26.12.2006

Вячеслав Никонов: «Российской элите надо избавляться от провинциаль-ности»

Президент фонда «Политика», известный российский политолог Вячеслав Никонов считает, что нынешняя элита и ее предшественница эпохи 90-х – это разные элиты: «Достаточно сравнить списки ста ведущих политиков девяностых годов и середины первого десятилетия XXI века. По существу, из политических тяжеловесов сегодня остались лишь Лужков, Примаков и некоторые региональные лидеры. Можно с уверенностью констатировать: люди, причастные к принятию решений в ельцинский и путинский период – это разные команды. Хотя одна и вытекает генетически из другой».

- Насколько они различаются?

- Для начала скажем, что в российской истории последнего времени серьезная смена элит случалась дважды. Несколько лет назад начался процесс смены ельцинской элиты путинской. А еще раньше, в начале девяностых, ельцинская пришла на место советской. Надо отметить, что ельцинская элита сама по себе стремительно менялась на протяжении прошлого десятилетия. В 1999 году в окружении первого российского президента не осталось практически никого, кто стоял с ним на танке в 1991-м. Ельцин тасовал свою команду со страшной силой, и это одна из причин, почему он создал себе столько проблем – у многих изгнанных появилось желание рассказать о Ельцине всю правду-матку в формате мемуаров. Путин, кстати, подобных ошибок не делает. Если он и меняет людей, то крайне редко. Причем эти замены не сопряжены с потерей в статусе - люди не исчезают из истеблишмента бесследно, как это было при Ельцине.

Что касается изменений в составе и менталитете элит, здесь можно сделать следующие наблюдения. Ментально та группа элиты, которая доминировала в период Ельцина и к которой принадлежал он сам, сейчас является в лучшем случае лишь одной из составляющих всего элитного массива. Часто применяющееся деление на разные команды в окружении Путина - силовиков, либеральных экономистов и политическую команду - в целом отражает определенные ментальные различия в элитах. В том числе в части воззрений на роль государства.

Очевидно, что такая влиятельная ныне группа, как силовики, появилась только при Путине. Представления силовиков о государственных функциях более этатистские, они сторонники большего вмешательства государства в экономические процессы. Стоит напомнить, что в начале этого века появился феномен массового прихода чиновников в руководство крупнейших компаний.

Ельцинская элита в паре «государство-бизнес» делала акцент на второй части. Это нашло выражение в таком феномене, как «семья», когда группа ближайших родственников Ельцина и олигархов реально правила страной при фактически отсутствующем президенте.

- Ставка на доминирование бизнеса себя не оправдала?

- На фоне отрицательного экономического роста в период правления Ельцина были сколочены огромные состояния, что стало возможно только в результате чудовищного перераспределения собственности в пользу тех людей, которые оказались у кормила власти. Власть была инструментом масштабнейшей в истории человечества перекачки экономических активов в руки нескольких человек. Конечно, эта модель не могла функционировать вечно, и Путин ее поломал.

- И все же, бизнес как агент модернизации не состоялся как таковой или этот принцип был как-то неправильно реализован в российских условиях?

- А бизнес и не выполнял эту функцию. Он выполнял функцию аккумулирования первоначального капитала, что гипотетически могло явиться предпосылкой для модернизационного рывка. Но в 90-е вместо этого шла деградация. Модернизация затронула лишь несколько отраслей, прежде всего, связанных с телекоммуникациями. Однако и здесь роль крупного российского бизнеса была невелика.

- В чем родовые отличия элиты 90-х от 2000-х?

- В происхождении. Элита 90-х, как правило, пополнялась выходцами либо из демократической, полудиссидентской среды, либо из коммерческих структур, которые в советское время считались нелегальными. В меньшей степени туда вошли представители бывшей совпартноменклатуры. Элита начала XXI века включает в себя большее количество выходцев из силовых структур; карьерных бюрократов, которые всю жизнь провели на госслужбе; а также выросшую из коротких штанишек 90-х бизнес-элиту. У последней преемственность оказывается большей, чем в рядах политической элиты.

