11.01.2009 | Алексей Портанский

Военная реформа: к вопросу о терминах и не только о них

Важнейшим событием 2008 года в деятельности силовых ведомств, согласно информационным агентствам, следует считать «начавшуюся масштабную военную реформу», в результате которой численность армии сократится до 1 миллиона человек, вместо полков и дивизий будет введена бригадная структура и т.д. Между тем, не более, чем четыре года назад, в ноябре 2004 года тогдашний министр обороны РФ Сергей Иванов объявил о завершении военной реформы. Первое и второе события явно не стыкуются. Что это: привычная для нас административно-бюрократическая неразбериха или что-то более серьезное?

В действительности ни сейчас, ни в 2004 г., ни в начале 90-х годов никакой военной реформы в стране не проводилось и даже не начиналось. Были попытки реформирования воруженных сил, которые местами дали какие-то результаты. Однако ни одна из предпринятых в истории современной России попыток перемен в армии не имела ничего общего с тем, что принято называть военной реформой. Кто-то наверняка захочет враз снять проблему, предложив «не париться» относительно терминологии: подумаешь, - реформа армии, реформа вооруженных сил, военная реформа и т.п., - все равно, мол, понятно, что речь идет не о гражданке, а о военном деле. Короче, все это синонимы и точка!

К величайшему сожалению, именно так думают не только обыватели, но и многие политики, журналисты, военные. На самом же деле разница в терминах здесь абсолютно принципиальна, ибо за ними стоит конкретное содержание. «Военная реформа» - понятие всеобъемлющее, в то время как «реформа вооруженных сил» является лишь частью первой. Военную реформу никогда не проводит и не может провести лишь военное ведомство (министерство обороны) – это абсурд. Ею занимается государство в целом: в подготовку и реализацию реформы должны быть вовлечены соответствующие министерства и ведомства, а также общественные организации (например, Комитет солдатских матерей). Широкая гласность и общественнаая поддержка абсолютно необходимы для ее успеха. Ничего похожего у нас пока не происходило.

Некоторые из бывших министров обороны полагали, что именно они являлись центральными фигурами в военном реформировании, понимая его в довольно узком плане. Так, Павел Грачев был убежден, что военная реформа должна сводиться к достаточному финансированию и к укомплектованию войск до штатной численности. Запомнилось его крылатая фраза: «Не мешайте мне реформировать армию». Еще более глубокое непонимание сути военной реформы обнаружил уже упомянутый бывший глава минобороны С.Иванов, скоропалительно отрапортовав о ее «завершении».

В истории нашего государства было не так много преобразований в сфере военного строительства, которые вправе называться военными реформами. Среди них - военные реформы Петра I, Александра II, а также реформа 1924-25 гг. после окончания Гражданской войны.Понятно, что для проведения военной реформы нужен серьезный повод или толчок. Во второй половине XIX века таким толчком явилось поражение в России в Крымской войне. Нужен также экономический подъем в стране. В упомянутый период он был, как была и необходимая и широкая общественная поддержка. При Александре II молодые люди из родовитых дворянских семей не считали зазорным пойти служить нижними чинами, чтобы затем, как правило, поступить на гражданскую службу. Положительно отнеслись в обществе и к созданию системы военных округов (уцелевшей до наших дней), и к преобразованию закрытых кадетских корпусов в демократические военные гимназии. Эти два фактора - общественное признание и финансовая достаточность - обеспечили успех военной реформы второй половины. XIX века.

Военная реформа 1925 г., связанная с именем Михаила Фрунзе, также проводилась в обстановке оживления экономики, вызванного НЭПом. И общественный энтузиазм (несмотря на жестокость строя) присутствовал в те времена, - достаточно вспомнить популярные тогда лозунги «Молодежь – в авиацию», «Молодежь – на флот», под которыми сотни и тысячи молодых людей действительно мечтали стать военными. Больше «эпохальных» военных реформ в российской истории не было. Однако в ХХ веке было немало примеров военных реформ в других странах.После окончания вьетнамской войны Соединенные Штаты смогли глубоко проанализировать ее уроки и начать крупнейшую в истории страны военную реформу, которая была успешно реализована.

У современной России с момента провозглашения незвисимости появился серьезнейший императив для проведения не менее масштабной и глубокой военной реформы. Он был обусловлен изменением самой природы государства. Затем к этому императиву добавились уроки двух чеченских войн, и теперь вот - уроки вооруженного конфликта на Кавказе в августе 2008 г. Иными словами, нужда в военной реформе назрела и перезрела давно, а ее так и нет. Неужели не было хотя бы попыток в этом направлении? Попытки были.

