29.08.2008 | Святослав Каспэ

GOOD GUYS, BAD GUYS… ТАК КАКИЕ МЫ ПАРНИ?

Именно этот странновато звучащий вопрос, как представляется, сегодня стал центральным для российской внешней политики (на самом деле и для внутренней тоже). Однако прежде чем перейти к обоснованию его правомерности, следует четко обозначить одну позицию, без учета которой дальнейшие рассуждения могут быть истолкованы неверно.

Она состоит в следующем: нет сомнений, что все безобразия, происходящие сейчас, инициированы Саакашвили. Конечно, бомба была заложена давно, причем совместными усилиями всех ангажированных сторон; однако взорвал ее тот, кто начал штурм Цхинвали, то есть правительство Грузии. Кстати, в первые дни конфликта грузинские официальные лица не то что не отрицали, как сейчас, самого факта своей массированной атаки на столицу Южной Осетии, но заявляли о нем с нескрываемой гордостью. Провоцировать для решения, в общем, довольно мелких и отчасти личных проблем глобальный кризис – запредельный для политического лидера уровень безответственности.

Все это бесспорно. Но Саакашвили – президент другой страны, и с содеянным им предстоит теперь жить и разбираться грузинам. Нас же должна интересовать Россия – и решения, принятые нашими собственными властями.

Действительно, принципиальных решений к настоящему моменту насчитывается, строго говоря, два. Первое, датированное еще 8 августа, – о немедленном вооруженном вмешательстве – обсуждать уже поздно, тем более что оно было вынуждено стремительностью развития ситуации и даже задним числом представляется единственно возможным. Второе – признание независимости Южной Осетии и Абхазии. Думаю, это шаг в неверном направлении. Потому что он нелогичен.

На самом деле вся эта история идеально поддается описанию в известных терминах «good guys» – «bad guys», «хорошие парни» – «плохие парни». Над ними принято иронизировать, и совершенно зря – это же абсолютно четкая система этических координат. «Хорошие парни» творят добро, «плохие», соответственно, зло – что может быть яснее и, кстати, полезнее для нужд легитимации политического действия? Так вот, в первые дни развития кризиса была намечена очень многообещающая линия его публичного сопровождения: мы – «хорошие парни»; именно и только поэтому мы не могли поступить иначе. Я не говорю, что выдержать эту линию было бы просто – но нужно было пытаться, причем с весомыми шансами на успех. Можно было забить медиасферу доказательствами преступлений грузинской армии; можно было наводнить зону конфликта западными журналистами, политиками, экспертами, а не ограничиваться экспресс-визитами Хаммарберга и Гутьерриша; можно было выразить сожаления и принести извинения по поводу допущенных эксцессов, например, гибели мирных жителей при бомбардировках Гори, а не отрицать с каменным лицом, что такие случаи вообще имели место – в конце концов, на войне, бывает, промахиваются, это ужасно, но общеизвестно. Но главное – надо было заявить, что Россия продолжает оставаться гарантом территориальной целостности Грузии даже против воли ее собственного руководства, то есть «плохих парней» с той стороны. Что именно этим было мотивировано российское вмешательство – во-первых, конечно, категорическим моральным императивом немедленного спасения жизней гражданского населения, во-вторых, желанием не допустить, чтобы Грузия своими безумными действиями навсегда закрыла себе путь к примирению с мятежными провинциями. Еще раз повторю – это было бы нелегко; но при наличии достаточного терпения и желания возможно. Однако то ли того, то ли другого не хватило.

Возобладала другая и прямо противоположная линия – мы решили показать, что мы по-настоящему «плохие парни». Что мы готовы не считаться с мнением наших партнеров по глобальным взаимодействиям и структурам, с теми резолюциями СБ ООН, которые сами же и подписывали, и т.д. Что мы можем действовать грубо и еще грубее комментировать свои действия, ставя мир перед свершившимся фактом. Мы захотели, чтобы нас увидели такими, и в том преуспели. Enjoy.