- Чем была вызвана смена элит?

- Как известно, основоположник теории элит Вильфредо Парето назвал революции кладбищем аристократий. Произошедшее в 1991 году и стало главной причиной смены элит. Это был наиболее резкий разрыв. Затем, на протяжении всех 90-х годов, процесс элитной смены продолжался, ускорившись с приходом к власти нового президента. Причем речь идет не о первых годах президентства Путина. Было очевидно, что существует договоренность между ним и Ельциным касательно сохранения у власти некоторых политических фигур в течение определенного времени. Но как только прошло два года путинского президентства, началась массовая прополка ельцинской номенклатуры.

Назову три главных источника пополнения высшего этажа нынешней российской элиты, которые во многом связаны с тремя этапами жизни президента. Первый этап – работа в спецслужбах. Второй – в команде питерского мэра Анатолия Собчака, частью которой были умеренные экономические либералы. Третий этап – работа в Кремле. Здесь тоже преемственность была соблюдена. Волошин вплоть до дела Ходорковского занимал пост главы администрации.

- В политике он остается и сейчас, сохранив функции представителя Кремля в некоторых вопросах.

- Это преувеличение. Волошин остается политическим игроком, но я не думаю, что он выполняет какие-то поручения президента. В любом случае, если мы говорим о феномене «семьи», то ее больше не существует. Нынешний президент, в отличие от больного Ельцина, никому не делегирует полномочий по управлению страной.

Я вижу в деятельности Волошина другое. Нынешняя власть пытается задействовать совершенно разные группы элит, в то время как Ельцин по идеологическим мотивам их от себя отталкивал. Трудно себе представить, чтобы Зюганов сопровождал Ельцина в зарубежных поездках, а вот в свите Путина он появляется, когда речь идет о визитах в коммунистические страны.

Путин себя иначе позиционирует идеологически. К тому же он гораздо прагматичней и является большим политиком, чем Ельцин, который больше решал идеологические задачи. У первого российского президента был большой список врагов, в котором числились люди от Горбачева до Зюганова. Даже некоторые умеренные политики представлялись Ельцину опасными. Только под конец своей карьеры он попытался опереться на более широкий политический круг, что нашло выражение в назначении Евгения Примакова премьер-министром. Но в целом ельцинская команда состояла из людей, выступавших с идеями недопущения коммунистического реванша.

Путин же консолидатор режима, он пытается выстроить основы государственной идентичности, обеспечить преемственность российской истории вплоть до дореволюционных времен. С другой стороны, он прагматически работает над расширением своей политической базы, о чем Ельцин задумался лишь в 1996 году. Не случайно, рейтинг у Путина больше 70 процентов и до сих пор растет, а у Ельцина в 1999 году он не превышал 3 процентов. Борис Николаевич ограничивался узким кругом части либералов, которые еще были готовы его поддерживать.

- Но, тем не менее, именно при Путине наблюдается феномен объединения оппозиции самого разного толка.

- Все сегодняшние разговоры о консолидации оппозиционных сил ничего под собой не имеют. Реального объединения не происходит. Достаточно комично выглядит, когда в рамках той же «Другой России» пытаются объединиться ультракоммунистическая, ультранационалистическая и ультралиберальная группировки, совокупный электоральный потенциал которых составляет меньше одного процента.

Что касается ельцинского периода, то как раз тогда наблюдалась мощная противовластная консолидация – все общество было недовольно Ельциным. Это выражалось в поддержке подавляющей частью населения идеи импичмента. Причем тогда основные силы, выступавшие в оппозиции президенту, не были маргинальными. Поэтому у них не возникало необходимости – им просто в голову не приходило – объединяться в разношерстные коалиции. У каждой из этих сил, коммунистов ли, либералов, собственная политическая база была больше, чем у Кремля.

