04.12.2009 | Сергей Михеев

Глобальный ислам – взгляд со швейцарского минарета

Результаты «минаретного» референдума в Швейцарии являются частью естественной реакции на экспансию глобального исламского проекта. Можно с уверенностью предположить, что по мере продвижения этого проекта неизбежен рост и радикализация антиисламских настроений во всём мире. Это также неизбежно и естественно, как и негативная реакция на экспансию глобального евро-атлантического проекта, или, в своё время, глобального советско-коммунистического проекта…

57,5% граждан Швейцарии, одного из символов европейской культуры, оказались прирождёнными ксенофобами и потенциальными фашистами. По крайней мере, именно так квалифицировали бы этих людей, российские либералы, если бы подобный референдум проходил в нашем Отечестве. Теперь оказывается, что такие пороки в массовом порядке свойственны не только русским, как это модно сейчас считать в России, но и другим европейцам. У всего мира шок.

Точнее имитация шока, так как на самом деле все, всё отлично понимают, но пытаются соблюдать правила игры в толерантное настоящее и ещё более толерантное будущее. То, что крайне серьёзные проблемы с мусульманами в Европе лавинообразно нарастают с каждым годом, является «секретом Полишинеля». И дело здесь далеко не только в минаретах.

Стоит хотя бы упомянуть тот факт, что увеличивающееся в геометрической прогрессии количество мигрантов из мусульманских стран с каждым годом оказывает всё более серьёзную нагрузку на социальную систему Европы. Примером может быть ситуация с турецкими мигрантами в Германии. С 1979 по 2000 год численность турецкой диаспоры в Германии увеличилась более чем вдвое – с 3 до 7,5 млн. человек. Но при этом число работающих турок осталось примерно на уровне 1979 года – всего лишь около 2 миллионов.

Объясняется это просто. Во-первых, турки в массовом порядке перетаскивают в Германию всех своих возможных родственников, которые уже предпочитают не работать, а принципиально «сидеть» на разного рода пособиях, откровенно эксплуатируя ту систему высоких социальных стандартов, которую немцы создавали десятилетиями.

Во-вторых, турецкие семьи многодетны, но и среди тех, кто появился уже в Германии, распространяется такое же отношение к жизни – «кем бы не работать, лишь бы не работать». Это довольно специфический сплав некоторых национальных особенностей с западной потребительской культурой, рождающий довольно многочисленную прослойку вечных студентов, работников сферы услуг, продавцов маленьких магазинчиков и просто откровенных бездельников. Их нельзя не заметить любому, кто бывал в Европе. Старшее поколение сутками просиживает в этнических кафе, рассуждая на темы политики и экономики. Молодёжь также сутками с многозначительным видом слоняется без дела по улицам.

И это распространённая практика не только для турок (турки это ещё не худший вариант), но и для подавляющего большинства мигрантов-мусульман во всех странах Европы. Развитая европейская система соцобеспечения порождает синдром принципиального иждивенчества. Ведь никто не возьмётся отрицать, что собственно именно за более сытой и беззаботной жизнью мусульмане и едут в Европу, покидая свои родные страны. Никаких других причин нет. А безделье и нежелание (или неспособность) в полной мере интегрироваться в европейское общество, создаёт питательную среду для распространения экстремистских идей. Конечно, всегда удобнее и приятнее свою необразованность, бездарность или откровенное дармоедство облечь в формы политического протеста или идеологической несовместимости.

Одним из следствий этой ситуации является уже упомянутый рост нагрузки на систему соцобеспечения европейских стран. Среди мигрантов и представителей диаспор с каждым годом всё больше любителей жить на разного рода пособия. В результате, тот экономический эффект, который в своё время Европа получила от рабочей миграции уже давно нивелирован теми убытками и издержками (прямыми и косвенными), которые вынуждены принять на себя многие европейские государства в связи со всё возрастающим потоком мигрантов (для которых уже просто нет работы) и увеличением численности диаспор.

А когда всё это сопровождается ещё и требованиями диаспор к местным властям решить все их проблемы за государственный счёт, а заодно и культурной экспансией в сочетании с ростом экстремизма, то и у вечно спокойных швейцарцев нервы начинают сдавать. Причём, что делать с этим процессом в Европе, в общем-то, не знают. Европейцы сами попали в ловушку концепции толерантности, открытости и мультикультурности, которую пестовали долгие годы. Это очевидно.

Сыграл свою и роль и тотальный отказ европейцев от христианских корней. И дело здесь даже не в христианстве, как таковом, а в том, что у европейской цивилизации на протяжении многих веков была своя, устоявшаяся традиционная идентичность, позволявшая ей не только динамично развиваться, но и осуществлять внешнюю экспансию, успешно «переваривая» новые, инокультурные включения в европейскую нацию.

В 20-м веке Европа однозначно пошла по пути добровольного разрушения своей традиционной идентичности, создавая некую новую, постхристианскую идентичность. Но эта идентичность, при всех её технологических плюсах, пока демонстрирует крайнюю рыхлость и неэффективность в вопросах столкновения с иными традиционными культурами (особенно, если они имеют идеологический заряд). Европейцы вместо христианства изобрели себе новую веру – веру во всесилие экономических факторов в сочетании с демократическими институтами и общечеловеческими ценностями (в традициях теорий европейского гуманизма) с целью достижения максимального материального комфорта. (Вообще, человек обязательно найдёт себе предмет религиозной веры, даже, если считает себя атеистом. Иногда, он даже начинает верить в самого себя, как в бога.) Но оказывается, что на довольно большое количество людей в этом мире эти факторы действуют не совсем так, как задумывали европейские теоретики, или не действую вовсе.

Проще говоря, современная Европа в этих вопросах похожа на отличницу, встретившую на улице хулигана, который вовсе не собирается вести себя с ней по её правилам. Европа, возможно, могла бы жить без забот, если бы и во всём остальном мире жили бы одни европейцы. Но это не так. Более того – так никогда и ни при каких условиях не будет.

Впрочем, это всё детали и проблемы евроэлит, заморочивших голову и себе, и людям своими позитивистскими утопиями. Но, очевидно и другое. Швейцарский референдум, как и, к примеру, российская Кондопога, это всего лишь мелкие, периферийные эпизоды того самого столкновения цивилизаций, которое абсолютно реально, что бы по этому поводу не говорили разного рода записные гуманисты. Это проблема обостряющейся конкуренции разных проектов глобализации мира. И одним из наиболее активных подобных проектов в последние десятилетия стал исламский проект. Это является поводом рассмотреть некоторые технологические особенности его внешнего позиционирования, отбросив пропагандистские клише конца прошлого века, стремящиеся к тому, чтобы всё рассматривать и оценивать в контексте уже не существующего биполярного мироустройства, а также современные толерантно-ханжеские табу, мешающие трезвому анализу ситуации.

То, что ислам стал не просто проектом, глобальным по масштабам, но проектом, принципиально претендующим на глобализацию мира по своим законам, в последние десятилетия стало особенно очевидным. В общем-то, и в прошлые века мусульмане никогда не скрывали, что в идеале их предельной целью является исламизация всего мира и повсеместное введение законов шариата. В этом стоит отдавать отчёт всем, кто пытается объективно оценить внутренние мотивации и потенции данного проекта, а также необходимо учитывать, выстраивая схемы взаимодействия с ним.

Это, кстати, одно из базовых отличий ислама от большинства других массовых религий мира, которые таких целей (по крайней мере, открыто) никогда перед собой не ставили. Более древние, чем ислам религии – к примеру, христианство, буддизм или иудаизм – отдавали себе отчёт в том, что поголовное и всемирное обращение людей в их веру в принципе невозможно, да, может быть, и не очень полезно. Опыт конкистадоров в Америке, которым почему-то периодически пеняют всему христианству, всё-таки является лишь одним из эпизодов истории именно сугубо католической церкви, впоследствии даже официально осуждённым Римом.

Христианская эсхатологическая доктрина, вообще, прямо заявляет, что по мере приближения к концу времён очаги истинной веры, скорее всего, будут становиться всё меньше и меньше, а вот разного рода отклонения от неё, напротив, приобретут массовый характер. Приход же Антихриста, как раз будет обусловлен, в том числе, и тем фактом, что подавляющее большинство людей станет поклоняться некому ложному культу, ложному богу. Построение тотально христианского мироустройства в глобальных масштабах (рая на земле) признаётся, таким образом, невозможным в принципе. Но это к слову.

В последние же десятилетия глобальная миссия ислама приобрела принципиально новое звучание и формы в свете изменения специфики этого мира, уже упоминавшегося разрушение биполярной системы, появления принципиально новых технологических возможностей (включая качественный скачок в развитии масс-медиа и средств связи), укрепление ресурсной базы проекта (за счёт принципиального изменения роли нефтедобывающих стран в мировой экономической системе), а также в связи с более «открытым» миром и динамизацией (в сравнении с прошлыми веками) миграционных потоков. Самое же главное то, что исламский проект резко политизировался уже на новом уровне и получил возможность действительно глобального влияния на мировые процессы. Чем дальше, тем больше исламский проект мутирует из чисто религиозного, в религиозно-политический, а затем и в политико-религиозный. Конечно, этот процесс начался не вчера, но сейчас он приобрёл новые формы и особый динамизм.

Иронией судьбы является то, что все эти возможности для исламского проекта были открыты Западом, осуществляющим свой собственный глобальный проект в своих интересах и по своему плану, но теперь пожинающий его неизбежные побочные эффекты. Либеральный проект глобализации с обречённостью самоубийцы продолжает ступенька за ступенькой строить ту лестницу, по которой исламский проект (да и не только он) поднимается на качественно новый уровень развития.

Интересно здесь то, что исламский проект по своим технологическим целям мало, чем отличается от либерального евро-атлантического, которому себя противопоставляет. И те, и другие считают необходимым не мытьём, так катанием, заставить весь мир жить по тем правилам, которые они считают универсальными и полезными, независимо от того, что по этому поводу думает остальное население планеты. Это происходит также, как было с другими глобализаторами – к примеру, коммунистами, потерпевшими на данный момент поражение. Они противостояли либеральному проекту глобализации, но технологические цели были те же – привести весь мир к единому, унифицированному знаменателю.

И в этом смысле, совершенно не удивительно, что исламисты в качестве основного своего врага выбрали именно западную цивилизацию, а, к примеру, не Китай или Индию с Бразилией и даже не Россию с её ядерным потенциалом. Потому что Китай, Индия, Россия и Бразилия на сегодняшний день не имеют собственных глобальных проектов, глобальной идеологии, экспортируемой во внешний мир. По крайней мере, пока. По этой же причине и западная цивилизация на данный момент открытые бои за своё влияние ведёт именно с исламским миром, а с остальными конкурентами пока решает вопросы другими средствами.

У исламского проекта, несомненно, есть свои сильные стороны. В первую очередь, это наличие чёткой и понятной идеологии, нравственных ориентиров, системы ценностей, которая противостоит современной квазирелигии потребления, гедонизма и релятивизма, которую в качестве основной цели и содержания жизни проповедует сегодняшний Запад.

Собственно такой системой обладают в той или иной мере все крупные мировые религии. Монотеистические уж, по крайней мере. И уж совершенно точно такой системой обладает христианство. Проблема же Запада в том, что он добровольно от такой веры отказался и пытается убедить отказаться и всех остальных. По сути, сегодняшний Запад это новое язычество, которое с неизбежностью вступает в новый конфликт с любым монотеизмом. Просто со своим христианским монотеизмом новые язычники Запада уже разделались. А исламский монотеизм на сегодняшний день наиболее динамичен, прост, доступен и имеет глобальные амбиции.

Человечество всегда будет нуждаться в идеалах и идеологиях. Это невозможно изменить. Это природа человека. А потому и неизбежна конкуренция этих идеологий. Безидеологический мир, который многим людям, считающим себя либералами, видится как идеальный, на самом деле, не только невозможен, но и обречён на неизбежное поражение. В этом смысле либерализм, на мой взгляд, уже дошёл до той грани, за которой начнутся процессы медленного, но верного саморазрушения. Тотальная свобода взглядов и абсолютный нравственный релятивизм на деле порождают вовсе не многообразие, а вакуум, пустоту, которая обязательно или «схлопнется», или потребует альтернативного заполнения. Либеральная концепция (как и любая другая), доведённая до абсурда (а к этому всё и идёт), обязательно начнёт работать «вразнос». Нынешний кризис, кстати, одно из проявлений этого процесса – система начинает пожирать саму себя.

Одновременно, ислам обладает сводом очень доходчивых правил повседневной, бытовой жизни, которые, откровенно говоря, заменяют малограмотному в своей массе мусульманскому большинству богословские тонкости, доступные ограниченному кругу духовенства, исламских интеллектуалов и разного рода элите. В повседневной жизни ислам даёт простые ответы на сложные вопросы. Иногда эти ответы слишком простые и очень часто они более простые, чем во многих других мировых религиях. Это не может не привлекать огромное количество людей. Здесь, возможно, сказывается относительная молодость ислама и недостаточно глубоко разработанное богословие.

Второе несомненное преимущество – позитивная демография исламских стран. Мусульман в мире становится всё больше в первую очередь по причине высокой рождаемости, обусловленной как религиозно-идеологическими причинами, так и низким уровнем развития большинства мусульманских стран. Бедность всегда подталкивает к многодетности, как гарантии выживания рода. Она же придаёт динамизм и миграционным потокам. Миллионы мусульман, откровенно говоря, бегут из своих стран, подталкиваемые, в первую очередь, бедностью и ограниченностью перспектив. Благо западная цивилизация сделала мир более открытым.

Но при этом именно общая религия позволяет им сохранять собственную идентичность, вести особый образ жизни, относительно успешно сопротивляться культурной интеграции, консолидироваться в закрытые сообщества, что всегда эффективнее для отстаивания групповых интересов. По этой же причине они сохраняют связи с родиной, а также остаются действующими участниками глобального исламского проекта.

Третье преимущество – рост ресурсной базы. Современное разделение труда и тенденции развития того же общества потребления требуют с каждым годом всё больше энергии. Эта энергия есть у стран исламского мира в виде нефти и газа. Деньги, получаемые от продажи углеводородов, вкладываются, в том числе, в прямое или косвенное продвижение глобального исламского проекта. К примеру, это хорошо видно в бывших советских республиках, где исламизация в значительной степени и совершенно открыто спонсируется из-за рубежа.

Однако у исламского проекта есть и совершенно очевидные недостатки, которые с такой же неизбежностью уже создают и будут создавать в будущем серьёзные проблемы для его продвижения. При некоторых условиях проблемы могут стать настолько серьёзными, что выльются в глобальную конфронтацию исламского проекта со всем остальным миром. Собственно периферийные бои по всему миру идут уже сейчас. Вопрос лишь в том, перерастут ли они в глобальное столкновение.

Главный недостаток исламского проекта резонирует с его главным достоинством. Да, ислам на сегодня наиболее динамично пытается продвигать систему ценностей, альтернативную западной цивилизации. На этом он зарабатывает симпатии миллионов. Это, несомненно, так. И «загнивающий Запад», честно говоря, даёт для этого немало оснований.

Но, одновременно, исламский проект демонстрирует и крайнюю избирательность, доходящую до высокой степени нетерпимости к любому инакомыслию. Исламский проект даёт позитивную картину будущего только и исключительно для тех, кто принял эту веру. Таким образом, автоматически сужается и электоральная, так сказать, база и поле для манёвра, и основания для утверждения нравственного преимущества. Исламский проект вовсе не намерен доказывать человечеству свою моральную правоту. Да ему и нет дела до человечества в целом. Остальное человечество в расчёт просто не принимается. Если оно не выбрало истинную веру – тем хуже для него. Если оно оказывает сопротивление, оно должно быть физически уничтожено. Если не оказывает, то ему уготована роль бесправных исполнителей воли победителей.

Как это может быть, хорошо демонстрирует практика жизни в тех исламских странах, где мусульмане составляют абсолютное большинство. Люди других вероисповеданий и культур, откровенно говоря, влачат здесь жалкое существование. Да и если обратится к истории, большинством мусульмане нередко становились, проводя исключительно жёсткую миссионерскую политику.

Например, в связи с «минаретным» референдумом, парламент Турции заклеймил позором всю Швейцарию, обозвав всех швейцарцев расистами, одновременно, призвав к толерантности и веротерпимости. Однако было бы интересно посмотреть на реакцию турок, если бы им напомнили, на чьей территории расположилась современная Турция и как она её получила. Или, к примеру, попросили бы водрузить кресты над Софийским собором в Стамбуле (бывшем Константинополе). Так просто, в качестве туристической достопримечательности и в плане подтверждения веротерпимости. После этого турки удивляются – отчего же их всё никак не берут в Евросоюз?

Глобальный политический проект, если он действительно пытается быть эффективным, не может проявлять такую вопиющую негибкость. Точнее может, но в этом случае он обречён на провал. Глобальность как раз и подкрепляется универсальностью и общедоступностью той модели, которую предлагает тот или иной проект. С технологической точки зрения необходима также высокая степень свободы инкорпорирования в проект и позитивная перспектива будущего, открывающаяся для любого человека, независимо от его особенностей. Проект должен выглядеть привлекательным.

Я лично не сторонник либерализма, но не могу не признать очень высокую технологическую эффективность либеральной глобализации. Она берёт тем, что обещает модель счастливого будущего всем людям планеты, независимо от их религии, национальности, взглядов, благосостояния, роста, веса и так далее. Одновременно, она апеллирует к тем свойствам человеческой натуры, которые свойственны всем людям без исключения.

Правда это или не правда, реально это или нет, правильно это или неправильно, уже вопрос другой. Да, с религиозной точки зрения можно сказать, что либерализм апеллирует не к каким-то абстрактным «свойствам» людей, а к их грехам и страстям, на чём и играет. Но проект сам по себе очень эффективен именно потому, что действительно выглядит крайне привлекательным для огромных масс людей.

У исламского проекта пока всего этого крайне недостаточно, или даже вовсе нет. На сегодняшний день исламский проект выглядит даже не как борьба за некую истину, за некую религиозную идею, а как, в первую очередь, средство борьбы мусульманских этносов за место под солнцем в этом мире. Проще говоря, на первом плане борьбы исламского проекта с Западом (и всем остальным миром) выступает отнюдь не моральная правота истины в борьбе с системой пороков и греха (как это порой представляют исламские интеллектуалы), а всего лишь попытка отстоять своё право жить так же сытно и сладко, как и Запад, но на свой манер.

Это со всей очевидностью выражается, с одной стороны, в агрессивной тактике мусульманских диаспор, заселяющих новые территории. Повсеместно эти люди не столько занимаются демонстрацией какого-то альтернативного, более нравственного, более привлекательного образа жизни и системы ценностей, сколько просто стараются физически вытеснять коренное населения с их исконных территорий, навязывая им новые, чуждые для местных формы жизни, вроде строительства пресловутых минаретов в Швейцарии. Причём, нередко происходит это в агрессивной форме. Зачастую ислам становится для них просто прикрытием и самооправданием в банальной борьбе за сферы влияния. Причём исламом же нередко оправдывается и откровенно криминальные методы этой борьбы.

С другой стороны, такую оценку подтверждает и безумная роскошь, практикуемая очень многими мусульманскими (в первую очередь арабскими) элитами на фоне бедности основных масс мусульманского населения планеты. Нефтяные шейхи (да и не только они) дают сто очков вперёд евро-атлантическому гедонизму. Причём, не заметить этого просто не получается, так как эта роскошь с явным удовольствием демонстрируется всему миру.

Все эти обстоятельства в значительной степени обнуляют для немусульманского мира все морально-нравственные преимущества религиозной концепции исламского проекта, о которых говорилось выше, как альтернативной глобальной доктрины, потому что эти ценности в реальной жизни действуют весьма выборочно и остаются лишь теорией. Ведь, по сути, это тот же релятивизм и двойной стандарт, только под другой крышей. Гедонизм, несправедливость, притеснение и насилие в реальной практике исламского политического проекта плохи не сами по себе, а только тогда, когда ущемляются права мусульман. В отношении же остальных они могут быть даже вполне допустимы. Но в таком случае ценности ислама оказываются не универсальными и не безусловными, а значит и не столь актуальными для всего человечества.

И такой взгляд на вещи обусловливает вторую, весьма серьёзную проблему внешнего позиционирования исламского проекта – отрицательный имидж. Скажем откровенно, лицом данного проекта на сегодня является террор и агрессия. И, к сожалению, дело здесь не только в предвзятости недружественных СМИ. На сегодня можно сказать однозначно – умеренный и традиционный ислам, здравые мусульманские интеллектуалы повсеместно проигрывают борьбу исламским радикалам и уже стремительно радикализирующимся мусульманским массам, так называемой «улице».

