ему жестоких бомбежек Камбоджи и поддержку Пиночета, правые – признания красного Китая. А он прагматично решал конкретные задачи, которые, с его точки зрения, были важны для Америки.

Бомбежки Камбоджи способствовали достижению договоренностей с Северным Вьетнамом на условиях, которые стали для США неприятными (приятных быть не могло), но не катастрофическими (когда режим Тхиеу в Южном Вьетнаме рухнул, то американский народ уже мало интересовался событиями в Юго-Восточной Азии). А сближаясь с Китаем за счет отказа от официальной поддержки Чан Кайши (неофициальная осталась), Киссинджер решал задачу предотвращения нового сближения СССР и КНР на антиамериканской основе, исключать которое тогда было невозможно.

С СССР, а затем и с Россией, Киссинджер считал необходимым договариваться, исходя все из того же принципа «концерта» и основываясь на балансе интересов. Тема прав человека его, как сторонника realpolitik, не интересовала (поправка Джексона-Вэника была принята Конгрессом в пику Никсону и Киссинджеру). Поэтому Киссинджер был весьма популярен среди российской элиты XXI века, которая была ориентирована на большие договоренности с Западом при признании за Россией сферы интересов. Но сейчас это неактуально – и сам Киссинджер, выступив за прием Украины в НАТО, фактически признал, что надежд на новую разрядку хотя бы образца 1972 года, в сколько-нибудь обозримом будущем не видно. А раз разрядка неактуальна, то происходит сдерживание – как в конце 1940-х годов, когда холодная война только начиналась и правила и ограничения, столь излюбленные Киссинджером, определены не были.

Алексей Макаркин — первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати