17.04.2007

Виктор Похмелкин: «Власть живет за китайской стеной бюрократических привилегий»

По утверждению депутата Госдумы от фракции «Справедливая Россия - Родина», лидера Движения автомобилистов России Виктора Похмелкина, качественного изменения в элитах 2000-х по сравнению с элитами 90-х не произошло: «Изменились условия, в которых существует страна, и общественные настроения – все то, что влияет на поведение элиты. Но что касается базовых ценностей элит, то они сохранились и большого изменения не претерпели. Двухтысячные годы - прямое продолжение девяностых, как Путин - прямое продолжение Ельцина. То же самое можно сказать и про общее состояние российской элиты. На ее поведение и политику очень сильно влияют объективные обстоятельства и не в последнюю очередь цены на нефть».

- А как же пришедшие во власть силовики?

- Я не считаю, что это можно выделить как тенденцию. Тем более что попавшие во власть силовики быстро ассимилируются, они становятся крупными бизнесменами, включаясь в номенклатуру. И в общем, с их стороны не поступает сегодня предложений по резкому ужесточению режима. Надо понимать, что путинский призыв – кадровый, а не идеологический, как это было, скажем, при Андропове, когда силовики пришли и стали наводить порядок своими методами.

Не в силовиках главная опасность и угроза российской демократии. Нам, напротив, не хватает порядка внутри правоохранительной системы, иными словами, нам не хватает эффективных силовиков даже на своих «силовых» местах. Но все эти проблемы не имеют отношения к вопросам либерализма или авторитаризма.

Главная наша проблема в том, что при нынешней политической модели происходит неуклонная деградация государственности, сколько бы ее апологеты ни говорили об обратном. А значит, происходит и деградация элит.

- Какими характерными чертами, на ваш взгляд, отличается российская элита?

- Первая ее черта – безответственность, в широком смысле этого слова. То есть неспособность принимать на себя личную ответственность за жизнь и состояние страны. Есть, конечно, отдельные исключения, но в целом это родовое свойство нашей элиты.

Вторая черта является порождением первой - колоссальный патернализм, стремление опереться на чье-то могучее плечо. Причем плечо это может меняться, в зависимости от того, какие силы на данный момент представляются более весомыми. В 90-е годы такой силой казались настроения народных масс, и большая часть элиты записалась в революционеры и реформаторы. А в 2000-е годы общественное настроение качнулось в сторону потребности к «порядку», и те же самые люди стали присягать бюрократии.

Таким плечом может быть и внешняя сила. И если в 90-х годах это стеснялись делать открыто, то сейчас присягнуть в верности – становится для многих представителей элиты делом доблести.

Еще одна характерная черта – обособленность жизни элиты от жизни остального общества. Отчуждение. Традиционно в России элита создает свой особый замкнутый мир, в котором предпочитает жить. Этот мир начинается от системы льгот и привилегий, которыми опутана власть, до мировоззренческих вещей: народ и власть в России говорят на разных языках. Данная особенность характерна для большей части российской элиты. Есть, конечно, и меньшая ее часть, которая понимает, как и чем живут люди. Но чаще всего это понимание она использует лишь для того, чтобы активно эксплуатировать эти настроения. Например, народное сознание очень эклектично - и либерально, и антилиберально одновременно – поэтому власть так же действует на многих направлениях. Эксплуатируются и типично российская тяга к сильной личности на высшем государственном посту, и стихийная тяга народа к воле. Естественная нелюбовь в народе к политикам трактуется как нелюбовь к политике вообще, а раз так – «то зачем вам в политике участвовать, зачем вам выборы?»

Иными словами, гражданское общество существует отдельно от политических институтов. Власть создает Общественную палату как альтернативу парламенту, который этих общественных функций выполнять не может, хотя и должен по определению. Или же власть спокойно смотрит на уличные акции до тех пор, пока их участники не начинают выдвигать политические требования.

Элита паразитирует на «изъянах», которые существуют в народном сознании. Вместо того чтобы способствовать развитию гражданского общества.

- Можно ли сказать то же самое об экономической элите?

- В целом с экономическими элитами тоже никаких радикальных перемен не произошло, если не иметь в виду некоторые отдельные фигуры. Разница, пожалуй, лишь в том, что в 90-е годы тон задавали люди из бизнеса, а чиновники были у них на услужении, сейчас же чиновники сами стали олигархами, то есть фактически крупный бизнес и власть стали одним целым. И тех, и других это устраивает. По большому счету, немножко изменилась рамка взаимодействий, но сам номенклатурно-олигархический режим не претерпел радикальных изменений, и этот союз является основой нынешней политической системы.

Есть и еще одна известная российская беда – в экономическую элиту не может прорваться средний и малый бизнес. Тогда как в других демократических странах именно он – основа среднего класса, определяющая вектор развития значительной части общества.

Нам в России особенно важно развивать малый и средний бизнес, потому что мы сырьевая страна. Если больше 30 миллионов людей живет за счет продаж сырья, они обречены на высокий уровень коррупции и социального расслоения – а это значит, что нужно забыть о стабильности в любом ее виде.