Во многом этим объясняется та уверенность в себе, которая была у «Отечества-Всей России», считавшей Ельцина легкой политической мишенью. Именно в ОВР произошла значительная политическая консолидация элиты против Бориса Николаевича. Конечно, это было гораздо более серьезное объединение, чем опереточный союз Касьянова, Анпилова и Лимонова.

К тому же не надо забывать, что оппозиция имела тогда серьезное парламентское представительство. А люди, способные повлиять на принятие политических решений, как правило, не создают радикальные оппозиционные группировки.

- Нынешняя вертикальная мобильность по сравнению с девяностыми больше или меньше?

- 90-е годы были временем очень большой вертикальной мобильности. Причем это в основном была мобильность вниз. Огромная часть населения серьезно теряла в деньгах и социальном статусе. В то же время существовал очень мощный лифт наверх, что бывает возможным только в революционную эпоху. Ни в какие другие времена такие броски из грязи в князи невозможны. 90-е были временем, когда из ничего создавались первые миллиардные капиталы. Причем это делали люди, которые чуть ранее вообще не представляли из себя никакой элиты.

Нельзя сказать, что при Путине мобильность усилилась. Массовой зачистки элит, как в 90-е, не было. А это значит, что нет сегодня и особой возможности пробиться на самый вверх. В то же время для большинства населения начало XXI века – все-таки время повышения благосостояния. Хотя до сих пор для огромного количества людей планка 1989 года остается недостижимой.

- Как способны выборы 2007-2008 годов повлиять на состав элиты?

- Я почти уверен, что те группы, которые сейчас остаются у власти (их можно назвать расширенной командой Путина), своих позиций не утратят. У контрэлиты может быть шанс только в условиях резкого обострения ситуации либо при революционном сценарии развития событий. Что касается того, насколько долго путинская команда будет находиться у руля, здесь все будет зависеть от большого количества факторов. И я не исключаю, что последний раз Путин будет баллотироваться на пост президента где-то в районе 2028 года. Почему бы ему не оставаться видной политической фигурой еще четверть века?

- Теоретически он в состоянии оказывать влияние на российскую политику и находясь на некой неформальной позиции.

- В российской истории нет примеров того, чтобы человек сохранял влияние, оставаясь вне официальных иерархий. Хотя, надо сказать, нынешняя ситуация уникальна для российской истории. Уходит в отставку популярный лидер. Такого у нас не было никогда. Цари и генсеки умирали на боевом посту, а Ельцин и Горбачев ушли с нулевым или отрицательным рейтингом.

- Чем российский опыт вхождения во власть отличается от западного?

- Мы по-прежнему живем в постреволюционную эпоху, и этим определяется многое. На Западе же существует стабильная система выращивания элиты, которая пополняется за счет выпускников элитных высших учебных заведений. В России ситуация другая. Конечно, у нас во власти есть и представители элитных вузов, но их немного. Путин и его команда из Санкт-Петербургского университета – одно из исключений.

Но вернемся к западным моделям воспитания элит. Получив высококлассное образование, «кандидат в элиту», дабы набраться опыта, проходит все этажи политической и административной лестницы. В России же сегодня на ведущих постах большое количество людей, которые, как тот же Путин, перепрыгивали многие карьерные ступеньки. Также немало тех, которые вначале занимают должности и уже после этого начинают нарабатывать компетентность в данной области.

Далее, у нас в сравнении с Западом гораздо меньше обмен между властной сферой и академическим миром. В США обычна ситуация, когда ректора и деканы университетов приходят в администрацию на должность министров, а потом возвращаются назад.

Что же касается бизнес-элиты, то на Западе она имеет гораздо большую историю. У нашей элиты такой истории нет, следовательно, нет и соответствующих традиций, кодексов поведения. Их еще предстоит выработать.

- Важная функция элиты – вырабатывать идеи общенациональной значимости. Как с этим обстоит дело в России?