Еще до распада СССР в конце 80-х годов прошлого века М.С. Горбачев поручил группе видных экспертов подготовить концепцию военной реформы. По свидетельству одного из этих экспертов (которого автор хорошо знал лично), речь шла действительно о разработке полномасштабной военной реформы. К сожалению, та горбачевская военная реформа так и не была подготовлена. Во-первых, страна не располагала необходимыми финансовыми возможностями. Во-вторых, самой страны вскоре не стало.К руководству новой России пришли другие люди. Опыт и знания экспертов, занимавшихся проблемой совсем недавно при Горбачеве, не был востребован. У новой команды были свои представления о военной реформе, точнее сказать их не было вовсе, если строго придерживаться понятия «военная реформа». Вместо этого были амбиции и фрагментарный подход к нуждам военного строительства. Собственно в той же парадигме мы живем по сей день.

Для полноты картины можно еще упомянуть инициативу Совета по национальной стратегии, подготовившего в начале 2003 г. концепцию самостоятельного федерального органа в ранге министерства или госкомитета, который должен эксклюзивно заниматься военной реформой или, точнее, созданием новой российской армии. Но, похоже, об этом быстро забыли.

Разумеется, сказать, что в рамках военной реформы ничего не происходит вообще, было бы неверно. В марте 2008 г. утверждена «Стратегия социального развития Вооруженных Сил Российской Федерации на период до 2020 года». Обществу рассказали о новом облике армии, который предусматривает перевооружение ВС и создание мобильных частей постоянной боевой готовности. Генералов вместо 1100 останется около 900. Прапорщиков и мичманов не будет вообще . На базе 65 военных вузов появится 10 учебных центров, впервые в истории Минобороны РФ были проведены открытые аукционы по продаже недвижимого имущества оборонного ведомства и т.д. Все это скорее всего логично и правильно, однако это опять не военная реформа, а в лучшем случае лишь ее часть.

В том, что присходит сейчас в армии, не могут разобраться даже крупные в недавнем прошлом военачальники. Так, бывший главнокомандующий ВВС России Пётр Дейнекин в одном из интервью прямо заявил: «Мне непонятны смысл и цели текущего реформирования армии. Происходящее в армии идёт келейно, без объяснения общественности или военным экспертам. А это может иметь весьма неприятные последствия».

По-прежнему не заявлены стратегические цели реформы. Кто наш будущий вероятный противник: международный терроризм или все-таки Запад? Где находятся наиболее вероятные театры военных действий? Для ведения каких войн мы реформируем армию: локальных, региональных или глобальных? Это самые естественные базовые вопросы, на которые имелись ответы и у Петра I, и у Александра II, и у большевиков после Гражданской войны. Но сегодня, похоже, ясных ответов на эти вопросы нет.

Хуже того, появляется ощущение явных противоречий в документах и высказываниях отдельных политиков относительно того, против кого должна быть направлена в будущем военная мощь России. На этот счет эксперты уже отметили разночтения между принятой в июле 2008 г. «Концепции внешней политики Российской Федерации» и разрабатываемым Советом Безопасности РФ Проекте «Стретегии национальной безопасности РФ до 2020 г.». Противоречий и вопросов будет не меньше, если, к примеру, сопоставить явный антиамериканизм внешнеполитического раздела первого ежегодного обращения, с которым президент Дмитрий Медведев выступил в Федеральном собрании на следующий день после президентских выборов в США, с его же откровенно проамериканской речью, произнесенной вскоре (в ноябре 2008 г.) в Вашингтоне в рамках саммита G20. Кстати, положения этой речи, по сути, перечеркивали основополагающие тезисы знаменитой речи Владимира Путина в Мюнхене в начале 2007 г.

Не ответив самим себе на поставленные принципиальные вопросы, мы не сможем определить, чем вооружать нашу армию и как выстраивать ее структуру. Надо ли нам строить авианосцы и производить новые поколения баллистических ракет, или все-таки срочно модернизировать вооружение нашего мотострелка и десантника, повышая их эффективность и живучесть в бою? Недавний конфликт на Кавказе однозначно подсказывает выбор не в пользу авианосцев и тяжелых бомбардировщиков (которые за неимением других возможностей пришлось-таки использовать в ходе конфликта).

Похоже, отвечать на вопросы о вероятном будущем противнике нынче непросто. Присутствие в нашей внутренней пропаганде Америки в образе врага, кажется, решает многие проблемы существующего режима, вернее, создает иллюзию решения проблем. Однако у этой пропагандистской игры есть неминуемые тяжелые издержки, такие как постоянное, но во многом бесцельное латание дыр в армии при одновременной неспособности приступить к полноценной военной реформе.

Повторю еще раз: успех военной реформы в современной России, как и в XIX веке, возможен, во-первых, при условии ее детальной экспертной разработки, во-вторых, если ее проведением занимается государство в целом, а не только министерство обороны, в-третьих, если эта работа проводится гласно и обеспечена широкая общественная поддержка, в-четвертых, если на реформу есть деньги. Из всех названных условий в России есть лишь последнее, да и оно теперь становится относительным. Между тем, не проводить полноценную военную реформу в России уже становится опасным. Ее отсутствие может обернуться необратимым отставанием наших вооруженных сил от армий других стран и полным развалом военной структуры страны.

Алексей Портанский - к.э.н., Директор Информационного бюро по присоединению России к ВТО

Версия для печати