08.02.2016 | Татьяна Становая

Вера в исключительность

Глава Чечни Рамзан Кадыров, традиционно активный в публичном пространстве политик, за последнее время отметился рядом особо резонансных и провокационых публичных шагов, вызвавших открытый конфликт с либеральными оппозиционерами. Подобное поведение можно объяснить изменениями в политическом положении чеченского лидера.

Чечня всегда занимала исключительное место в системе приоритетов Владимира Путина. С разрешения чеченского вопроса фактически началось его президентство: победа во второй чеченской войне стала одним из главных факторов роста популярности Путина, а «восстановление целостности страны» преподносится как ключевое достижение 15 лет его правления. Это не только вопрос государственного управления, это и психологически значимый сюжет: это хорошо видно по показанному в апреле 2015 года фильму «Президент». Там впервые для широкой публики были подведены итоги 15 лет нахождения Путина у власти, где очень четко было сформулировано отношение Путина к собственным заслугам: Чечня тут оставалась вне конкуренции.

При этом Чечня была вопросом политического, государственного строительства с точки зрения гарантирования лояльности республики федеральному центру. Одновременно существовала и пересекающаяся с этим проблема кавказского терроризма. Громкие теракты, в числе которых самые страшные - захват заложников в театре на Дубровке в 2002 году, захват школы в Беслане в 2004 – были потрясением для всей страны и одним из напоминаний о вечной существующей угрозу сепаратизма и исламского радикализма. Удержание Чечни в политическом поле России для Путина становилось фактически фундаментом его исторической миссии.

Окончание «второй чеченской» ознаменовалось не только полным физически контролем над республикой, но и началом построения институтов, которые обеспечили бы политический контроль над регионом. Во главу республики в марте 2000 года был назначен муфтий Ахмад Кадыров, который через три года был избран президентом на базе одобренной на референдуме Конституции республики. На тот момент Кремль активно продвигал политику «чеченизации» республики, что подразумевало постепенную передачу функций управления местным элитам. Это также могло подразумевать и допуск к участию к политической жизни различных групп интересов с тем, чтобы создать внутриреспубликанскую систему сдержек и противовесов – но этого не произошло.

Смыслом «чеченизации» стало то, что с сепаратистами боролись сами чеченцы – поэтому она была реализована в виде «кадыровизации», когда политическая стабильность обеспечивается за счет полного контроля политической сферы со стороны главы республики, которому доверял бы федеральный центр. После того, как Ахмад Кадыров стал жертвой теракта 9 мая 2004 года, главой республики был избран «переходный» политик Алу Алханов, через 3 года вытесненный Рамзаном Кадыровым после острого конфликта. За несколько лет Рамзан практически полностью зачистил республику от противников и конкурентов. В Чечне установился режим личной диктатуры ее главы. «Рамзанизация», не предусматривающая никакой, даже самой минимальной, внутренней оппозиции, стала завершением «кадыровизации».

В обмен на лояльность Кремль был готов закрыть глаза на многое: исламизация республики, фактические выпадение из российского правового поля и де-факто введение в жизнь элементов шариата. Внутри республики ему был предоставлен карт-бланш. Взамен глава республики регулярно присягал на верность Путину. Пресекались лишь попытки Кадырова выйти за пределы Чечни: провокация конфликта с Ингушетией по территориальному спору, попытки координация действий северокавказских республик в борьбе с терроризмом (а де-факто, борьба за право проведения силовых операций за пределами республики, что рождало построенные конфликты).

В последний год положение Кадырова стало меняться, что связано со многими факторами. Во-первых, геополитический кризис: Путину и Кремлю в целом оказалось не Чечни. Следить за политкорректностью главы республики стали меньше, а сам он искал лишний повод доказать собственную востребованность как истинного патриота, преданного лично Путину, учитывая, что потребность власти в мобилизации против «врагов» растет.

Во-вторых, противостояние с Западом способствовало сильнейшей поляризации между пропутинскими силами и внесистемной оппозицией, а вместе с этим наблюдалась и агрессия в отношении «пятой колонны», либералов. Границы допустимого расширялись, что особенно сильно ощущалось в начале 2015 года, когда прошел марш «Антимайдан». Кадыров пытается не просто присоединиться к этой «войне», а задавать в ней тон. Обнародованное им видео – попытка объявить войну прозападным силам, которым уже ранее де-факто объявили войну пропутинские силы. Кадыров же действует в свойственной ему стилистике, не особо церемонясь с условностями. Важно учитывать и рост страха внутри самой власти в отношении возможного влияния Запада на ситуацию в России: в российской элите многие убеждены, что политика сдерживания направлена на смену режима, и Кадыров в такой ситуации может претендовать на роль «придворного цепного пса».

В-третьих, в последние два года вернулась логика и стилистика «военного времени», что вело к нарастанию влияния и амбиций федеральных «силовиков». А они традиционно находились в конфликте с Кадыровым. Это было связано как с политическими ограничителями, мешающими в полной мере бороться с преступлениями со стороны выходцев из Чечни (а их обвиняли в беспределе), так и с конкуренцией чеченских и федеральных силовиков на юге России. Резко обострило этот конфликт убийство Бориса Немцова, где в числе фигурантов уголовного дела называют людей из окружения Кадырова.

