13.11.2007

Юрий Пивоваров: «Новизна нашего государства и нашей экономики – это больше разговоры»

Система ценностей современной России в значительной мере сохраняет структуру, унаследованную от прошлого. Либеральные ценности не востребованы и не признаны большей частью населения. Политические структуры идеологически ориентированы в прошлое и не ликвидируют дефицит новых ценностных ориентиров. Низкий уровень толерантности населения в условиях ухудшения социально-экономической ситуации чреват новыми вспышками ксенофобии. Оптимальный выход для России ― международная интеграция, отказ от идей «особости» и «сверхдержавы».

Если говорить о самой ткани общества, то здесь, на мой взгляд, ничего принципиально нового не произошло, и новизна нашего государства и нашей экономики – это больше разговоры. Потому нет особых оснований полагать, что что-то принципиально изменилось в системе ценностей, если под нею полагать нечто определенное. Я думаю, что все думают примерно об одном и том же. Для меня вот это «ничего не произошло» – драматический опыт. Я, как и большинство интеллигентов, в 90-е надеялся, что возлюбленное Отечество каким-то образом изменится, что изменятся прежде всего люди, что будет использован этот исторический шанс. Но прошло уже около 20 лет, и мы имеем то, что имеем.

К сожалению, русский народ – российские граждане – не воспользовались той свободой, которая волей истории оказалась у них в руках, подчеркиваю: на доброе дело не воспользовались. В очередной раз российский народ показал, что не способен к самоорганизации, прежде всего на доброе дело. На злое дело способен – украсть деньги, «попилить» бюджет. Поэтому и ценности остались те же самые.Когда-то мой учитель, профессор Н.Н. Разумович, касаясь умонастроений наших граждан, сказал, что все они – субъективные материалисты, у которых главная установка – «дай мне», «я хочу» и т.д. Все эти рассуждения о русском коллективизме, – русской коммюнаторности, как изящно выражался Н.А. Бердяев – не соответствуют реалиям общества. Поездив по миру и поизучав европейские страны, я могу сказать, что не знаю другого народа, менее способного к самоорганизации, к каким-то осознанным коллективным действиям, к какой-то центрированности на то, что называют «общим благом». И это вызывает у меня большую горечь и недоумение. Конечно, в какие-то периоды русской истории народы России проявляли способности к этому, но это скорее исключение, лишь подтверждающее правило.

Видимо, мы находимся не в новом периоде русской истории, а продолжаем поздний советизм. Мы выросли из позднего советского периода, причем не только люди моего поколения, но и наши дети, которые не застали его, то есть это сохраняется на каком-то социально-генетическом уровне. Я, как профессор вуза, вижу, например, что студенты 2005 года принципиально не отличаются от студентов 1970 или 1985 года. Нынешний период материально и морально вырастает из позднего советского периода, условно говоря – брежневского периода, наследует его качества. В том числе и ценностные: имморализм, апатию, дефицит гражданственности. В целом – нет общества, человек – асоциален. Вот пример. Для меня болезненный – современное разрушение Москвы: не видно, чтобы люди ходили и защищали какие-то дома или улицы, то есть сплотились на почве доброго дела. О чем тогда можно говорить на высоком политическом уровне ― политической повестки дня для президента и т.д., если нет сплочения на уровне гражданских инициатив, там, где должна существовать и пульсировать сама ткань гражданского общества? Ничего этого нет. Как может нормальная страна жить без самоуправления? У нас же сейчас напрочь отсутствуют все элементы самоуправления.

Кризис идеологий

Науке известно более тысячи определений идеологий, в это слово вкладывается масса всего. Идеологии в старом, коммунистическом понимании, конечно, нет. Но в каком-то определенном смысле идеология есть. В науке существует точка зрения, согласно которой имеются утопии, ориентированные на будущее и идеологии, ориентированные на прошлое. В этом смысле у нас есть идеология. Потеряв всякие ориентиры, даже такие эфемерные, как коммунизм, ― ориентир на будущее, общество качнулось в сторону идеологии. Что такое «суверенная демократия» г-на Суркова? Типичная традиционалистская русская идеология, суверенная демократия – это просто псевдоним термина «самодержавие». Это типичная идеология, ориентированная на прошлое. Не случайно манипуляция прошлым свойственна фактически всем российским политическим силам. Все оставшиеся на политической арене ищут себе какой-то легитимации в прошлом. Тот же Миронов и партия «Справедливая Россия» называют себя эсерами, говорят о русском социализме. Г-н Сурков пишет о суверенной демократии, которая на самом деле ― та же уваровская формула «православие-самодержавие-народность», просто она модифицирована. Это – идеологии «Свободной России» и «Единой России». Даже немногочисленные современные российские либералы, апеллируя к западным ценностям, ищут себя в прошлом, во всяком случае ― одно из крыльев СПС, яркий представитель которого ― Алексей Кара-Мурза. Возникает идея преемственности, и в этом смысле идеология есть.

Я думаю, что в ближайшем будущем в нашей стране может быть единая идеология, но она будет насаживаться не райкомами, обкомами и партийными агитаторами, как было раньше, а более элегантными современными методами ― через СМИ, через Интернет. Она уже насаживается. Мы это видим по телевидению, когда «Наши» собираются на Селигере, им определенные люди читают лекции, и все это представляют таким образом, что растет будущая смена. А чему их учат? Тому же самому – державничеству, антизападничеству, какому-то цивилизованному изоляционизму. Я могу допустить, что в нашей стране возможна какая-то общая идеология в более мягкой и более гибкой форме, чем была марксистско-ленинская. Но в нашей стране невозможно, чтобы люди вышли и сказали, что мы против того, что Лужков закрывает несколько станций метро и десятки тысяч людей не смогут попадать на работу вовремя или что уничтожена Остоженка, сохранявшая аромат старой Москвы, часть ее истории. Общество молчит, ему все безразлично.

Посмотрите, какая эйфория вокруг Олимпиады-2014 в Сочи. Да, это раздуто, но я видел, как люди реально радовались, не понимая, что их ожидает. Посмотрите, какой общенародный консенсус по поводу Эстонии, как радостно русские люди воспринимают антипольские, антигрузинские кампании, антианглийскую кампанию или что-то еще. Это настраивает на пессимистический лад, и никаких тенденций к улучшению ситуации не видно.

Конечно, концепции типа «суверенной демократии» возникают недаром и неслучайно. Она вырастает из исторически укорененного курса на самоизоляцию, породившего идею об особом пути России, об ее особой сущности. Недаром сегодня говорят, что покончено со всем ужасом и хаосом 90-х, что наступают новые времена, Россия поднимается с колен и обретает свою идеологию суверенной демократии. Формула Суркова означает независимость страны вовне и независимость внутри, то есть государства от олигархических компаний. Но именно так Н.М. Карамзин, идеолог самодержавия, определял суть последнего. Российская политическая власть вновь показывает силу мышц, но не для того чтобы улучшать жизнь своим гражданам, а чтобы самоутверждаться. Политика меняется только внешне. Внутренняя политика остается неизменной: неугодных олигархов сажают, угодных ― приближают. Это традиционная идеология власти, и у нее один смысл: сама власть, ее интересы.

Сегодняшняя Россия традиционно разделена на две неравные части. Одна небольшая – чиновники и богатеи, а остальные – народ. Но впервые в русской истории эти «остальные» оказались не нужны эксплуататорам, как нужны были помещикам те же крепостные или наши отцы нужны были советским властям, чтобы умирать на полях сражений. Сейчас новые власти и новый капитал вполне понимают друг друга, зачастую это одни и те же люди. Они хорошо устроились, и большая часть населения им просто мешает. Вот в этом принципиальная новизна ситуации. Ее критичность состоит не только в том, что население сокращается (это особая проблема), а в том, что это делает ситуацию взрывоопасной, потому что при определенных обстоятельствах в этой большей части могут возобладать пассионарные личности, какие-то страшные разрушительные идеологемы, которую могут просто взорвать Россию.

Либерализм в России

Ключевая идея либерализма – свобода. Ключевая идея русской истории – крепостное право, когда все несвободны. Русская история недолго знала свободу: даже дворяне недолго были свободными. После отмены крепостного права и до революции 1917 года Россия развивалась в сторону эмансипации и достигла определенных успехов. Что касается коммунистического режима, то это была полная несвобода. Правда, поскольку абсолютно тоталитарных обществ в реальной жизни не бывает, «тайная свобода», свобода втихаря, на кухне, все же присутствовала. Но русский народ ― не либеральный по своему духу, и либерализм, хотя и имеет какие-то слабенькие корни и традиции в русской истории, не является важной составляющей ее частью. И это ни в коей случае не отклонение: такова русская история, это ее норма. Это и есть русский путь.

Что касается современных российских либералов, то тут еще вопрос, кто это такие. Если господа Чубайс и Немцов – либералы, тогда я – нет. Пусть это даже вполне современно мыслящие и талантливые люди, хорошо говорящие по-английски, но в очередной раз ограбить Россию, вогнав десятки миллионов людей в нищету, ― это не либерализм, хотя в том же СПС есть какие-то элементы либерализма.

Да, либерализм крайне слаб, что вполне естественно. При этом если посмотреть на всю тысячелетнюю историю России, то сейчас мы переживаем один из самых свободных периодов. В конечном счете, ты можешь писать и говорить, что думаешь. Да, тебя не пускают на телевидение, не пускают куда-то еще, но ты можешь пока говорить и писать. Пока ты можешь купить билет и поехать в Европу, пока можешь покупать какие-то книги. Для представителей моего поколения это – невероятная свобода, и лично я этим дорожу.

Политическая свобода, правовое государство, защита прав собственности

На мой взгляд, эти ценности абсолютно не значимы для подавляющего большинства населения. Что касается защиты прав собственности, то проблемы в России вообще не существует. У нас есть властесобственность. Кто у власти, тот и обладает собственностью. Тот, кто формально обладает собственностью, обладает ею только потому, что власть ему это разрешает. Спор Путина и Ходорковского – это спор власти и собственности, где власть показала, кто есть кто, кто есть субстанция, а кто есть функция. Что касается правового государства, то у нас никто не верит в закон, не верит в суд, никто не верит в право. Хотя в русской истории были люди, которые право понимали как ценность фундаментальную. Это были «правозащитники». Они выступали за то, чтобы коммунисты выполняли прежде всего свои собственные законы, свою Конституцию и т.д. Впервые в русской истории в правозащитном движении, повторю, право было понято не как инструментальная ценность, а как фундаментальная ценность, как основа. Правовое государство, право – это главный инструмент регулирования социальной жизни на Западе и больше нигде. В России никогда право не было основным регулятором социальной жизни. У нас общество властноцентричное, у них – правоцентричное.

Свобода или «вольница»: приоритет россиян

На мой взгляд, для современного россиянина не приоритетно ни то, ни другое. Все это – красивые слова, что в России нет свободы, а есть воля. Это красивые метафоры, и ими пытаются играть. В России нет свободы в европейском смысле слова, но по сравнению с предыдущими периодами Россия сегодня более свободна. Более свободное общество, несмотря на полицейщину и то, что публичная политика уничтожена. Я не уверен, что власть имущие от этого откажутся. Может, им спокойнее и вольготнее в этих условиях. К тому же, этому меньшинству все равно, больше свободы или меньше. Для них это не принципиально.

Тема «свобода или вольница» – это тема сытых людей. Для большинства населения куда важнее и реальнее совсем другие вопросы. Один из ключевых ― сфера ЖКХ. То, что там творится, может привести к социальной революции. Если людей начнут лишать их убогих квартир ― а больше в России у людей ничего нет, ― тогда может начаться страшная катастрофа. Возможность падения цен на нефть также приведет к тому, что большая часть населения окажется на бобах. Это тоже реальная тема, чреватая социальным взрывом.

Национализм и ксенофобия

Россия – националистическая страна, в смысле нелюбви к другим народам. Столетиями страна жила в изоляции. Русский народ не толерантен и не привык считать себя виновником своих бед: в этом всегда виноват кто-то другой. Сейчас вам так скажет, наверное, каждый второй, и это очень опасная ситуация. Не с точки зрения бытового национализма: это присутствует везде и всегда, это ― лишь база. Все гораздо глубже и серьезнее. Опасно в стране, где сокращается доля коренного населения за счет возрастающей миграции. С этим уже столкнулись Германия и Франция. Это объясняет успех Саркози, популярность Ле Пена. У нас это будет в еще более варварской форме. Безответственные политики могут воспользоваться этим. Это может быть новый серьезный вызов, с которым столкнется Россия.

В этом плане показательны события в Кондопоге. Это была вспышка межнациональной розни, имеющая, безусловно, глубочайшие социальные корни. Кондопога как раз и показала, насколько опасна для стабильности общества ситуация, когда социальная безнадежность идет рука об руку с национализмом.

Угроза исламского радикализма для России

Здесь нужно разделять два типа угроз. Одна идет изнутри: у нас многочисленное и растущее население, исповедующее ислам. Здесь многое будет зависеть от общей ситуации в стране. Этого недооценивать нельзя, и трезво мыслящие политики должны об этом думать.

Так же, как для других стран, для России потенциально есть угрозы извне. Всякие попытки заигрывать на международной арене с воинствующими исламскими радикалами, с тем же Ираном, должны быть очень ограниченны. Причем для России существенна и географическая близость к странам с повышенной активностью исламских радикалов. Это, несомненно, является дополнительным фактором беспокойства за будущее России.

Юрий Пивоваров - директор Института научной информации по общественным наукам ИНИОН РАН

Версия для печати