24.01.2005 | Виталий Портников

ТОВАРИЩ БАШАР

Сегодня начинается визит в Россию президента Сирии Башара Асада - визит, которому удалось стать серьезным внешнеполитическим событием еще до его начала. Но не потому, что встреча Башара Асада и Владимира Путина обещала стать вкладом в ближневосточный мирный процесс, не потому, что руководители двух стран собирались обсудить возможности возобновления сирийско-израильского диалога и прекращение поддержки Сирией террористических группировок на Ближнем Востоке.

Нет, визит Асада-младшего привлек внимание утечкой информации о возможной продаже Москвой ракет Дамаску. Эта утечка уже спровоцировала кризис в российско-американских и российско-израильских отношениях и, вне всякого сомнения, омрачит атмосферу саммита Путин-Буш в Братиславе. Так что еще до того, как самолет сирийского президента появился в российском небе, можно было сказать: визит удался на славу.

Но все же самое главное в сложившейся ситуации - понять, почему в Москве решили, что переговоры с Дамаском о поставках вооружений вообще возможны. Ведь можно было легко предположить, что произойдет утечка информации, которая вызовет естественное раздражение в Вашингтоне. И нетрудно было понять, что в Братиславе вместо дружеского обмена мнениями о совместной борьбе с терроризмом Владимиру Путину придется отвечать на неприятные вопросы Джорджа Буша. Более того, сам факт того, что в Москве решили "законно" продать сирийцам ракетный комплекс за несколько недель до подписания соглашения о нераспространении подобного вооружения, способен надолго подорвать доверие в российско-американских отношениях. Ради чего все это?

Проще всего решить, что все это - ради денег. Вероятно, так и подумают многие на Западе - тем более после заверений многих экспертов, что российские поставки вряд ли всерьез скажутся на сирийском военном потенциале. Но у России достаточно возможностей зарабатывать деньги на продаже оружия и без Дамаска: только на днях из-за цунами Индонезия отказалась от контракта, стоимость которого несоизмерима с сирийскими суммами. Но, в конце концов, стихийное бедствие постигло не всех российских покупателей…

Нет, в сирийском ходе был очевидный политический расчет - продемонстрировать, что есть еще порох в пороховницах, что Россия способна влиять на мировые политические процессы, опираясь на старых союзников - и готова помогать этим союзникам. Но насколько точен этот расчет?

С внешнеполитическими ориентирами Советского Союза было все очевидно: Москва противостояла Вашингтону, и ее противостояние было последовательным. Современная Россия заявляет о себе как о стране, которая вместе с США является лидером мировой антитеррористической коалиции - на прошлой неделе об этом говорил министр иностранных дел Сергей Лавров. Но участие в антитеррористической коалиции не предусматривает последовательной поддержки Сирии - это прекрасно понимают и в Москве, и в Вашингтоне, и в Дамаске. Собственно, вопрос о последовательности был проверен во время иракского кризиса - при всем неприятии американского решения о свержении Саддама Хусейна Россия не сделала практически ничего, что могло бы помешать американским действиям. И это коренным образом отличает роль России от роли Советского Союза.

Хафез Асад мог осознавать, что в критической для него ситуации Москва вмешается - следовательно, самого страшного - свержения режима - не произойдет. Башар Асад знает прямо противоположное - что в критической для него ситуации Москва не вмешается. Следовательно, рано или поздно придется договариваться с американцами - пока что отвлеченные Ираком, они рано или поздно вспомнят о Сирии.

Вот на этот-то случай маленький Асад и хочет иметь хотя бы тактически выигрышную позицию. Возрождение хотя бы призраков прошлого противостояния сирийскому президенту явно не повредит. Россия думает, что она использует Асада, чтобы напомнить о своем величии. А на самом деле это Асад использует Россию, чтобы выгоднее договориться с американцами. Так уже бывало - и не раз. Исторические союзники с Россией не церемонились - говорили слова о вечной дружбе, взывали о помощи, уверяли в преданности, но как только поступало предложение повыгоднее или как только начиналась реальная политика, в которой Россия уже никак не могла участвовать, о ней сразу же забывали, причем в откровенно грубой, бестактной форме, не оставляя даже иллюзий относительно подлинного к ней отношения. Но в Москве предпочитают обо всем этом не вспоминать, чтобы лишний раз не расстраиваться.

Версия для печати