17.04.2009 | Евгений Кожокин

Ядерная стратегия США: вчера, сегодня, завтра

Ядерная стратегия США обеспечивается за счет целого ряда факторов. Это и гигантские военно-технический и экономический потенциалы, и информационное доминирование, и умелое использование системы союзов, прежде всего, НАТО. Велика, наконец, роль исключительной сплоченности американской нации, ее готовности идти на риск и даже жертвы ради четко сформулированных руководством страны целей.

Вопросы ядерного планирования и развития стратегических ядерных сил никогда не теряли в США актуальности. Даже на рубеже 80-90-х годов прошлого столетия, когда СССР, переживая глубочайший кризис, проводил максимально благоприятный для Вашингтона политический курс, руководство Соединенных Штатов исходило из необходимости качественно наращивать ракетно-ядерный потенциал, стремительно увеличивая наметившийся разрыв в военных возможностях двух стран. В Национальной стратегии безопасности Соединенных Штатов (НСБ), одобренной президентом США в марте 1990 года, утверждалось, что «Советский Союз продолжает модернизировать свои стратегические силы… Даже если СТАРТ обеспечивает существенное сокращение ядерных сил, соревнование в области их качественного совершенствования продолжается».

Посылка о продолжении модернизации ядерного оружия (ЯО) была как минимум преувеличением, особенно если сопоставить затраты США и СССР за 1989 год на усиление стратегических ядерных сил (СЯС). И при М. Горбачеве точно так же, во времена Н. Хрущева или Л. Брежнева, США исходили из возможности военного термоядерного конфликта с СССР. В Национальной стратегии безопасности (НСБ) 1990 года откровенно говорилось: «Бомбардировщик В-2 обеспечит способность преодолевать советскую оборону и выполнять ту роль, которую наша бомбовая авиация призвана успешно выполнять на протяжении вот уже сорока лет»[1]. В Национальной стратегии безопасности, подписанной президентом США в августе 1991 года, утверждалось: «Ядерное сдерживание будет усилено в результате реализации Договора по СНВ и дальнейшей модернизации вооруженных сил США, а также благодаря лучшему пониманию и предвидению развития ядерных сил СССР. Несмотря на подписание Договора по СНВ, советский ядерный потенциал остается существенным. Даже в условиях экономических и политических трудностей Советский Союз продолжает модернизацию своих стратегических сил. И в новую эру предотвращение ядерного нападения остается главным оборонительным приоритетом Соединенных Штатов»[2].

НСБ 1991 года устанавливала, что модернизация межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования, стратегических бомбардировщиков и подводных ядерных ракетоносцев будет иметь жизненное значение для осуществления сдерживания в ХХI веке. Предлагалось завершить программу по строительству 18 подводных лодок типа «Трайдент», продолжить развертывание межконтинентальных баллистических ракет на мобильных платформах. Особое внимание в период полного завершения «холодной войны» американская администрация уделяла созданию самолетов-невидимок.

В сентябре 1994 года, на пике американо-российского стратегического партнерства президент У. Клинтон утвердил «Nuclear Posture Review», в котором, как и ранее, утверждалось, что ядерное оружие обеспечивает безопасность США и их союзников.

В 1998 году в НАТО, этом важнейшем с точки зрения обеспечения американских стратегических интересов военно-политическом альянсе, в связи с выработкой новой Стратегической концепции внимание сфокусировалось на выяснении будущего ядерных сил США, дислоцированных в Европе. Несмотря на заявления о стратегическом партнерстве США и России, на подписание Основополагающего акта Россия – НАТО («The NATO – Russia Founding Act of May 1997») тезис о необходимости сохранения ядерных сил США в Европе постоянно находил оправдание в утверждениях, что даже при дальнейшем сокращении ядерного потенциала России она все равно останется надолго «стратегическим неизвестным»[3].

В 1994 году Ричард Хаас, в то время сотрудник фонда Карнеги, а ранее, в 1989-1993-х годах, высокопоставленный сотрудник Национального совета безопасности, писал: «В настоящее время Соединенные Штаты, освободившись от опасности, что их военное вмешательство за рубежом приведет к конфронтации с другой сверхдержавой, обладают значительной свободой для проведения военных акций»[4]. При этом ядерный потенциал России по-прежнему рассматривался как потенциальная угроза, но угроза, которая в принципе не могла быть актуализирована. Администрации Дж. Буша-старшего и У. Клинтона не принимали российское ядерное оружие в расчет в качестве политического инструмента в руках российского руководства. Даже когда в кризисные моменты Б. Ельцин пытался напомнить американским партнерам о российском ядерном потенциале сдерживания, ему не возражали, но переводили беседу в другое русло. В итоге Ельцин не возвращался более к вопросу об опасности ядерного противостояния, а чаще всего шел на дальнейшие уступки по проблеме, которая первоначально вызывала с его стороны даже угрозы, порой принимавшие крайние формы[5]. Ситуация пост-сдерживания со стороны России, правда, не нашла своего выражения в доктринальных установках высшего руководства нашей страны. Возник определенный разрыв между военно-политическими реалиями и официальными документами, регулировавшими деятельность государства в сфере военной безопасности.