Но тогда возникли закономерные подозрения, что ничего другого Россия с самого начала и не желала. Налицо парадокс: именно в таком поведении мы до сих упрекали Запад в целом и Америку в особенности, а теперь выясняется, что его-то Россия и рассматривает в качестве нормативного для себя. А значит, и для всех остальных тоже, тем самым дезавуируя все свои недавние апелляции к международному праву и соглашаясь с необратимостью его дальнейшей эрозии. Самая же двусмысленность в том, что параллельно продолжаются попытки следовать первой линии поведения – только теперь они становятся совершенно неубедительными, и все полезное, сделанное в рамках этой линии, обесценивается. Можно быть либо «хорошими», либо «плохими парнями» – но не тем и другим одновременно. Так, до признания независимости Южной Осетии и Абхазии мы имели шанс убедить мир в том, что в первой из них действительно имел место геноцид. Кто в это поверит теперь? Переломить общую убежденность в том, что целью России с самого начала было именно и исключительно расчленение Грузии, уже очень тяжело, если вообще возможно. Это, кстати, дурно по отношению к убитым, убийцы которых теперь вряд ли будут призваны к ответу.

Однако что сделано, то сделано – решения такого масштаба и резонанса не могут быть пересмотрены. Что дальше? Уже проводятся успокоительные параллели с турецким признанием Республики Северного Кипра – мол, ничего страшного, Турцию же никто из НАТО не выгоняет, а вялотекущий процесс урегулирования никому особенно не мешает… Аналогия имеет право на существование, но не в таком поверхностном виде. Да, с этим казусом Запад смирился; но только потому, что Турция дала убедительные основания рассматривать его именно как ни при каких обстоятельствах не подлежащий реплицированию казус. Если бы его удалось поместить, скажем, в контекст воображенного «имперского реваншизма», если бы возникли опасения за судьбу иных территорий и народов, когда-то входивших в состав Османской державы, если бы они распространились, скажем, на армян – восприятие кипрской проблемы было бы совершенно иным. Турция все подобные предположения исключила напрочь. Подобная тактика кажется сегодня наиболее продуктивной и для России.

Что для этого необходимо? В общем виде – нужно прекратить все дикие камлания о том, что у России только «два союзника – армия и флот». Это было сказано в XIX в., в совершенно иных исторических условиях (и, кстати, оно ведь, как почти всякое bon mot, и неверно фактически – именно при Александре III, в 1891 г., был заключен тот самый русско-французский союз, из которого со временем выросла Антанта). Конечно, сказано хлестко – однако надо бы задумываться, что означает принятие такого воззрения на себя в сегодняшней реальности. Как в XXI в. принято называть страну, которую не любят, которой не доверяют, которую опасаются и у которой действительно нет союзников (а, мягко говоря, сдержанная атмосфера, в которой прошел саммит ШОС, показывает, что мы даже и этого можем добиться)? Rogue state. Страна-изгой. Кто может хотеть такого для своей страны?

По-настоящему – наверное, мало кто, за вычетом, разумеется, некоторых пламенных агитаторов и пропагандистов, с детства ушибленных «Книгой будущих командиров» А.В.Митяева (что само по себе не так страшно – книга хорошая) и на всю жизнь сохранивших свои представления о войне примерно на том же уровне и в рамках той же красочной, веселой эстетики, скрывающей кровь и грязь настоящей войны (а вот это уже тяжелый случай). Именно в вожделенном уединении они и насладились бы беспрепятственно теми эротическими содроганиями, которые вызывает у них само слово «война». Уже появились довольно убедительные диагнозы психического состояния Саакашвили, основанные на публичном поедании им собственного галстука и иных ярких сюжетах с его участием; думаю, что многие тексты, обильно унавозившие наше публичное пространство в последние дни, тоже могли бы дать ценный клинический материал. Но это, в конце концов, только публицисты; там, где принимаются решения, ситуация, насколько можно предполагать, другая. Правда, тоже опасная.

Война, как самая Большая Игра из всех игр, придуманных человечеством, захватывает не на шутку. К тому же в ней действительно можно выиграть; в частности, из южноосетинской войны значительные бонусы извлекли практически все прямо или косвенно вовлеченные в нее акторы (соответствующие аналитические расчеты уже появились в изобилии). Проигрывают только мертвые; они всегда проигрывают. Тем же, кто остается за столом и швыряет на него все новые оборачивающиеся трупами фишки, остановиться психологически трудно – даже нарастающее чувство «что-то страшное грядет» заглушается желанием еще немного постоять в открытых позициях, еще хоть недолго побыть в Игре. Но хорош тот игрок, который вовремя фиксирует прибыль. До признания de jure Абхазии и Южной Осетии (между прочим, признание de facto можно было развивать беспрепятственно и до каких угодно масштабов) Россия могла это сделать и остаться и в плюсе, и с репутацией «хорошего парня». Момент упущен. Сейчас еще есть шанс уйти вчистую, сыграть в ноль – но с каждым днем эскалации противостояния с Западом он тает, игра начинает идти в минус. И риски растут, потому что тогда остается отчаянная надежда отыграться через завышение ставок, пусть даже игра пойдет на заемные средства и на последние штаны. Чем это кончается, известно. Надо срочно сворачивать игру вообще, выйти из казино и отдышаться, пока потери не стали катастрофическими.

Что этот совет может значить не метафорически, а более конкретно? Вот навскидку несколько пунктов:- нужно со всей определенностью дать понять, что цели, которые преследовала Россия, вступая в конфликт, в целом достигнуты, а никакой приписываемой ей криптополитики, вроде полной оккупации Грузии и свержения ее президента, за ними не стоит и никогда не стояло (что совершенно не означает, будто с Саакашвили нужно снова начать разговаривать как ни в чем не бывало);

- нужно со всей определенностью дать понять, что никаких аналогичных действий Россия не планирует в отношении других своих соседей и их территорий, в первую очередь Украины и Крыма (а то соответствующие бредовые фантазии уже начали плодиться);

- нужно немедленно и даже форсированно привести в действие давно подготовленный Россией план молдавско-приднестровского урегулирования, основанный на диаметрально противоположном случившемуся с Грузией принципе восстановления территориальной целостности Молдавии как независимого государства. Если кто-то в Приднестровье вознамерился его торпедировать и погреть руки на огне Цхинвали, эти руки надо жестко обломать, для чего все возможности, к счастью, имеются. Такое, то есть совсем другое «принуждение к миру», будет очень сильным ходом, поскольку блокирует или хотя бы радикально приглушит разговоры о потенциальной прецедентности российско-грузинской ситуации, оставив ее только единичным казусом.

- нужно заявить о готовности России в любой момент восстановить сотрудничество с Западом в полном объеме и призвать к совместным усилиям по приближению этого момента;

- нужно перестать хамить и грубиянить. От Рогозина ничего другого и нельзя было ожидать; а вот интеллигентнейший министр иностранных дел мог бы выражаться и поэлегантнее (причем не о Саакашвили – тут сдерживаться и впрямь трудно, и не особенно нужно, – а о своих же коллегах по G8).

«Кажись, это просто». На самом деле вовсе нет – инерция копится, следующий шаг в пропасть представляется необходимым просто потому, что логично вытекает из нарастающей суммы уже сделанных. С каждым днем свернуть с дороги, выйти из игры, поразмыслить и начать новую все труднее. Это касается всех участников событий – но мы-то должны думать о своей мере ответственности, а она очень велика. Некоторые исторические аналогии бывают неотступно навязчивы. Однажды при очень похожих обстоятельствах уже совершили коллективное самоубийство все игроки «европейского казино» разом, причем каждый из них по отдельности до последнего момента казался вменяемым, рациональным субъектом. Было это тоже в августе. В 1914 году. Не дай Бог.

Святослав Каспэ - зам. директора Фонда "Российский общественно-политический центр", профессор Высшей школы экономики

Версия для печати