В-четвертых, востребованность Кадырова со стороны Кремля оказалась более выраженной на фоне военных действий на Донбассе. Неоднократно писалось о том, что чеченские воинские подразделения принимали участие в военных действиях против украинских вооруженных сил, по большей части на протяжении 2014 года, и первой половины 2015. Однако затем кадыровцы покинули территорию «республик» на фоне общего снижения военной активности – так что востребованность Кадырова в этом вопросе снижается.

В-пятых, Чечня оказалась фактором, который Путину приходится учитывать с началом военной операции в Сирии. Чечня в связи с экспансией террористического ИГИЛ стала активно упоминаться в информационном пространстве еще в 2013 году, когда тысячи чеченцев поехали в Сирию воевать на стороне сирийской оппозиции. «Источники в сирийской оппозиции утверждают, что чеченцы являются второй по численности группировкой иностранных бойцов после ливийцев, которые присоединились к восстанию в Сирии, свергнув и убив бывшего лидера Муаммара Каддафи», – говорилось в одной из статей Reuters в 2013 году. Кадыров тогда создавал спецподразделения Чечни – фактически собственный спецназ якобы для защиты России от сирийских радикалистов. Это вызвало большие споры и даже закончилось дракой в Госдуме между двумя депутатами-единороссами Алексеем Журавлевым и Адамом Делимхановым. Последний – ближайший соратник Кадырова, имеющий репутацию человека, выполняющего деликатные поручения.

Для Кадырова тот факт, что Чечня стала источником пополнения ИГИЛ, - скорее делал его позиции в глазах Кремля более уязвимыми: от него требовалось снизить террористические риски, что было непросто, учитывая и религиозную близость ИГИЛ с чеченским суннизмом. После начала военной операции России в Сирии, потребность Кремля в пресечении свободной циркуляции сирийских боевиков между Россией и Сирией стала жизненно важным вопросом. Сам Кадыров, пытаясь доказать свою эффективность, просил Путина разрешить ему направить в Сирию чеченских военных, которые могли бы участвовать в спецоперациях против террористов. Официального ответа на эту просьбу не поступало.

В-шестых, Россия, вступив в войну против ИГИЛ столкнулась с прямой террористической угрозой, которая исходит извне страны, но при этом генетически связана с одним из самых взрывоопасных регионов – Чечней. В этой связи потребность федерального центра в жестком контроле над ситуацией в республике может расти, также как и общие ставки в борьбе за стабильность на фоне усиления непредсказуемости геополитической ситуации.

Наконец, в-седьмых, 2016 год – это год выборов, которые проходят на фоне самих худших за 26 лет отношений с Западом, крайне неблагоприятной энергетической конъюнктуры, падения уровня доходов населения. Это могут быть первые трудные выборы за 16 лет путинского правления. В связи с этим растут ставки, потребность провести выборы легитимно, без эксцессов, сохранив политическую управляемость в стране.

Возможно, именно этим объясняется стремление Кадырова предложить себя Кремлю в качестве непримиримого противника «либералов». Маловероятно, что тут есть некая разумная стратегия и попытка просчитать на несколько шагов вперед тактику Москвы. Скорее речь идет об эмоциональном выпаде, нервозности и стремлении поднять собственную цену. В апреле у Кадырова заканчивается срок полномочий и, судя по всему, никакого решения главе республике пока не сообщили. Такая подвешенность, безусловно, может становиться и дополнительным фактором раздражения.

Однако напомнив о себе российскому общественному мнению такими заявлениями (слишком резкими с точки зрения российской и европейской политической культуры) Кадыров совершил имиджевую ошибку – он напомнил о Чечне как слишком отличном от других субъекте федерации (тогда как «чеченизация» была, в частности, направлена на то, чтобы Чечня перестала быть информационным раздражителем). Согласно опросу Левада-центра, 59% респондентов не поддержали высказываний Кадырова о репрессиях против оппозиции (хотя симпатий к этой оппозиции в обществе мало). Подтвердив свою лояльность федеральной власти, Кадыров проиграл в общественном мнении.

У Путина сохраняется очень много аргументов против снятия Кадырова: на нем держится вся ситуация в республике, сам он полностью лоялен федеральному центру, а в кризис столь радикальное кадровое решение может обернуться непредсказуемыми последствиями. Однако внутри Кремля отношение к чеченскому лидеру будет становится все более противоречивым и плюралистичным, число конфликтных точек будет расти вместе с раздражением стилистикой поведения Кадырова. И если Путин, вероятно, пока не видит критичной опасности в поведении главы республики, то опасность может таиться в разбалансировке «вертикали», где выпады Кадырова противоречат более стратегически значимым задачам, которые приходится решать Кремлю в масштабе страны.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати