26.05.2006

Владимир Кульчицкий, президент Группы компаний «Прогресстех»: «Главный риск для нашей компании - политический»

…Я родился в Москве в 1950 году. Отец - военнослужащий, доктор наук, профессор. Мама, урожденная Лыкова Любовь Васильевна, из очень известной семьи российских интеллигентов, ученых. Отец родом из Украины, из старинного шляхетского рода, история которого насчитывает 600 лет. Волею судеб отец оказался в Ленинграде, где и познакомился с мамой.

В этом городе я заканчивал военное инженерно-техническое училище, где ранее учился и отец. Так что пошел по его стопам, хотя считался гуманитарием, любил историю. В семье было скептическое отношение к существующей системе, и мне не хотелось, чтобы профилирующими предметами оказались марксизм-ленинизм и т.п. Поэтому я пошел в училище - там все понятно как е2-е4. Факультет назывался «строительство морских баз». После окончания училища в 1974 году я оказался на Краснознаменном Северном флоте, где служил до1979 года. Потом приехал в Москву, работал в 26-м институте Министерства обороны - тогда это была войсковая часть. Уже там начал заниматься наукой.

Почему я оказался в Москве? Вообще-то, мне очень нравилось на Севере, особенно тот уровень свободы, который предоставляла служба - я работал главным инженером проекта в проектном институте, и, несмотря на небольшие возраст и опыт, чувствовал себя весьма уверенно. Мне казалось, что по приезде в Москву я буду этаким мальчиком, с которым не станут считаться. Но ранняя смерть отца в 1977 году предопределила это событие. Через 2 года я все-таки перебрался в Москву. В 26-м институте работал мой отец, я попал в тот же отдел, которым он руководил. Было очень тяжело, я все время сравнивал себя с ним. Однако умудрился быстро адаптироваться в науке, защитить кандидатскую, потом докторскую, стал профессором, самым молодым начальником отдела.

Но тут наступили времена, которые требовали от меня серьезных решений. В конце 80-х я почувствовал, в какую сторону будут развиваться события. Стало понятно, что рано или поздно в стране произойдут очень большие изменения. К слову, эти события предрек мой отец двумя десятилетиями ранее, написав работу, в которой все было детальнейшим образом описано. Удивительно, но факт! У меня до сих пор сохранилась эта тетрадочка.

В общем, я понимал, к чему все идет. Было ясно, что в той своей ипостаси я не мог реализоваться. Было отчетливое представление: сфера, в которой я работаю, вымирает. И я могу лишь умирать вместе с ней. Я решил все начать сначала, хотя это было очень сложно. Отважный шаг на самом деле, я не говорю здесь о моих сверстниках из числа чиновников, которые сидели на госсобственности и могли без проблем перескочить из одной сферы деятельность в другую. Я говорю о тех, которые создавали все с нуля. Люди моего возраста уже обладали неким статусом, с которым было трудно расставаться. И многие надеялись, что он поможет им выжить в меняющейся реальности. В советское время быть доктором наук, профессором значило, что карьера сделана.

Но я решился рискнуть. И сумел убедить своих ближайших соратников. Мы создали малое научно-производственное внедренческое предприятие «Прогресстех». Занимались вопросами, связанными вот с чем. При создании авиационной техники нужно учитывать инфраструктуру, на которой эта техника будет базироваться. Самолет должен быть совместим с принимающими аэродромами, и его создание не должно повлечь за собой необходимость полного пересмотра наземной инфраструктуры. Можно создать какой-нибудь сверхсамолет, который ни в Шереметьево, ни во Внуково просто не сядет. Для него надо создавать какой-то сверхаэропорт, но каких денег это будет стоить! Причем такие аэропорты нужно построить во всем мире. Естественно, это не перспективно. Мы много сотрудничали с КБ Антонова, Сухого, Туполева по вопросам оценки возможности базирования самолетов на аэродромах и оптимизации опор самолетов, так что опыт и связи уже были.

А так как мы были профессионалами высокого уровня, сразу начали получать заказы. И значительные! Нашими заказчиками стали Туполев, разрабатывавший тогда 344-ю машину, Сухой, пытавшийся разработать гражданский самолет (от этого проекта, впрочем, потом отказались). В 93-м мы впервые начали работать с Боингом, в том числе в области сертификации опор, наземных инфраструктур. Наша работа оказалась очень нужной, мы завоевали на Западе определенную известность, и потом это привело к развитию целого направления в нашей деятельности. Сначала мы занимались наземными инфраструктурами в интересах западных строительных и авиакомпаний, а потом, в 1999 году, был создан конструкторский центр, который стал конструировать элементы воздушных судов в интересах западных заказчиков. На сегодня это крупнейший конструкторский центр Восточной Европы, где работают 650 авиационных инженеров, по заказам Боинга, Сухого, других поставщиков.

Это одна ветвь. Другая ветвь, которая выросла из данного направления, - строительство аэропортов. Мы перешли от разработки облика наземных инфраструктур к созданию организации, которая их и строила. Таким образом, мы пошли сразу по двум направлениям. С одной стороны, разработка самолетов, с другой, целый комплекс деятельности, связанный с разработкой технической документации, а потом и строительством аэродромов для гражданской авиации. Вот такой пройден путь. Сегодня в структурах холдинга работает больше 2000 человек, при проектировании аэропортов мы работали во всех аэропортах Российской Федерации, а также за ее пределами.

И второй аспект в области авиационного конструирования, связанный с созданием фактически новой отрасли, - инженерный сервис. Что это за отрасль? В свое время родилось так называемое оффшорное программирование, в результате такие страны, как Индия, получили колоссальные возможности. Сегодня майкрософтовские программы делаются не только в США, объем оффшорного программирования в Индии оценивается в 20 млрд. долларов. У нас в России тоже существуют такие компании. В группе IBS Анатолия Карачинского есть Люксофт, есть компания Aplana Software в Санкт-Петербурге. Совсем недавно, с конца 90-х годов, появились программные продукты, которые дали возможность формально передать работу не только по программированию, но и по разработке конструкторской мысли. То есть появилась возможность создавать индустрию, в которой продается квалификация. Не ноу-хау, а именно квалификация. Мы получаем ваше техническое задание и выполняем его для вас с гарантией высокого качества. Это как если вы приходите в парикмахерскую и даете "техзадание" парикмахеру сделать вам прическу. И голова, и прическа остаются с вами после того, как вы уходите. А у парикмахера остается - и все более возрастает - квалификация. В общем, у нас такой же сервис, как и в парикмахерской, только он связан с интеллектуальной продукцией. Нам говорят: рассчитайте хвост самолета, каким он должен быть при таких вот параметрах. Мы говорим: пожалуйста - и выполняем эту работу.

- У вас есть конкуренты?

- В России нет, мы здесь единственные. А в мире - конечно. Например, индусы, которые очень хотят этим заниматься. Сейчас что получилось? Если с вопросами оффшорного программирования мы прыгнули в последний вагон уходящего поезда, то ныне едем в головном. У нас есть такие преференции, которых нет у индусов - все-таки сказывается высокая школа образования. Но все во многом зависит от нашего государства. В России же нет должного понимания, что такое инженерный сервис, и можно все это дело зарубить нормативными актами...

- Как складывались отношения с государством на протяжении 15 лет?

- Не могу сказать, чтобы нас сильно обижали. Но со своей стороны мы тоже не лезли в те сферы, где могли поссориться с государством. Работали на тех рынках, в тех сегментах, которые не были криминализированы, где не было много чиновников - они просто не понимали, где и на чем там можно нажиться. Сейчас ситуация хуже, потому что в аэропорты стало активно вкладываться государство. Когда инвестиции были частные, мы, например, строили "Газпрому" на его деньги аэродром в Остафьево, и все было в порядке. А когда деньги федеральные, появляются сложности. Например, в области инженерного сервиса - вот стали вы (любая крупная структура) создавать новый самолет, и надо вам с нами заключить какой-то контракт. И появляется соблазн переманить наших специалистов. А у нас из 600 с лишним человек только 26 пришли непосредственно из авиационной промышленности. Остальные давно ушли из КБ - чтобы прокормить семью, разумеется. Они очень активные и опытные, собственно, из них и состояла первая волна наших сотрудников. Вторая волна - это молодежь. Средний возраст у нас 32 года. В то время как во всех остальных, частных и государственных, структурах в нашей сфере он существенно больше 50. Доходит даже до 70 лет.