- С целеполаганием у нас очень плохо. Равно как и с обратной связью. Элита сильно оторвалась от граждан. Рублевка в значительной степени живет не в том мире, в котором живет вся страна. Каналы обратной связи, связанные с избирательными процедурами, сужаются из-за отмены губернаторских выборов. Хотя нельзя не признать, что Кремль внимательно следит за социологическими исследованиями и реагирует на изменения в общественных настроениях. В пример можно привести реакцию на монетизацию льгот, после которой государственная машина ударила по тормозам в плане проведения дальнейших социальных реформ.

Что касается долгосрочного видения, здесь по-прежнему продолжается борьба концепций и идеологий. Того же, что можно назвать стратегией развития, до настоящего времени не существует. «Единая Россия» лишь на своем декабрьском съезде приняла программное заявление. Фактически оно станет первым изложением идеологических принципов партии, хотя ей уже достаточно много лет. Что касается Путина, то из президентских посланий можно составить представление о его идеологии, но как единого целого, в сознании людей, ее нет.

То, что Путин часто заявляет в качестве национальной идеи – например, конкурентоспособность страны – на самом деле таковой не является. Это скорее условие развития. К национальной идее мы пока еще не приблизились, хотя это вещь, на мой взгляд, совершенно необходимая для России.

- Национальная идея или государственная идеология?

- Государственная идеология у нас запрещена в конституции. Что касается национальной идеи, то ее имеют все большие нации: «Американская мечта», «Величие Франции» и т.д. Что-то подобное должно быть и в нашей стране. Причем я не думаю, что концепция «суверенной демократии» может претендовать на роль национальной идеи. Хотя она послужит неплохой идеологической конструкцией для партии «Единая России».

- Эта концепция стала реакцией на оранжевые революции?

- В большей степени реакцией на осознание элитой, что Россия не интегрируема в большие межгосударственные структуры наподобие Евросоюза и НАТО. Это привело к выработке идеи суверенности. Хотя был здесь и вклад оранжевых революций. Россия будет избегать манипулирования внутриполитической ситуацией извне. Нынешняя элита этого не приемлет.

- Насколько российская элита совместима с элитой западных стран?

- Совместимость снизилась, хотя и при Ельцине все было не очень хорошо. В бытность свою депутатом Госдумы первого созыва я участвовал в работе межпарламентских ассамблей – Североатлантической ассамблеи, ассамблеи ОБСЕ. Могу засвидетельствовать, что звенящий антироссийский накал тогда был не меньшим, чем сегодня. Хотя в наше время укрепилась привычка проявлять антироссийские реакции моментально и автоматически.

Впрочем, в некоторых отношениях российская элита стала более совместима с западной. Появилось больше людей, которые могут говорить с западными коллегами на одном языке. В начале 90-х отечественные элиты языка международной политики вообще не понимали.

Что касается отечественного бизнеса, я считаю, он лучше интегрирован в мировое пространство и лучше понимает мир, чем российские политики. В нынешней Думе гораздо меньше экспертов по международным вопросам, чем раньше.

Также нельзя не учитывать тот факт, что значительная часть прежней элиты, которая наработала и сохраняет связи с западными коллегами, сейчас находится в оппозиции режиму. Ее на Западе воспринимают лучше, чем кого бы то ни было из нынешних российских элит. Касьянов и Рыжков гораздо более востребованы в западных политических, общественных, медиа-кругах.

А в общем и целом надо понимать, что исторически отношение к России никогда не было хорошим.

- Чем вызвана неспособность нынешней элиты формулировать национальные идеи?

- И ельцинская, и путинская элиты очень неконцептуальные. Конечно, Ельцин и его команда придерживались антикоммунистических убеждений, были ориентированы на продвижение либерализма, демократии, но при этом их абсолютно не интересовало долгосрочное видение. При Ельцине прервалась практика заказов на интеллектуальный продукт со стороны Кремля. В советское время все институты гуманитарного профиля Академии наук – а их насчитывались десятки – были завалены заказами из ЦК на проработку тех или иных политических вопросов. В 90-е годы власть не интересовалась такими вещами, новая элита даже не понимала, как сформулировать актуальные для государства и общества вопросы.

Нынешняя элита во многом сохраняет эту негативную преемственность.

В общем, Ельцин мыслил категориями борьбы с прошлым, Путин – ускорения и развития. Но категориями долгосрочного видения не мыслили ни тогда, ни сейчас.

- И все же, осознания своей ответственности перед историей стало больше?

- Нынешние элиты в большей степени понимают, что сегодня есть угроза самому существованию государства. При Ельцине такого понимания не было – тогда крушили систему, руководствуясь задачами борьбы с прошлым. Сейчас идет консолидация, восстановление управляемости, субъектности государства. С моей точки зрения, происходит даже некое перегибание палки.

- Требования стабилизации и развития в некотором отношении противоречат друг другу.

- Запуганная элита не может развиваться. Она способна обеспечивать таковое развитие только в условиях авторитаризма и тоталитаризма. Поскольку природа нынешнего российского режима другая, наша элита должна иметь люфт свободы, чтобы в современном сложном постиндустриальном обществе принимать большое количество решений, не боясь за свою судьбу. Подобная боязнь заставляет либо ограничивать свои планы, либо уезжать в теплые края. Развитие осуществляется лишь там, где элите, в том числе ее бизнес-части, комфортно. Создание комфортных условий для бизнеса – разумеется, в рамках закона - важная функция государства.

- Какая элита востребована сейчас? Какие качества она может заимствовать у своих предшественниц?

- Нужна значительная интеллектуализация элиты. Также необходимо ее антикоррупционное очищение. Постсоветская элита коррумпирована. В девяностые годы вся страна перешла в частные руки где-то за 4 миллиарда долларов. Все остальное было взятками. Так что, похоже, ничего кроме коррупции, там не было. Говорить о том, что при Путине коррупция резко усилилась, некорректно, хотя и очевидно, что проблема существует. Появились гораздо большие бюджетные возможности, соответственно, стало больше возможностей для воровства.

Кроме того, когда усиливается государственное регулирование, увеличивается по очевидным причинам и коррупция. Поэтому во многом борьба с коррупцией - это борьба за сокращение сферы госрегулирования.

- То есть сейчас должен начаться процесс ухода государства из тех сфер, в которые оно ранее вернулось, чтобы восстановить управляемость?

- Сложный вопрос. Наше государство не очень охотно отказывается от своих функций, а госчиновники склонны заниматься коммерческими проектами. Против этой практики самым решительным образом призывает бороться действующий президент. Что из этого получится – посмотрим.

- Какими еще качествами должна обладать элита будущего?

- Она должна быть более глобализированной. У нас все-таки довольно провинциальная элита, которая плохо себе представляет, как устроена мировая система. Существует очень много стереотипов. Например, многие представители отечественных элит придерживаются убеждения, что из какого-то одного мирового центра ведется активная антироссийская деятельность. В то время как политика сегодня - это вещь сетевая. Наша же элита и внутри страны, и за рубежом до сих пор мыслит категориями административных вертикалей. Мол, достаточно договориться с президентом США - и вопрос решен.

- При Путине вертикалей стало больше.

- А при Ельцине вообще ничего не было, ни вертикалей, ни горизонталей. Путин действительно выстраивает вертикали, с «сетями» же гораздо хуже. Та же самая проблема имиджа России сегодня решается с помощью каких-то вертикальных проектов, хотя страна сталкивается с сетевым вызовом, в котором участвуют тысячи субъектов – неправительственных организаций, фондов и т.д. Им невозможно противопоставить две-три-пять вертикалей. В той же Грузии действуют сотни зарубежных фондов. Наших там нет.

Вообще, все сегодняшние российские структуры и управленческие решения организованы по вертикали. Во многом из-за этого мы остаемся неконкурентоспобными. Элита просто не понимает сетевую природу современного мира и необходимость сетевых ответов на вызовы времени.

Версия для печати