У США, все сильнее уходивших в отрыв в области ракетно-ядерных вооружений, теория почти не отставала от практики, а концепция ядерного сдерживания не претерпела существенных изменений. Но проводившиеся в те годы научные разработки, как и военные действия в Югославии и Ираке, подготовили принципиально новый этап американской оборонной политики. Главное же - несмотря на существенное сокращение расходов на оборону, ни в конце 1980-х, ни на протяжении всех 1990-х годов не прерывалась последовательная модернизация ядерной триады[6].

В марте 1996 года администрация внесла в палату представителей конгресса проект «Закона о защите Америки» («Defend American Act»), предусматривавший развертывание к 2003 году ограниченной национальной ПРО. В апреле того же года Министерство обороны провозгласило так называемый план «3+3», предполагавший разработку системы в течение трех лет и, в случае принятия соответствующего решения, развертывание ее в последующие три года. 23 июля 1999 года Клинтон подписал «Закон о национальной противоракетной обороне» («National Missile Defense Act of 1999»).

Команда, которая пришла во власть вместе с Бушем-младшим, гораздо в большей степени, чем ее предшественники-демократы, исходила из тезиса, что режимы и соглашения по контролю над вооружениями полезны лишь до тех пор, пока они защищают американские национальные интересы[7]. Неоконсерваторы были готовы стремительно продвигаться по пути создания абсолютной безопасности для Америки, не опасаясь реакции со стороны других крупных международных игроков. Вступив в должность, президент Дж. Буш-младший поставил перед Министерством обороны задачу разработать план, который позволил бы на десятилетия вперед закрепить лидирующие позиции США в мире[8].

Выход из Договора об ограничении систем противоракетной обороны 1972 года ознаменовал переход к фазе испытаний и развертывания системы глобальной ПРО. И, соответственно - к созданию условий по полному устранению потенциала сдерживания Китая и частичному – России. По совокупному военному потенциалу США сейчас превосходят все другие страны мира, и при этом американское руководство неизменно стремится увеличить разрыв в военном отношении между собой и любой иной державой. Выход из Договора по ПРО 1972 года был обусловлен стремлением устранить международно-правовые ограничители на создание системы, которая теоретически делает США неуязвимыми для ответного и даже ответно-встречного ядерного удара.

Стремление к мировому господству реализовывалось также через создание принципиально новых видов вооружений и новую конфигурацию системы базирования вооруженных сил за рубежом. При республиканской администрации осуществлялся особо масштабный процесс трансформации вооруженных сил. В то же время возможность ядерной войны по-прежнему, как и во времена «холодной войны», учитывалась в градостроительстве и развитии инфраструктуры, в создании стратегических запасов и даже в банковском деле. По инициативе руководства Федеральной резервной системы все каналы связи и узлы обработки финансовых данных в США были многократно продублированы. Это повышало устойчивость к ядерному удару. Кроме того, использовались и по сей день используются другие средства защиты, например, базы данных одного федерального резервного банка копируются и хранятся в другом федеральном резервном банке за сотни миль от него. «В случае ядерного нападения наши сотрудники могут в кратчайшие сроки восстановить работу системы из районов, не подвергшихся заражению», - писал многолетний глава ФРС А. Гринспен[9].

Упорный отказ США от ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний свидетельствовал о стремлении избежать международно-правовых ограничений при окончательной доводке принципиально новых видов ядерных зарядов. Например, есть предположения о ведущейся разработке «чистого» термоядерного оружия, «применение которого не должно вызывать долговременного радиоактивного загрязнения местности»[10].

Магистральным направлением для США на данный момент остается моделирование ядерных испытаний. Соответственно, стремление совершенствовать ядерные боезаряды без проведения ядерных испытаний требует дальнейшего развития компьютерного моделирования ядерных взрывов. Именно для этих целей Национальное управление ядерной безопасности при Министерстве энергетики заказывает в 2009 году у корпорации «Ай-Би-Эм» суперкомпьютер, который сможет осуществлять 20 000 триллионов операций в секунду. Этот считающийся на сегодняшний день самым быстродействующим в мире компьютер предназначен для Ливерморской национальной лаборатории. Для нее же заказан компьютер, который сможет проводить по 500 триллионов операций в секунду. Создание и эксплуатация таких компьютеров закрепят за США позицию лидера в области вычислительной техники.

Нельзя не напомнить и о еще одном показательном факте. В октябре 2002 года в Первом комитете Генеральной Ассамблеи ООН состоялось голосование резолюции о «Предотвращении гонки вооружений в открытом космосе» («Prevention of an Arms Race in Outer Space»). Ее поддержали 156 стран. Никто при этом не проголосовал против, но две страны – США и Израиль – воздержались[11].

США добиваются интеграции в единую систему элементов ПРО, создававшихся в рамках различных программ. Агентство противоракетной обороны (Missile Defense Agency (MDA) планирует объединить в данную систему ракеты-перехватчики и радары, размещенные и размещаемые на суше и на кораблях по всей планете.

В настоящее время отдельные элементы ПРО уже развернуты. В Форт-Гризли (Аляска) и на авиабазе Ванденберг поставлены на боевое дежурство 24 пусковые установки противоракет GBI. Помимо этих противоракет земного базирования, размещенных в шахтах, к настоящему моменту в систему ПРО уже включены: 21 противоракета морского базирования типа Standard Missile 3, 3 крейсера и 7 эсминцев, имеющих на борту системы Эйджис, способные обнаруживать ракеты малого и среднего радиуса действия, осуществлять наблюдение за противником на больших расстояниях, 505 противоракет типа ПАК-3 (усовершенствованная модификация ракеты типа «Пэтриот» земля - воздух), радар морского базирования типа X-Band (SBX) с высокой способностью распознавания, усовершенствованные радары раннего предупреждения ((UEWR) в Калифорнии и в Великобритании, усовершенствованный радар типа Cobra на Аляске.

Для обнаружения запусков российских баллистических ракет может использоваться РЛС, смонтированная на норвежском острове Варде. Эта станция типа AN/FPS-129, разработанная американской компанией «Рейтеон», имеет возможность обнаруживать объекты на расстоянии до 45 тысяч километров, ее рабочая частота – 10 ГТц (Х-диапозон), разрешающая способность - от 1 до 10 сантиметров. Станция является собственностью США. 11 ноября 2005 года представитель Пентагона заявил, что РЛС на острове Варде – важная составляющая американской программы ПРО.

Начиная с 2005 года, была проведена серия испытаний противоракет: из 27 попыток перехвата 26 оказались успешными.

Полномасштабное развертывание комплекса GMD на Аляске и в Калифорнии обеспечит прикрытие около 90 процентов территории США. Если подобная система будет располагаться в 5-6 районах, то ядерные потенциалы между Россией и Соединенными Штатами будут соотноситься как 1:10 или даже 1:15 - в зависимости от конфигурации американской ПРО.

В августе-сентябре 2008 года, когда утверждался бюджет на следующий финансовый год, масштабы финансово-экономического кризиса виделись и в министерстве финансов США, и в Конгрессе не столь значительными, как показала последующая действительность. В Пентагоне и в Белом доме, вероятно, исходили из того, что несмотря на кризис США могут себе позволить еще более увеличить военный бюджет. Характерно, что эти взгляды разделяли и демократы, имевшие уже тогда большинство в палатах Конгресса. В итоге 17 сентября 2008 г сенат США проголосовал за законопроект о военных расходах на 2009 г. при 88 голосах – за и 8 – против. На создание третьего позиционного района ПРО в Польше и Чехии было выделено 712 млн. На сегодняшний день непонятно, как будут расходоваться отпущенные 712 миллионов.

Конечно, нынешний глубочайший финансово-экономический кризис требует сокращения бюджетных расходов, и президент Б. Обама в грядущем финансовом году может посягнуть даже на расходы, предназначенные на дальнейшее развитие ПРО. Нельзя исключить и того, что вкупе с разоруженческими инициативами, обращенными к России, может быть пересмотрена и стратегия развертывания глобальной ПРО. Вашингтон, скорее всего, вновь сделает больший упор на научные разработки и усовершенствование системы перехвата баллистических ракет. Возникнет впечатление отказа от проекта, но это будет не более чем иллюзией. На сегодняшний день объективные предпосылки для реального свертывания важнейшей военно-технической программы США не сложились. Что, впрочем, подтверждают и некоторые члены команды нового президента. Так, на международной конференции в Мюнхене в феврале 2009 года вице-президент США Дж. Байден заявил: для того, чтобы противодействовать растущим возможностям Ирана, Соединенные Штаты продолжат создание ПРО[12].

А спецпомощник по России при прежнем президенте, хорошо известный в Москве Томас Грэм почти по-дружески сообщает нам, что замедление процесса создания ПРО связано с переоценкой соотношения затрат на создание системы и выгод от ее создания. У Грэма не вызывает сомнения, что речь может идти разве что о замедлении развертывания глобальной ПРО.

Действительно на данный момент руководство США переоценивает и переосмысливает перспективы, эффективность, стоимость и, возможно, некоторые технические параметры ПРО. Время паузы администрация США хочет использовать для того, чтобы провести переговоры и юридически закрепить сложившийся стратегический дисбаланс сил, предложить систему проверок, которые помогут агентурной, космической и аэроразведке с максимальной точностью определить потенциал ядерных сил России и возможности их развития.

Значительная часть российского правящего класса ориентирована на сотрудничество с США, и руководство страны не может не учитывать этих настроений. В то же время очевидна взаимосвязь между наступательными и оборонительными вооружениями. Как и очевидно то, что пункт об этой взаимосвязи внесен в Совместное заявление Президента Российской Федерации Д.А.Медведева и Президента Соединенных Штатов Америки Б.Обамы по инициативе российской стороны. Предстоят сложные и по всей видимости длительные переговоры. И в том, чтобы переговоры завершились подписанием документов, отвечающих долговременной стабильности, а не фиксацией в них перспективы ослабления одной стороны, заинтересована отнюдь не одна наша страна, а фактически весь мир, во всяком случае все страны, заинтересованные в том, чтобы в международных отношениях не сокращалось пространство свободы.

Евгений Кожокин – профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор исторических наук

[1] “National Security Strategy of the United States”. The White House, 1990. P.24

[2] “National Security Strategy of the United States”. The White House, August 1991. P.25

[3] David S. Yost. The US and Nuclear Deterrence in Europe. – “Adelphi Paper”, 326, IISS, Oxford Univesity Press, 1999. P.7.

[4] Richard N. Haas. Military Force: A User’s Guide. – “Foreign Policy”. № 96, Fall 1994. P.21.

[5] В феврале 1994 г. Северо-Атлантический Совет, постоянный орган НАТО, включающий в себя послов всех стран-членов, выпустил первый реальный ультиматум: сербам предписывалось в десятидневный срок отвести свою артиллерию от Сараево, любая тежелая военная техника, обнаруженная после указанного срока в 12-мильной зоне, как было заявлено, подлежала уничтожению. В ответ на этот ультиматум 11 февраля Ельцин позвонил Президенту Клинтону и угрожающим тоном сказал, что им двоим необходимо находиться в постоянном контакте по поводу столь чрезвычайных мер, которые могут довести и до ядерного противостояния. В ответ Клинтон заговорил в своей максимально дружелюбной манере и к концу разговора он подвел Ельцина к тому, что тот согласился с тем, что по-видимому необходимо, чтобы НАТО заставило замолчать сербскую артиллерию» (S. Talbott. The Russia Hand. A Memoir of presidential diplomacy. N.Y., 2003. P.122)

[6] Известные российские эксперты А. Арбатов и В. Дворкин в издании, подготовленном под эгидой фонда Карнеги, отмечали: «Aмериканская триада СЯС была полностью модернизирована в 80-90 гг. (прошлого века)» («Ядерное оружие после “холодной войны”». М., 2006. C.30).

[7] Об этом постулате писала Селеста Уолландер, которая в марте и апреле 2001 года провела серию интервью с теми, кто отвечал или готовился отвечать за формулирование политики США в отношении России в команде Дж.Буша. По ее словам, беседы носили доверительный характер и проходили при условии, что имена интервьюируемых не будут названы (С. Уолландер. Обзор политики и приоритетов администрации Буша в отношении России. – «Росийско-американские отношения при администрации Буша». Серия политических меморандумов №№187-195. М., 2001. С.5,7).

[8] Д. Фейт. Система обороны США: глобальная трансформация. – «Россия в глобальной политике». Т.2, №1, январь-февраль 2004. С.52.

[9] А. Гринспен. Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы. М., 2008. С.10-11.

[10] См: С.В. Ягольников, А.В. Шушков. США приступили к созданию качественно нового контрсилового потенциала. – «Вестник Академии военных наук». 2007, №2 (19). С.13.

[11] “Outer Space and Global Security”. United Nations, 2003. P. VII.

[12] www.lefigaro.fr/international/2009/02/09/

Версия для печати