Сегодня все начинают понимать, что наш бизнес очень перспективный. И возникает желание поработать на этом поле. Но хотя очевидно, что создать структуру, подобную нашей, нельзя, соблазн существует большой. Но увести к себе наших специалистов - значит загубить дело. Потому что этот бизнес очень тонкий, он связан с доверием заказчиков, которое еще нужно завоевать. У нас это доверие есть. А есть ли у государства? Насколько оно добивается, чтобы доверие к нему росло?

Для нас главный риск - политический. Если страна будет вести себя таким образом, что ей будут все меньше и меньше доверять, то кто же будет нам отдавать долгосрочные интеллектуальные разработки? Еще раз, интеллектуальные технологии - очень тонкая вещь. У нас есть лицензия государственного департамента США по работе с композитными материалами. У нас нет российских лицензий, поскольку мы не работаем с военными технологиями, не являемся держателями концепции и российского брэнда, как Сухой или Туполев.

- Перечислите ваши риски.

- У нашей компании три врага: политические риски, политические риски и еще раз политические риски. Это самое главное, нас очень тревожит этот вопрос. Потому что стукнет, например, кому-то в голову и последует директива: разобраться, на кого там они работают! А мы работаем только на себя. В наш адрес звучат обвинения: "В России 15 лет ничего не проектировалось. Отечественные технологии уходят на Запад!" Тогда как, напротив, технологии к нам приходят. В Америке ведь тоже говорят: зачем вы работает с русскими? Технологии теряете! И, надо сказать, что их страхи более обоснованы. Американцы вынуждены нам их отдавать, чтобы оставаться конкурентоспособными на мировом рынке. А наши «патриоты» вторят американским фобиям. По непонятным причинам – или же вследствие наших известных комплексов. Как у украинцев во всем виноваты «москали и жиды», так у нас - американцы. Я сам с Западной Украины, и когда туда приезжаю, они начинают эти свои русофобию и антисемитизм. Я презираю все это, но ведь и у нас такие же комплексы. «Мы не допустим иностранные банки в Россию!» Вроде бы патриотично. Но только кто от этого выигрывает? Простые граждане? Вряд ли.

У нас большие мастера, прикрываясь псевдопатриотическими лозунгами, решать свои личные интересы, опираясь на фобии, которые существуют в народе. И которые всяческим образом подогреваются. Это главная беда, главная опасность, которую я сегодня очень хорошо чувствую.

- Вернемся от политики к собственно бизнесу. Дайте определение бизнесмена.

- От критического настроя и здесь избавиться не удастся. Я сейчас скажу несколько очень жестких слов. У российского бизнеса нет лица. Да какого лица? У него даже морды нет. У него харя. Российский бизнес, к сожалению, имеет очень неприглядный вид.

- Чего нам не хватает? Культуры? Цивилизованности?

- Культуры, цивилизованности - это само собой. А еще моральных принципов. Все осталось по-прежнему. Раньше Лысенко боролся с Вавиловым, сдавая его НКВД. Писал на него доносы, что генетика - это угроза марксизму-ленинизму. Это стоило Вавилову жизни. А чем от Лысенко отличается нынешний бизнесмен, который на другого бизнесмена натравливает прокуратуру, налоговые органы? И это воспринимается нормально. Прибежал к власти, настучал на конкурента. Это что - бизнес? Конкуренция? Наличие принципов?

- В начале 90-х ситуация была такой же?

- Конечно. Но тогда механизмы воздействия на конкурентов были другие. Они поменялись, однако суть осталась прежней, еще с советских времен. Говорят, что должно пройти время. Но вопрос в том, сколько. Думаю, должны смениться поколения.

- Получается, что вы себя не очень комфортно чувствуете в российской бизнес-среде?

- Вернее, очень некомфортно. Я не хочу сказать, что в бизнесе все такие. Счастье, что есть люди, с которыми можно работать. Если бы их не существовало, говорить вообще было бы не о чем.

- На протяжении 15 лет вы работали в таких тяжелых условиях. Что вас удерживает в бизнесе?

- Надежда. И желание построить новую российскую экономику. Я идеалист, мне хочется, чтобы страна жила по-другому. Я ее люблю. Я люблю ее сам по себе, не так, как наш аппарат, наш чиновничий мир, который говорит: «Я законный муж! Я могу любить по праву! А вы не можете, потому что не знаете, как. Вы можете любить только через меня и только так, как я понимаю».

