10.10.2008 | Святослав Каспэ

Справа – всадник без головы

Стремительно развивающаяся вокруг СПС интрига заставляет задаться двумя вопросами: 1) что, собственно, происходит?; 2) почему, собственно, происходит то, что происходит? Второй из этих вопросов гораздо интереснее. Что происходит, достаточно ясно. В стране существует некая социальная группа, уже давно находящаяся в положении этакого всадника без головы – то есть лишенная адекватного политического представительства. Ее именуют то «правым» электоратом, то «либеральным», то «демократическим» – впрочем, все эти определения сомнительны, особенно последнее.

Точнее было бы обходиться без отчетливо идеологических эпитетов и говорить просто о «продвинутых (advanced) группах», «людях-XXI», которым посвящен одноименный исследовательский проект Фонда «Общественное мнение», или о «креативном классе», как предпочитает выражаться один из фигурантов обсуждаемого сюжета Георгий Бовт. Наблюдателями неоднократно отмечалось, что на самом деле этому слою свойственна не какая-то специальная идеологическая воспаленность, а, напротив, сугубые рационализм, прагматизм и даже конформизм. Его претензии к власти носят не столько принципиальный характер, сколько, как говорит тот же Бовт, стилистический – и впрямь, одна только физиогномика большинства персон, ассоциированных с той же «Единой Россией» (а равно и с иными парламентскими партиями) жестко препятствует опознанию их креативным классом в качестве «своих». Впрочем, к стилистике дело не сводится. Есть ведь такая с трудом разложимая на компоненты категория, как «приличный человек», явно включающая не только эстетические, но и этические элементы, пусть даже соотношение их удельного веса неясно (и, вероятнее всего, этика менее значима, чем эстетика). Однако туманность и субъективность этой категории не лишают ее операциональности, поскольку не мешают ей быть значимым мотиватором политического выбора – или отказа от него.

Всадник, то есть креативный класс, лишен именно удовлетворяющей этому критерию «приличия» головы. Он не очень-то стремится отрастить ее самостоятельно – вероятно, потому, что занят более интересными, с его точки зрения, делами, сулящими гораздо большие выгоды и удовольствия и гораздо меньшие издержки и неприятности. Однако это не значит, что он в принципе не желает ее иметь. В конце концов, креативный класс объективно – в социологическом смысле слова – существует, что доказано многими исследованиями (дающими, правда, разброс оценок в диапазоне от 10% до 20% избирателей). Этим он, кстати, выгодно отличается от, например, социал-демократического электората, наличие которого в России исправно декларируется, но так и не получает никакого экспериментального подтверждения. Следовательно, этот класс имеет общие интересы, возможно, не всегда проявляющиеся в открытой форме, но тем не менее способные при определенных условиях актуализироваться. Потому и не прекращаются попытки привинтить всаднику подходящую голову. Собственно, именно этой метафорой и описывается происходящее на так называемом «правом фланге» (уже сказано, что эта привычная дефиниция не вполне точна, но лучшей не видно) в течение последних 10-15 лет.

Сейчас нет смысла обсуждать, почему ни одна из привинченных голов так и не прижилась, тем более что причины тут были разные и далеко не всегда состоявшие именно и только в несоответствии претендентов критерию «приличия». Так или иначе, «не срослось». Теперь мы наблюдаем очередную попытку такого рода. Надо признать, что она не выглядит изначально обреченной. Никто не демонстрирует ни малейшего желания всерьез представить происходящее как слияние СПС с двумя партиями-спойлерами – Леонид Гозман открыто отказывает им в статусе реально существующих («Не может быть партии инопланетян, потому что нет инопланетян /…/ В реальной жизни есть Барщевский, который назвал себя "Гражданской силой", и есть Богданов, который называл себя "Демократической партией". Я могу с полной уверенностью сказать, что ни Барщевского, ни Богданова не будет в этом проекте. Это было наше первое и необходимое условие. И оно выполнено».). Известные на данный момент публике лидеры нового проекта (Гозман, Бовт, Титов, а также обещанный Чубайс, которого как-то трудно представить рядовым членом проектируемой структуры), не кажутся заведомо стилистически неприемлемыми для креативного класса, к тому же набор лиц наверняка будет расширяться и трансформироваться. Возможно, эти люди и смогут достаточно убедительно артикулировать взгляды и интересы креативного класса; возможно (хотя и гораздо менее вероятно), они даже смогут сделать нечто для их защиты – все зависит от того, насколько глубоко они будут интегрированы в процесс принятия политических решений. Возможно, впрочем, что в очередной раз не получится ничего, и всадник поскачет дальше в уже привычном для него безголовом состоянии. Но это покажет только будущее – и в медицинской практике никогда нельзя сказать заранее, приживется ли трансплантируемый орган.

Все это довольно банально. Но почему интрига развернулась именно сейчас, почему с такой скоростью – и почему ее инициированность Кремлем никем не отрицается и никак не маскируется? That’s the point.

Самый простой (и самый успокоительный) ответ на этот вопрос: ну, когда-то же это надо было делать – почему бы и не сейчас? Жить с таким перекошенным партийно-политическим спектром как-то некрасиво, да и неудобно; обвинения в удушении либеральной оппозиции надоели; все мыслимые угрозы справа и слева успешно минимизированы; да и президент наш, как тут же вспомнили некоторые эксперты, «имеет имидж человека либеральных убеждений»; значит, пришло время поставить галочку в еще одну пустующую клеточку.

Однако регулярно высказывается предположение, что спешное развертывание нового «правого» проекта каким-то образом связано с надвигающейся перспективой полномасштабного финансового кризиса, по сравнению с которым все нынешние катания на «американских горках» покажутся цветочками. Какая именно тут связь, чем, если долбанет, помогут новые «правые», и последует ли такой кризис на самом деле, решительно непонятно; но предположение звучит все чаще, отчего делается как-то не по себе. Поневоле в сознании начинают роиться самые невероятные сценарии: например, тот, что по аналогии с 1998 г. экстренно формируется команда камикадзе, которой будет поручено осуществление каких-то сверхрешительных мер по спасению экономики и на которую потом, как у нас водится, будет возложена вся ответственность за их болезненные последствия, в том числе и за самоё необходимость аврала. Тут можно воображать все, что угодно, вплоть до временной замены Путина на премьерском посту Чубайсом, которому не впервой действовать в соответствии с принципом Густава Носке «Кто-то же должен быть кровавой собакой» и к репутации которого это ничего бы не добавило, и последующего триумфального возвращения Путина под старым лозунгом «Во всем виноват Чубайс» (то, что не удалось Черномырдину в 1998 г., у Путина могло бы и получиться). Но это, конечно, фантастика и паранойя.

Однако можно допустить и более мягкий подвариант той же версии. Большой кризис действительно ожидается; и его главной жертвой, естественно, станет как раз тот самый креативный класс, уже довольно долго наслаждающийся стабильностью и ростом потребления. Когда эти наслаждения кончатся, креативный класс неизбежно почувствует себя обманутым и преданным – тут-то то и актуализируются его коллективные политические интересы, до поры пребывавшие в дремлющем состоянии. Причем перевести стрелки на США, на виртуальную природу финансовых рынков и т.д., конечно, не удастся. Ответственность будет возложена на действующую власть и больше ни на кого (внутри страны никаких иных субъектов, которых можно было бы обвинить в доведении до кризиса, просто нет). Оставлять в такой ситуации креативный класс вообще без политического представительства – причем системного, такого, которое могло бы канализировать, ввести в приемлемые рамки его недовольство – опасно. Значит, его нужно сконструировать, причем срочно. Что и происходит.

Тут есть три существенных момента. Во-первых, избранный нашими политическими менеджерами темп и образ действий позволяет косвенно оценить время, по их предположениям оставшееся до кризиса. Оно невелико.

Во-вторых, можно – опять же косвенно – оценить степень уверенности этих политических менеджеров в устойчивости выстроенного ими режима в условиях кризиса. Она также невелика. В-третьих, окажется ли достаточно для канализации потенциального недовольства креативного класса одной лишь артикуляции его интересов – или, кроме слов, потребуются и дела, то есть упомянутая выше интеграция новой политической силы в процесс принятия решений? Вероятнее всего, риторикой отделаться не удастся. Просто потому, что люди не дураки, а креативный класс – тем более. Впрочем, и тут никаких гарантий некатастрофического развития событий нет.

Разумеется, все это в высшей степени гадательно. Но, как писал Уилки Коллинз, «разрешите мне заметить здесь мимоходом, как все это интересно!».

Святослав Каспэ - зам. директора Фонда "Российский общественно-политический центр", профессор Высшей школы экономики

Версия для печати