Преодолеть это можно за счет развития малого предпринимательства, которое бы обеспечило развитие технологий, борьбу с коррупцией, воспитывало ответственность и естественным образом ликвидировало социальное расслоение. Но нынешней правящей группировке – союзу бюрократии и крупного капитала - это не выгодно.

- Как отражает сложившаяся сегодня в стране моноцентрическая система запросы российских элит и российского общества?

- Она вполне адекватна представлением народа о том, как должна быть устроена власть. Будем отдавать себе отчет, что нынешнее устройство было одобрено обществом и элитами. Другое дело, что эта система неадекватна интересам страны.

Сейчас, например, в информационном пространстве обсуждается лекарственный кризис. Одна из самых существенных его причин - пресловутая вертикаль власти. Ощутимые симптомы кризиса были заметны в регионах еще осенью прошлого года. То есть спохватиться можно было на 4-5 месяцев раньше, чем это сделали – то есть до центра информация дошла с большим опозданием. Я нарочно задавался вопросом: почему? А потому, что назначенные губернаторы боялись рапортовать в центр о кризисе. Выбранный губернатор давно бы всполошился, потому что он ответственен перед обществом. Тогда как назначенный ответственен только перед властью. А что такое руководитель региона, который боится личной ответственности?

К сожалению, не все в обществе и во власти понимают, что вытянутая в струну власть рискует пойти разрывами во многих местах.

- Сколько подобных кризисов должна претерпеть система, чтобы стало понятно, что она нежизнеспособна?

- Боюсь, чтобы это стало понятно, в России должно произойти что-то страшное. И то не факт, что из этого сделают правильные выводы. У нас ведь одна реакция на все проблемы – давайте укрепим власть. Хотя единственный по-настоящему действенный рецепт лежит в совершенно другой области и связан с обеспечением нормальной политической конкуренции, которая сможет воспитать в политической элите ответственность. Беда в том, что наша элита очень монолитна. При наличии известных группировок со своими интересами цивилизованной конкуренции среди политической элиты нет.

Вот недавно появилась «Справедливая Россия», объявила о своих политических амбициях, и только началась какая-то борьба, как уже политические кликуши закричали: «Это опасно нарушением стабильности, зачем нам две партии власти, давайте одну уберем, встроим всех снова в одну систему!»

У нас нет традиций нормальной, без разрушения системы, борьбы за власть. Но без этого в стране не может быть полноценного политического процесса, а значит, и никаких полноценных процессов вообще.

- Каким образом должно происходить обновление элит? Что мешает их естественной ротации?

- 90-годы от 2000-х отличало то, что тогда в элиту можно было «прорваться». Я избирался депутатом Госдумы в 1993 году без особых денег и без поддержки сильных, влиятельных людей. Конечно, были люди, которые меня поддерживали, но они не были близки к власти. И таких юристов и экономистов, подобных мне, в первую Думу пришло много, причем многие из них остались во власти.

Сегодня сделало все для того, чтобы человек «с улицы» сам по себе, благодаря своим качествам, не мог быть избран. Он просто не прорвется, ему будут нужны для этого масса корпоративных связей и огромные деньги.

Наверное, это закономерно. Но в условиях отсутствия политической конкуренции получается замкнутый цикл и как следствие застывшая номенклатурная среда. Но что самое печальное, внутри этого круга люди отбираются по принципу близости или лояльности к руководителям. Последние назначения во власти об этом свидетельствуют. Новый председатель ЦИКа не имеет юридического образования. Может быть, это замечательный человек, но выбор людей на такие должности не должен зависеть от прихоти одного лица. Обществу должна быть понятна логика назначения.

С другой стороны, люди, полностью и неоднократно дискредитировавшие себя на своем посту, свои должности сохраняют. Система отторгает новых людей, они для нее опасны – потому что могут каким-то образом эту систему изменить.

Ротация элиты – важнейший вопрос, и он очень остро стоит в России. Сегодня мы заходим в кадровый тупик.

- Ближайшие выборы в этом смысле не обнадеживают?

- Они смогут только обеспечить большую или меньшую конкуренцию. Само по себе это очень важно, но новых людей предстоящие выборы вряд ли приведут во власть. Во многом оттого, что нет механизма подготовки новых кадров внутри партий. Сейчас, напротив, востребованы люди известные, способные выигрывать выборы, то есть уже обладающие политическим капиталом. Также не секрет, что сильна и коррупция внутри партий - в избирательные списки вносят случайных для партии людей, готовых платить за это большие деньги, и хорошо, если в партийную кассу.

Тем не менее, в случае обеспечения хоть какой-то конкуренции на выборах, мы, может быть, сохраним хотя бы тех профессионалов, которые еще остались во власти.

- Молодежные организации новые партийные кадры не воспитывают?

- К сожалению, во многих политических молодежных движениях царит авторитарный дух, причем независимо от идеологических постулатов. Там, увы, торжествует цинизм и меркантилизм. Ничего не скрывается – за деньги молодые готовы на все, даже не сильно отдавая себе отчет в том, что они делают.

У меня, скорее, есть надежда на ту демократически ориентированную молодежь, которая сейчас не занята в политике, никем пока не контролируется и как бы «прорастает» через затвердевшую систему. Я знаю немало молодых людей, которые заняты своим делом, стремятся делать его хорошо, самостоятельно мыслят, и у них естественным образом формируется критический взгляд на то, что происходит вокруг. Я знаю, что таким образом формируется правильный взгляд на жизнь – когда начинают ценить свободу больше, чем возможность заработать деньги любым способом, когда понимают на личном опыте, как важна ответственность. Я надеюсь, что в свое время эти воззрения перейдут в конструктивное поле.

- Что на нынешнем этапе может преодолеть монолитность системы и способствовать обновлению элиты?

- Вопрос в том, сработает ли объективная логика или движение в сторону создания конкурентного политического поля пресекут на корню.

В случае осуществления оптимистического сценария после выборов появятся две системные партии, которые будет поддерживать власть, но при этом с критических позиций. Состоится ли реальный раздел в номенклатуре и правящем классе? Если это произойдет, то у страны есть перспектива политического развития. Если правящая партия будет понимать, что у нее есть оппозиция (не столько идеологическая, сколько по вопросам реализации государственных проектов), причем способная на следующих выборах заменить правящую партию на руководящих постах, то это создаст почву для преодоления безответственности - как для одной стороны, так и для другой. Тогда у партий появится заинтересованность в выдвижении на передний план тех людей из своей среды, которые готовы брать на себя ответственность.

Пессимистический сценарий таков: принимается решение о том, что две партии, претендующие на то, чтобы быть партиями власти, нам не нужны. «Справедливая Россия» тем или иным способом дискредитируется, и остается только одна партия, готовая взять большую часть электората. Монополия на власть в этом случае только укрепляется. Если каким-то образом ставка делается только на одну «Справедливую Россию», а «Единая Россия» отправляется на свалку, происходит то же самое. Я, хоть и являюсь членом «Справедливой России», оцениваю оба варианта одинаково – они плохи.

Гражданское общество может развиваться только в условиях политической конкуренции. Только тогда, когда я должен бороться за голоса избирателей, я буду учитывать их интересы. А нынешнее устройство политической системы позволяет власти жить за китайской стеной бюрократических привилегий.

- Как должны распределиться места в Думе на следующих выборах, чтобы начал работать обозначенный вами оптимистический сценарий?

- Ни одна из партий не имеет большинства. Крупнейшие фракции – «Справедливая Россия» и «Единая Россия». Каждая из этих партий выдвигает своего кандидата в президенты. Победитель становится президентом, а его оппонент становится лидером оппозиции, имеющим все шансы победить на следующих президентских выборах.

- Вы считаете такой сценарий развития событий вероятным?

- Я же не называл его «вероятным», я сказал - оптимистический. Понятно, что все будет зависеть в конечном итоге от воли одного человека. Но вариант с двумя кандидатами в президенты от двух «партий власти» не так уж противоречит интересам Путина. Одно дело - создавать вертикаль под себя, другое дело - понимать, в каком состоянии оставишь систему после себя.

Шаги по созданию «Справедливой России» и конкурентной среды, как мне кажется, сделаны – а может, даже выстраданы - президентом именно потому, что он собирается уходить. И эти шаги одновременно отвечают интересам государства.

Но так как решение «быть или не быть» зависит от мнения одного человека, то все в любой момент может измениться.

- Какими качествами должны обладать люди, способные увести страну с тупикового пути развития на конструктивный?

- Любое общество, и не только российское, бьется в конечном итоге над вопросом, как совместить три фундаментальные общественные ценности - социальную справедливость, свободу и национальный патриотизм. В России, к сожалению, всегда традиционно в жертву приносилась свобода. Часто возникало искусственное противопоставление свободы патриотизму и справедливости.

В силу все той же безответственности элиты так называемым либералам удалось дискредитировать идею свободы, так называемым государственникам – идею патриотизма, а так называемым коммунистам – идею социальной справедливости. Поэтому нам особенно трудно искать равновесие между этими базовыми ценностями. Хотя есть примеры в нашей истории, когда все три этих ценности соединялись. Например, во время Великой Отечественной войны.

И те люди, которые озаботятся обеспечением оптимального соотношения и воплощения в жизнь этих ценностей, обеспечат будущее и себе, и стране.

Люди, способные это осознавать, должны обладать личной ответственностью и самостоятельностью мышления. Должны ко всему относиться критично, одновременно с этим обладая понимаем того, что есть высшие общественные ценности. Но при этом нужен и отказ от идеи мессианства, то есть от реализации тех проектов, которые не имеют отношения к конкретным земных проблемам. Уважение к себе и другим, чувство собственного достоинства – вот то, чего сильно не хватает россиянам на всех уровнях социальной лестницы.

Подготовила Любовь Шарий

Версия для печати