А я буду любить по-своему. Иногда думаю: что будет, если я отсюда уйду, сдамся? И понимаю, что этого допускать нельзя. Поэтому стою, держусь… Пока стою. Мне не в чем себя упрекнуть. Я не участвовал в дележе недр, хотя возможности были. Хватало принципиальности. Мне глубоко безразлично, что думают обо мне окружающие. Важно, что думаю о себе я сам… Конечно, я не все делаю так уж хорошо - допускаю ошибки, совершаю неблаговидные поступки. Как и всякий человек. Но в принципиально важных аспектах я всегда пытался не отступать от моральных норм.

- Отличаются ли люди, пришедшие в бизнес в 90-е, от тех, кто идет сейчас?

- А сейчас человек может прийти в бизнес?

- Это был следующий вопрос.

- Думаю, что это невозможно. Я бы однозначно не смог.

- Какими качествами раньше обладали люди, которые шли в бизнес?

- Они были профессионалами. К сожалению, большинство из них погибло - физически, духовно, профессионально… У нас всегда так в России - через некоторое время обязательно появляется известная физиономия. В кресле депутата и т.д., неважно. Но появляется. И глядя на нее, вспоминаешь сразу начальников всех политотделов на всех своих предыдущих работах. Только раньше ходили на партийные собрания, а сейчас вместе с Патриархом на крестный ход. Я - человек православный, еще с советских времен, и потому особенно тяжело переживаю все происходящее. Всегда появляется человек с квадратной головой, со свойственным ему желанием «подморозить» и «не пущать». Естественно, все это делается "в государственных интересах".

- Вы утверждаете, что сейчас начать свое дело невозможно?

- Практически невозможно. Если это не ларек. Но если вы хотите сделать что-то серьезное, то нет. Хотя что касается "ларька", тоже все не так просто. У меня есть свои магазины, так вот, их менеджеры утверждают, что если бы не поддержка большой, сильной структуры, то они бы разорились.

- А что у вас за магазины?

- Супермаркеты. В Купчино, на Тушинской. Собираемся еще строить. Это побочный бизнес, который мы начали в 1998 году. Когда в результате дефолта все рухнуло, подвернулось здание, где мы за смешные деньги открыли супермаркет.

- Отношение общества к бизнесу изменилось за это время?

- Конечно! В худшую сторону. На первом этапе, когда каждый тешил себя надеждой, что станет миллионером, было эдакое "я сижу, а денежки идут". Помните эти замечательные рекламы с Леней Голубковым? А сейчас - на 100% негативное отношение.

- Раньше было больше криминала.

- Мы здесь не говорим о криминале. Сейчас его в таких масштабах, естественно, нет. Я сталкивался с ним в 90-х. Но, к счастью, мы сумели так выстроить свои отношения, что наши пути соприкасались, но не пересекались. Вообще, я думаю, что мне сильно повезло в жизни. Может быть, я некоторым образом правильно позиционировался в этой ситуации. Может быть, бандиты не понимали, чем мы там занимаемся... Конечно, с точки зрения криминального беспредела, стало гораздо легче. Но сейчас есть кое-что другое. Я имею в виду оборотней в погонах.

Отношение общества к бизнесу ухудшилось ведь не только потому, что надежды не оправдались. Просто у чиновничества всегда есть желание перевести стрелки на бизнес, мол, во всем предприниматели виноваты. Не мы, берущие взятки, обирающие бизнес, являющиеся на самом деле самыми богатыми людьми страны, - а бизнесмены. Потому что у нас есть ресурсы, которые позволяют нам переложить ответственность.

Наше чиновничество - это абсолютный аналог правящего класса, который существовал в России до 1917 года. Дворянство не хотело расставаться со своими привилегиями. И пыталось недовольство, которое возникает из-за его ошибок, некомпетентности, недееспособности, перенести на буржуазию. Буржуазия, кстати, сработала тоже очень плохо - стала заигрывать с революционерами и надеяться с их помощью снять гнет чиновничьего аппарата. Сегодня все повторяется.

- Что определяет траекторию успеха в бизнесе?