Если, конечно, такая борьба вообще ведётся. Иногда возникает подозрение, что развитие экстремистских тенденций не вызывает особых протестов и у традиционного духовенства, так как радикалов удобно использовать, как таран для завоевания новых территорий и ресурсов. Впрочем, это лишь догадка. Но в любом случае, если бы не поддержка государственных властей и правящих элит, во многих странах умеренные мусульмане очень быстро окончательно стали бы маргиналами, так как в свободной конкуренции их шансы на победу над радикалами оказались бы близкими к нулю. Мусульманская «улица» сегодня, как никогда, склонна к поиску самых простых ответов на самые сложные вопросы, как уже говорилось выше. И насилие представляется ей вполне допустимым, а порой и предпочтительным способом решать все проблемы в этой жизни.

Исламские лидеры пытаются убедить весь мир не верить своим глазам. Они говорят, что экстремизм это искажение, что ислам это религия мира, что у террористов нет национальности и вероисповедания. Но теоретикам исламского проекта необходимо понять, что в это практически невозможно поверить, когда почти ежедневно со всех концов света приходят сообщения об убийствах, взрывах и других преступлениях, демонстративно совершаемых «во имя Аллаха». Ничего подобного в современной массовой действительности ни в одной другой религии мира нет. Никто не идёт взрывать дома «во имя Христа» или расстреливать людей «во имя Будды». Да и практика личного, бытового общения с мусульманскими диаспорами в разных странах мира, мягко говоря, не даёт ощущения того, что ислам это действительно религия мира.

Видя, всё это большинству немусульман мира крайне трудно относится к исламскому проекту терпимо и гнать плохие мысли, пытаясь сосредоточиться на том, что исламская цивилизация, когда-то дала миру плеяды блестящих философов и учёных. Основная масса людей живёт сегодняшним днём. А в сегодняшнем дне внешний имидж исламского глобального проекта выглядит эгоистично-агрессивным и мало, чем отличающимся, по сути, от его конкурентов. Исламский проект ищет счастья для мусульман. Причём все средства для этого хороши. А что делать всем остальным? Вешаться? Такая постановка вопроса тупиковая для самого исламского проекта.

Между прочим, именно такой имидж подорвал в своё время и позиции другого глобального проекта – советско-коммунистического. Этот проект выработал достаточно привлекательную и универсальную модель позитивного будущего. Глупо спорить с тем, что на определённом этапе популярность этого проекта носила поистине глобальный характер. Если бы это было не так, то никакой биполярный мир, в котором советско-коммунистический проект на равных спорил со всем остальным человечеством, был бы невозможен. Но одной из причин, обрушивших его, стала именно склонность к насилию в решении поставленных задач осчастливливания всего человечества. Или, по крайней мере, глобальный образ этого проекта, как склонного к насилию.

И здесь бессмысленными и даже смешными выглядят апелляции мусульманских лидеров к мировому сообществу, которые говорят о том, что, мол, ислам это одно, а радикалы это совсем другое. Что, мол, это внутренние проблемы исламского мира. У большинства немусульман возникает законный вопрос – если это действительно отклонения, если это действительно ваши внутренние проблемы, то почему их должны решать не вы сами, а остальной мир? Добейтесь сами того, чтобы не радикалы правили бал. Чтобы не они формировали внешний имидж проекта. Тогда и отношение к вам изменится, и эффективность ваших усилий повысится.

Но, к сожалению, массового и адекватного понимания этих проблем, судя по всему, не хватает даже в мусульманских элитах. И это ещё одна важная проблема. Исламский мир в массе своей проявляет неспособность к серьёзной саморефлексии и «работе над ошибками», что станет его основной проблемой в будущем. Самокритика крайне редко встречающееся качество в этой среде. В собственных проблемах мусульманские лидеры и «улица» склонны винить кого угодно, только не себя. Кстати, это тоже одно из базовых отличий, к примеру, от христианства. О причинах этого явления можно спорить, но его наличие отрицать сложно. Уверенность в себе это неплохо, пока она не перерастает в нарциссизм и убеждение в собственной избранности. Для политического, глобального проекта сознательный отказ от самоанализа чреват неизбежным поражением. Это, кстати, всех касается.

Ещё одна серьёзная проблема внешнего позиционирования исламского проекта – его зависимость от своих непосредственных конкурентов. Связано это с простой вещью – исламский проект уже много веков как утратил лидерство в развитии науки и техники, а также вообще не демонстрирует способности к самостоятельному развитию на новом технологическом уровне. О причинах можно спорить, но это факт. Исламский мир давно перестал являть человечеству великих учёных, талантливых изобретателей, общепризнанных философов. Открытия, передовые инновации, эффективные технологии и социальные методики даже самые богатые мусульманские страны импортируют извне. Развитие носит сугубо экстенсивный и заимствованный характер.

Есть, конечно, исключения, но в массе своей это именно так. Причём иногда создаётся впечатление, что исламский проект и не стремится к подлинному, а не покупному лидерству. Молодёжь не тянется к учёбе, а из всех сфер применения своих знаний превалируют низкоквалифицированные сферы труда – торговля, посредничество, сфера услуг, криминальный бизнес. Верх мечтаний – военный, юрист или экономист.

На мой взгляд, свою роль здесь играют вопросы мировоззрения. Именно сверх идеологизированность, сверх политизированность и непримиримое противопоставления себя остальному миру, столь модные сейчас в исламской среде, а также внушение самим себе идеи об избранности и непогрешимости, как раз и лишает стимулов к развитию, загоняет в пещерах афганских (или кавказских) гор. А зачем развиваться, если вы уже избранный? Зачем получать образование, если это образование порождено врагами? Зачем о чём-то думать, если за тебя уже подумали? Зачем что-то изобретать, если русские уже изобрели «Калашников» и он прекрасно стреляет? Зачем изобретать, если можно купить на нефтяные деньги? Зачем учиться на чужом опыте, если это опыт неверных? На самом деле это, как минимум, тормоз для развития, а, как максимум, тупик.

И это, уже не говоря о том, что прибыли мусульманского мира, на которые и активизируется повсеместно исламский проект, это, в первую очередь, деньги Запада, которые тот платит за нефть и газ. И только до тех пор, пока Запад будет играть в эту игру, арабы будут иметь возможность спонсировать глобальный исламский проект. Атомная бомба, которой владеет Пакистан и так вожделеет владеть Иран, этой проблемы не решит.

Понимают это исламские лидеры или нет, но такое позиционирование обрекает их проект на вечную зависимость от тех, кого они так яростно критикуют. А зависимость всегда означает и подверженность влиянию, а также ограниченность в перспективах. Более того, сколько бы не расширялись исламские диаспоры в Европе, США или других развитых странах мира (включая Россию) в настоящее время они не смогут даже просто выжить, не паразитируя на достижениях своих визави. Поэтому стремление к вытеснению или даже уничтожению своих конкурентов для исламского проекта на сегодняшний день также означает и шаги к собственному кризису. В этом месте круг замыкается.

Исламский глобальный проект на сегодняшний день не демонстрирует способность ни к моральному, ни к технологическому лидерству в мире. Моральное лидерство невозможно, так как исламский проект строго ориентирован только на интересы мусульман. А технологическое - в связи с нежеланием или неспособностью формулироваться инновационную повестку дня. Строго говоря, всё это свидетельствует о внутренней незрелости и непроработанности исламского политико-религиозного проекта именно как глобального. Это обстоятельство резко диссонирует и даже конфликтует с повышенным уровнем амбиций данного проекта, порождая проблемы и внутреннего, и внешнего плана.

Однако пока представляется, что масса внутренних трудностей (о чём здесь не говорилось) и отсутствие консолидации внутри самого исламского проекта, не позволяет ему осознать все эти проблемы в полной мере. Исламскому проекту для повышения эффективности нужны масштабные качественные внутренние реформы. В реальности же отсутствие осознания своих проблем только стимулирует рост агрессии и ставку на экстенсивное распространение, как способ откладывать решение внутренних проблем до бесконечности.

В этих условиях сопротивление глобальному исламскому проекту повсеместно будет только нарастать. Исламским теоретикам не стоит обольщаться переходом в ислам небольших групп населения в традиционно немусульманских странах. Эти группы обречены оставаться маргиналами. Что со всей очевидностью и показали 57,5% голосов на «минаретном» референдуме в Швейцарии.

Сергей Михеев – вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати