22.05.2008 | Валерий Выжутович

Пределы «совершенства»

Кажется, ни один закон столь не подвержен попыткам его «совершенствовать», как закон о средствах массовой информации. Но на этот раз принятые в первом чтении поправки до второго чтения не дошли. Президиум думской фракции «Единая Россия» отверг предложенные депутатом Робертом Шлегелем ужесточения. Они состояли в следующем: «за распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию», СМИ может быть закрыто. Причем, без суда. Решением контрольного ведомства - «Россвязьохранкультуры».

Пресса постоянно чувствует на себе суровый взгляд закона. Российский Фонд защиты гласности представил данные ежегодного мониторинга нарушений прав СМИ и журналистов. В ряду способов давления на прессу отмечен и такой: в 2007 году журналисты попадали под арест втрое чаще, чем годом ранее. Более 40 из них подвергались уголовному преследованию. Ну например… В тюрьме оказались учредитель калининградской газеты «Новые колеса» Игорь Рудников и репортер этого еженедельника Олег Березовский. Против обоих за последние несколько лет было возбуждено в общей сложности около 10 уголовных дел, объединенных впоследствии в единое производство. Журналистов обвиняли в написании клеветнических материалов на чиновников. Была вызвана в областную прокуратуру и редактор газеты «Орловские новости» Татьяна Кузьмина. Местным чиновникам не понравилась одна из напечатанных в газете фотографий. Редактору дали понять, что за публикацию этой фотографии она может быть привлечена к уголовной ответственности.

Эта форма расправы с журналистами - через уголовное преследование за клевету - становится все более популярной. Элементарная месть за публикацию камуфлируется судебным разбирательством. Расчет тех, кто осваивает новые технологии давления на журналистов, вполне понятен. После пары вызовов в суд у автора возникает естественное желание избежать третьей повестки.

Прежде такого не было. Я имею в виду конец 80-х - начало 90-х. В ту пору авторитет прессы в обществе и доверие к ней были чрезвычайно высоки. Попробовал бы кто-нибудь предъявить автору газетной статьи или телесюжета обвинение в клевете с вытекающими отсюда тюремными последствиями - шум поднялся бы до небес. Потому-то и правоохранительные органы не поощряли «кровожадность». Тем, кто считал себя оскорбленными, прокуроры и следователи рекомендовали защищать свою честь и достоинство путем подачи гражданского иска. Так в конце концов легче получить сатисфакцию: любые ложные сведения, коли суд их признает таковыми, подлежат опровержению. В гражданском процессе у истца немало шансов, а в уголовном - практически никаких. Чтобы осудить за клевету, надо доказать, что виновный заведомо сознавал ложность распространяемых им сведений, имел преступный умысел, злонамеренно пытался опорочить. Должны быть установлены и мотивы - месть, зависть, ревность и т.п. Все это малодоказуемо. К тому же гражданин не может нести уголовную ответственность, если сведения, которые он считал правдивыми, оказались ложными. Словом, подобные дела были почти безнадежными, обвинительные приговоры по ним выносились в редчайших случаях. А чтоб за клевету дали срок журналисту - это было вообще немыслимо. Теперь же суды охотно принимают такие дела к рассмотрению и бестрепетно выносят вердикт: виновен. Если так пойдет дальше, в России утвердится невиданный ни в советские, ни постперестроечные времена вид цензуры. Это будет цензура судебная. И сопутствующая ей самоцензура, потому что кому же захочется рисковать свободой «ради нескольких строчек в газете». Три года тюрьмы (таков максимальный срок за клевету) - лучшая профилактика острых, принципиальных публикаций, верный залог журналистской беззубости.

Но уголовному наказанию за распространение заведомо ложных сведений хотя бы предшествует судебная процедура. Попыток установить порядок, позволяющий «разобраться» с печатным или электронным СМИ вне суда, прежде не было. Слава богу, такая новация не получила поддержки. И не в последнюю очередь потому, что отрицательное заключение на законопроект вынесла Общественная палата. «После принятия новой поправки суды будут полностью избавлены от скрупулезного исследования доказательств, - разъяснил позицию ОП ее член Павел Астахов. - В случае необходимости государство может набросить удавку на любое издание, телеканал или радиостанцию».

Общественная палата не в первый раз отражает атаки на свободу слова. Скажем, сыграло свою роль ее несогласие с законопроектом, запрещавшим журналистам упоминать о национальной принадлежности преступников и их жертв. Эта поправка, инициированная депутатами столичной Думы, была отвергнута. Общественная палата не обходит своим вниманием и конфликты региональных СМИ с местными властям. Деятельное и действенное вмешательство в конфликт - вот еще на что хотелось бы рассчитывать в подобных случаях. Увы. «Предать скандалы гласности - это единственное, что мы можем», - посетовал член ОП Эдуард Сагалаев. Если так, то делегированные в ОП защитники свободы слова по реальным возможностям, им предоставленным, мало чем отличаются от своих подзащитных. Печатные и электронные СМИ, они ведь тоже только то и могут, что информировать публику о фактах беззакония, мздоимства, воровства и т.п., а принимать меры - это уж дело властей. Но если пресса - общественный рупор, не более, то орган гражданского контроля над властью - еще и общественный инструмент. Собственно, с этим никто и не спорит. Да, инструмент. Однако во всем, что касается прессы, он заточен лишь в одну сторону. Ну в самом деле. Палата может сообщать о нарушениях свободы слова в правоохранительные, надзорные или регистрационные органы. Свои заключения члены палаты вправе направлять руководителям СМИ, допустившим нарушения, их учредителям, а также любым другим «должностным лицам» и «иным компетентным госорганам».

Короче, Общественная палата, как сказано в законе, наделена правом осуществлять контроль за «соблюдением свободы слова в СМИ». «В СМИ» - значит внутри информационного пространства. Попросту говоря, в компетенции палаты - интересоваться тем, как ведет себя пресса. Не отступают ли журналисты от буквы и духа закона. Не пренебрегают ли профессиональной этикой. Это нормальный интерес. Тем более, что поводов для предъявления общественного счета российская пресса предоставляет в щедром избытке. Как показали недавние опросы в Москве, 49 процентов граждан требуют ввести цезуру на центральных телеканалах. Среднероссийская же цифирь, отражающая такое желание, и того внушительнее: 75-80 процентов. Впрочем, расшифровка этого показателя делает его не столь уж беспросветным. Граждане хотят не политической цензуры, а нравственной. Требуют ввести запрет не на общественную экспертизу действий власти, не на открытые дискуссии между различными политическими силами, а на тиражирование пошлости, демонстрацию по ТВ сцен насилия и жестокости и прочую «чернуху».

Разумеется, лучший способ для СМИ избежать регулирования (государством ли, Общественной палатой) - это саморегулирование. Но добровольно принятые медиа-сообществом этические кодексы то и дело нарушаются. Хартия телевещателей «Против насилия и жестокости» трещит под напором непотребной продукции. Помню, как побывала в Москве представительная делегация Всемирного комитета свободы прессы. Международные эксперты изучали документы, встречались с журналистами и политическими деятелями, беседовали с представителями власти. И пришли к выводу, что свобода прессы в России подвергается испытаниям. В числе угроз ей наши зарубежные коллеги назвали и такую: отсутствие высоких этических и профессиональных стандартов в самой журналистской среде.

Контроль за соблюдением свободы слова - вещь, несомненно, полезная. Но не только «в СМИ», а еще и «в отношении СМИ». Этот инструмент должен быть обоюдоострым. Вот как теперь, когда Общественная палата помогла отклонить законопроект, ухудшавший положение прессы.

Валерий Выжутович - публицист

Версия для печати