- Преданность делу. Последовательность. Удача, везение - тоже немаловажно. Я ни одной секунды не считаю, что мне не сопутствует удача. Да и объективно - утверждать о неуспехе моего проекта было бы смешно. Что это исключительно моя личная заслуга, я никогда не считал. Я вижу, что многие люди обладают не худшим набором профессиональных качеств, но у них просто не было той удачи, которая была у меня. Я не верю в то, что все можно рассчитать. Тут либо есть везение, либо его нет. Это некий выигрыш в лотерею. Ну, какие-то качества, конечно, сыграли свою роль. Вспоминается замечательный анекдот о бедном еврее, который все мечтал выиграть в лотерею, и, наконец, глас с неба посоветовал ему хотя бы купить для начала лотерейный билет. Нужно иметь мужество и желание потратиться на свой "лотерейный билет" - тогда есть шанс выиграть. Но и здесь ничего не гарантировано.

- Вот вы говорили, что у российского бизнеса вместо лица нечто другое. А проблемы у российского бизнеса есть?

- Отсутствие этических правил при ведении бизнеса и есть самые большие его проблемы. Все остальные вытекают отсюда. Чиновники развращают бизнесменов, бизнесмены развращают чиновников... Это две стороны одного процесса. Если у бизнеса российского вместо лица харя, то у чиновника даже хари нет - а есть мурло.

- Что же делать? Ждать, когда пройдет время? Или что-то предпринимать?

- А какие можно сейчас предпринимать действия? Просто нужно оставаться самим собой, всегда и во всем. Это важно. С какого-то момента начинаешь многое понимать: что нужно настоящее, что не нужны игра и наносное. Что в мире существуют вещи, которые настоящие, которые - правда. Нужно быть живым, как это у Пастернака: «Быть живым и только - до конца». И нет другого пути.

- Получается, каждый бизнесмен должен самостоятельно до этого дойти?

- Я думаю, что нет. Внутри бизнес-сообщества должно родиться понимание, что оно выживет только тогда, когда появятся общие этические нормы. В противном случае оно так и останется в плену у коррумпированного чиновничества, которое им самим и манипулирует. Не бизнесмены используют чиновника, а наоборот, он их. Нужна корпоративная культура. Что такое конкуренция? Она не предполагает, вообще говоря, «мочилова конкурентов». Там подразумевается нечто иное - желание не задавить, а сделать лучше. Неправда, что рыночные отношения предполагают узкоэгоистические мотивации. Это свойственно как раз тоталитарным системам - Иванов пишет доносы на Петрова, Петров на Сидорова, Сидоров - на Рабиновича, Рабинович - на Иванова, и все, круг замкнулся. А ведь это нерационально. Рано или поздно надо выходить из этой тупиковой ситуации, пожертвовав какими-то своими интересами.

- И все-таки. Сформируется ли цивилизованный бизнес в России?

- Если бы я думал, что это невозможно, я бы здесь не работал. Бывает очень тяжело. Но потом подумаешь - должна же быть в жизни какая-то миссия, нужно что-то делать до конца.

- А если сравнивать нас с западными предпринимателями?

- Их можно за многое ругать, но в этом смысле они существенно выше.

- То есть отличаются от российских бизнесменов по главному критерию?

- Да, это главный критерий, подразумевающий обязательность при принятии решений, понимание схемы отношений, общую предсказуемость. Конечно, и на Западе не без исключений. Но имеют значение масштабы нечистоплотности, и у них они значительно ниже. Это связано с протестантской этикой. Хотя у нас, например, было старообрядчество, которое определяло привлекательный облик российского бизнеса. Это тоже было связано с этическими нормами. Но потом последовало 80 лет тотального нравственного опустошения.

Людей нужно снова учить пониманию того, что прилично, а что нет. Например, мигалки у чиновников - это полное бескультурье. А ведь это лишь частность - есть масса другого, что не может не настораживать. Государство же в свою очередь негативно воздействует на бизнес.

Общество должно все это отторгать. Я общаюсь с американцами, у них подобной демонстративности вообще нет. Мне вот говорят: какой ты жадный, не тратишь деньги направо и налево! Трудно объяснить, что умеренность и бережливость никак не связана с жадностью, а базируется на совершенно иной мотивации. Ну как можно бросаться деньгами, когда для некоторых это месячный заработок? Это же не уважать тех людей! Ты лучше потраться на рабочие места. Для меня это очень болезненный вопрос.

Эти принципы должны войти в этический свод бизнес-сообщества, который нам всем надо вырабатывать - разумеется, специфический для нас, с акцентом на наши традиции. Но надо учитывать и западные образцы, тамошний опыт. Нужно не стесняться учиться: у Запада, у Востока, у себя. Патриот не тот, кто говорит, что у нас все лучше, а тот, кто хочет, чтобы народ жил лучше, чем сейчас, чтобы люди имели чувство собственного достоинства. Патриотизм для меня очень важен. Он не имеет ничего общего с национализмом. Нетерпимость к другим, которой в стране становится все больше, выводит меня из себя. Откуда это все? Может, кто-то ее провоцирует?

- За 15 лет пребывания в бизнесе ваши личные приоритеты изменились?

- У меня были периоды разочарования в людях. Глубочайшая депрессия. Причиной было то, что я не находил людей, которые бы соответствовали моим представлениям. Но потом я понял, что нужно не в народе разочаровываться, а что-то менять внутри себя. И стал значительно терпимее к людям.

- Отношение к деньгам изменилось?

- Нет. Я индифферентен к деньгам.

- Многие бизнесмены заявляют о своем равнодушии к ним.

- У меня был такой анекдотичный случай. В начале 90-х годов я был в Санкт-Петербурге, шел к кому-то на день рождения и хотел купить цветы. Стал доставать из кармана жеваные купюры и пытался их расправить. Мне тогда женщина-продавщица говорит: «Как же вы деньги то не любите!» «Поэтому они у меня есть», - отвечаю.

Я к деньгам отношусь абсолютно индифферентно. Для меня они до какой-то степени мера свободы. Но этические представления выставляют этой свободе рамки. Мне отец в свое время говорил, что нельзя копить деньги без цели, потому что становишься их рабом. На меня он оказал очень большое влияние, он дал мне очень много установок, которых я придерживаюсь до сегодняшнего дня. Он тоже был индифферентен к деньгам. Это у нас семейное: накопительство - плохое чувство.

Мой прадед был создателем крахмало-красочных заводов в Центральной России, дед их унаследовал, а его жена, моя бабушка, была у него финансовым директором. Так вот, она в свое время говорила: «В России отобрать могут все! А что не могут? Внутреннее достоинство». Это тоже одна из установок.

По поводу того, что не надо «роскошествовать», есть замечательный пример из детства. Маленькими мы любили играть в ножички. Перочинный нож после войны был самой популярной игрушкой. И мне бабушка подарила замечательный перочинный нож. Она была уже пожилая, к ней приходила женщина убирать квартиру, у которой был сын, мой ровесник. Я не мог удержаться и стал ему этим ножом хвастаться. И в результате он его украл. А бабушка отругала - меня: «Как ты мог так поступить?! Как ты мог спровоцировать, чтобы этот честный мальчик стал вором?!» Я запомнил этот случай на всю жизнь.Бабушка даже не рассказала его маме об этом. Виноват был только один я. Потому что у этого мальчика не было возможности достать этот нож. Вот такой урок мне в детстве преподала моя бабушка, у которой после революции отобрали все.

- Последний вопрос. Вы считаете себя успешным предпринимателем?

- Вопрос весьма непростой. Считаю, что максимум того, чего мог достичь, я достиг. По своим способностям, первоначальным возможностям, в рамках этических принципов. Большего я не мог достичь по определению. А значит, я успешен как всякий, кто достигает своего предела. Вот если бы у меня был больший потенциал, и я бы сознавал это, а достиг бы только своего сегодняшнего уровня, то считал бы неуспешным. А так - я создал новое направление в российском бизнесе, которым очень горжусь. Сегодняшнее состояние компании дает надежду на то, что это направление будет развиваться и дальше.

СПРАВКА

Компания «Прогресстех», Лтд образована в 1991 году. Впоследствии переименована в Научно-производственное объединение Прогресстех. За 15 лет из небольшой организации, занимавшейся научными исследованиями и консалтингом в сфере аэродромного строительства, сформирована современная, успешная, многофункциональная компания – лидер российского рынка аэродромных технологий и инженерных сервисов, деятельность которой соответствует мировым стандартам и признана в мире.Историю группы компаний ПРОГРЕССТЕХ см. здесь.

Версия для печати