31.03.2010 | Валерий Выжутович

Внутренний редактор

Сообщения о взрывах в московском метро главные телеканалы страны выдали в эфир с опозданием как минимум на час. Потом все они как ни в чем ни бывало продолжили свою утреннюю трансляцию, не внеся в программы никаких изменений. Не могу в связи с этим не вспомнить, как на конференции «СМИ и антитеррор», в которой однажды довелось мне участвовать, кто-то из выступавших поделился новым пониманием журналистского подвига. Дескать, подвиг уже не в том, чтобы ради нескольких строчек в газете или трех-четырех выразительных телекадров лезть под пули, проникать туда, куда подчас не проникает даже спецназ. А в чем же? В добровольном самоограничении. Как выразился оратор: «Не показать - иногда больший подвиг, чем показать». Невольно подумалось: как же велика тяга наших мастеров телеэкрана к правде жизни, если ее непоказ по велению внутреннего редактора равняется подвигу!

Впрочем, оставим иронию, к ней пришлось здесь прибегнуть только за тем, чтобы в разговоре об информационной составляющей антитеррора - а к этому разговору вновь появился трагический повод - снять излишнюю высокопарность. Тема та же: терроризм и свобода слова. Что можно и что нельзя выносить на телеэкран? Не превращаются ли репортеры в информационный спецназ? Где границы допустимого в освещении чрезвычайных событий и кто вправе эти границы определять - власть или само журналистское сообщество?

Пресса всегда и во всем виновата, это понятно. Но журналисты не выслеживают террористов, не участвуют в их обезвреживании. Полагать же, что «кривая терроризма» идет вверх в виду обостренного внимания прессы к терактам, а падает по причине замалчивания мрачной информации, - полагать так и вовсе нелепо. На Северном Кавказе сегодня стреляют и взрывают едва ли не каждый день, а вот Москва в течение последних шести лет вплоть до нынешнего понедельника террористическим атакам не подвергалась. Только ни то, ни другое прессе нельзя поставить в заслугу.

В чем журналисты и вправду заметно продвинулись, так это во взгляде на современный терроризм и на его природу. Взгляд стал более многомерным, диалектичным. Скажем, стало понятно, что терроризм имеет финансовую подоплеку, а религиозные или политические мотивы - это пускание пыли в глаза. Кому? Прежде всего тем, кого призывают под знамена радикального ислама. Или тем, кого зовут на политические баррикады. Чтобы они не понимали, ради чего гибнут, во имя каких интересов жертвуют собой. Ну да, сегодняшние бен ладены берут на свое вооружение тягу чем-то ущемленных людей к справедливости, созданию иного миропорядка. Терроризм - это еще и убийственный отклик на несовершенство мира, крайний способ протеста против несправедливого порядка вещей. Хотя и тут не все так просто. Например, в репортажах из сектора Газа появились нюансы, каких прежде не было. Оказалось, многие шахиды - с высшим образованием, из вполне обеспеченных семей. Раньше-то представлялось: 50 тысяч долларов - и самовзрывание гарантировано. Но нет. Нередко все делается по глубокому убеждению. Выросло целое поколение террористов, идущих на смерть вовсе не для того, чтоб прокормить своих родных и близких.

Подобных подступов к теме, столь стремительно ставшей актуальной и для нас, российская пресса уже совершила немало. Считать ли все это пропагандистским сопровождением борьбы с терроризмом, я не знаю. Из экономии пафоса сказал бы так: информационная профилактика. О других достижениях СМИ в сфере антитеррора тоже не грех напомнить. Медиасообщество стало более серьезно, взвешенно и ответственно подходить к освещению трагических происшествий. Репортеры отказались не только от показа обгорелых трупов, оторванных конечностей т.п. После теракта на Дубровке руководители ведущих СМИ, объединившись в Индустриальный комитет, подписали Антитеррористическую конвенцию - свод этических самоограничений. Эта конвенция действует. В ней - бесспорные постулаты. Нельзя показывать нечто такое, что может вооружить террористов, и без того вооруженных до зубов, еще и сведениями о планах спецслужб. Нельзя давать сообщения, способные усугубить положение заложников. Нельзя брать интервью у террористов. Нельзя сеять панику. Нельзя тиражировать слухи, обнародовать непроверенные факты. И т.д и т.п.

Все правильно. Недостает, на мой взгляд, важной вещи: ответственность прессы за информацию о чрезвычайных событиях не увязана с ответственностью власти, предоставляющей эту информацию. Вполне допускаю, что для успеха операции оперативный штаб может вбрасывать сообщения, сбивающие террористов с толку (они ведь тоже смотрят телевизор, слушают радио). Но убежден: к такого рода «утечкам» прессе следует относиться с большой осторожностью. Потому что ее адресат - не Павел Косолапов (он подозревается в организации последней серии терактов), а общество, дезинформировать которое нельзя даже из самых благих побуждений.

Я это все к тому, что грань между «можно» и «нельзя» в освещении прессой подобных событий трудно прочертить раз и навсегда. Ни закон о средствах массовой информации, ни закон о борьбе терроризмом не могут исчерпывающе регламентировать работу репортеров. Только корпоративные договоренности и добровольные этические самоограничения способны сделать это.

И еще. Всюду и всегда спецслужбы стремятся отгородить свою территорию красными флажками. Так же как всюду и всегда журналисты стараются вырваться за флажки. И то и другое нормально. Ненормально - когда в кризисных ситуациях пресса руководствуется только интересами спецслужб, выдавая их за интересы общества. Ненормально - когда принцип «не навреди» начинает главенствовать (Россия - такая страна, где цензура, пусть и в виде внутреннего редактора, имеет свойство, только дай ей волю, распространяться вширь, выходя из любых берегов). Ненормально - когда репортеры берут в руки оружие. В журналистскую амуницию оно никогда не входило. К штыку перо приравнивали - это да. Но чтобы штык к перу - такого как будто бы не случалось. Между тем добровольцы, желающие освоить разные виды «стволов», в репортерском корпусе имеются. Их доводы по-своему основательны, главный - таков: невооруженный репортер подчас рискует жизнью. Все так. Но если журналист взял в руки автомат, он обязан сложить свое прежнее «оружие» - блокнот, телекамеру, фотоаппарат. Обменять одно на другое. Это элементарно. Либо ты объективно рассказываешь обо всем, чему беспристрастный свидетель, либо участвуешь в боевых действиях на чьей-то стороне - и тогда никакой объективности. Выбирай: либо - либо. Иначе стирается грань между бойцом спецназа и журналистом.

Российское общество до сих пор в шоке после трагедии, случившейся на двух станциях столичного метро. СМИ сообщают новые подробности терактов, обращаются к очевидцам, уточняют число пострадавших, публикуют интервью с руководителями правоохранительных органов, проводят собственные расследования, обращаются к специалистам. Репортажи с места событий уступили место комментариям и аналитическим статьям. Это не первый теракт в Москве. Но впервые, комментируя происшедшее, журналисты не предъявляют претензий к власти. Дежурная риторика (куда смотрели спецслужбы, где была милиция?!), сопровождавшая прежние публикации о терактах, сошла на нет. Явилось понимание, что мир, где столько кричащих противоречий, не застрахован от чрезвычайных происшествий; терроризм угрожает многим странам, не только России. Недоверие к словам и действиям властей в подобных случаях бывает подчас обоснованным, но никогда не бывает продуктивным: в кризисных ситуациях оппонировать государству (а только оно с его силовыми подразделениями способно если не предотвратить террористическую атаку, то в конце концов подавить ее) - себе дороже.

Валерий Выжутович – политический обозреватель, публицист

Версия для печати