02.06.2009 | Борис Макаренко

Как сделать Россию "smart"?

На днях мне пришлось участвовать в очередном туре обсуждения сценариев развития России «Российские альтернативы», разработанной группой российских ученых во главе с Г.А.Сатаровым. Оно проходило в рамках Четвертых Ходорковских чтений. Речь шла, в частности, о роли элит в продвижении к сценарию, получившему название «smart Russia” – демократическое и модернизированное общество. Поделюсь своими мыслями, высказанными на этих чтениях.

Что, собственно, элиты могут сделать для smart Russia и как могут участвовать в процессах модернизации? В развернувшихся в последнее время идеологических дебатах одной из самых острых тем стало столкновение проповеди нового «общественного договора» с охранительной позицией, суть которой (извините за утрирование) сводится к тому, что договор заключен раз и навсегда в Конституции, а нынешняя его модель – плебисцитарное общение лидера с широкой массой граждан поверх голов эгоистичных и корыстолюбивых элит – лучшее из возможного. Увы, обе позиции слишком прямолинейны и просты, чтобы давать ответ о будущем.

Во-первых, лидер в России – это больше, чем лидер. Как заметил несколько лет назад в дискурсе о «суверенной демократии» В.Ю.Сурков, в России «лидер и есть институт». Абсолютно точное замечание. Без лидера – всенародно избранного президента – Россия не вырвалась бы из под руин рушащегося Союза; без лидера, победившего косный Съезд народных депутатов, не легла бы на курс модернизации и демократизации, без лидера как института не прошла бы этим курсом, вопреки сопротивлению оппозиционного большинства законодателей, без лидера не восстановила бы управляемость государством в нынешнем веке. Да и сегодня – как и на протяжении прошедших двух десятилетий, разумная финансовая политика не устояла бы перед нарастающим популистским давлением снизу, особенно в эру сверхвысоких нефтяных доходов. Беда только в том, что оборотной стороной такого «лидерства как института» стала установка лидера на контролирование всех остальных институтов. «Современность» в XXI веке достигается лишь самодеятельностью институтов – свободного рынка, самоорганизуемого гражданского общества, плюрализмом политических акторов. Но эту-то самодеятельность «верх» всегда и развивал, и сдерживал одновременно – «тащил и не пущал». Похоже, мы подошли к точке, когда нужно сделать выбор в этой дилемме.

Во-вторых, не бывает политики (равно как и экономики) без элит. И даже в плебисцитарной демократии элиты играют свою роль, участвуют в процессе принятия политических решений (иначе они перестают быть элитами). Вопрос только в том, какова эта роль. В нынешней России из всех элитных иерархий главной и абсолютно доминирующей стала иерархия бюрократии – федеральной, региональной, госкорпоративной. А остальные иерархии – деловая, научная, интеллектуальная, культурная – оказываются в подчиненном, зависимом положении: им предложено «встраиваться» в единый государственный организм и выполнять в нем функциональные роли, получая взамен право на существование и «консультацию», но не более того (так рождается особая неокорпоративистская модель).

90 лет назад Макс Вебер в статье «Правительство и парламент в реконструированной Германии» указывал, что хороший парламент (то есть демократия) становится площадкой рекрутирования для лидеров, плохой (то есть отсутствие демократии) – для бюрократических карьеристов и демагогов, а люди с лидерскими задатками находят себя «в гигантских предприятиях, картелях, банках и торговле». Увы, у нас и «картели, банки и торговля» встроены в вертикаль, на верхних этажах которой слишком много «карьеристов и демагогов».

Поняв это, легко получить ответы на часто задаваемые вопросы, почему у нас такое невысокое качество элит и такой низкий горизонт стратегического мышления. Возьмем лишь небольшой набор свежих цитат: «без активной позиции предпринимательства все намерения государства создать инновационную экономику ничем не закончатся» [Д.А.Медведев на встрече с представителями предпринимательского сообщества 26 мая], “необходимо повышать в деловой среде статус и престиж инноватора… создавать моду на креатив… поменьше «плача Ярославны», побольше конкретных предложений» [В.В.Путин на совещании в Торгово-промышленной палате в тот же день]. Наконец, «нет механизмов, которые стимулируют бизнес вкладывать деньги в инновации… наш бизнес… вообще не мотивирован заниматься такого рода деятельностью… это проблема интеллектуальная, проблема идеологическая. Пока бизнес вместе с государством, конечно, не осознаёт, что это важно для развития страны, ничего происходить не будет. В других странах это же осознали, осознали в Японии, осознали в Китае, осознали в Корее, и они не боятся рискнуть этими деньгами» [Д.А.Медведев на встрече со студентами Тихоокеанского университета 21 мая].

Что значат все эти высказывания лидеров страны? Не менее и не более чем признание, что запуск инновационной экономики, мягко говоря, не очень получается, т.е., к “smart Russia” мы не очень движемся. А главная причина, если вчитаться в эти же слова – в отсутствии стимулов у бизнеса к тому, чтобы творить и рисковать. А стимул (ой, буду сейчас звучать как классик марксизма) есть концентрированное выражение веры в свои силы и доверия власти и обществу – что не задушит налогами и проверками, поощрит или, по меньшей мере, подстрахует риски. Если этот стимул будет создан, он будет означать уже не встраивание, а собственную, автономную, институциональную роль элиты бизнеса не только в экономике, но и в политике (а за нею потянутся и интеллектуальная, и иные элиты). Так что, мы приходим к тому же, с чего начали: обновление общественного договора нужно. И нужно оно не из каких-то идеалистических или эгоистических соображений, а для того, чтобы продвинуть инновационную экономику. Чтобы мы еще успели пожить в «smart Russia».

Борис Макаренко - председатель Правления Центра политических технологий

Версия для печати