04.04.2016 | Сергей Маркедонов

Нагорно-карабахский «разогрев» на фоне переформатирования постсоветского пространства

Эскалация вооруженного противостояния на линии соприкосновения конфликтующих сторон в Нагорном Карабахе снова превратила Закавказье в один из фокусов информационной повестки дня. Большое количество задействованной военной техники, погибших и раненых с двух сторон заставили политиков и экспертов обсуждать возможности возобновления масштабных боевых действий, которые были прекращены здесь в мае 1994 года.

Интенсивность вооруженных столкновений в последние два года значительно возросла, но насколько обоснованы опасения по поводу новой войны? Впрочем, одним этим вопросом ограничиться невозможно. Инциденты в Нагорном Карабахе происходят на фоне переформатирования постсоветского пространства. Этот процесс охватывает и изменение статуса Крыма, и гражданское противостояние на юго-востоке Украины, где в последнее время также наблюдается интенсификация военных действий. В этом контексте крайне важны и противоречия между Западом и Россией, центральным вопросом которых является вопрос о признании особой роли РФ в Евразии. В какой мере нагорно-карабахское противостояние оказывает влияние на геополитические изменения на просторах бывшего Советского Союза? И какие уроки должны ведущие международные игроки извлечь из нынешней эскалации?

Новое обострение между Арменией и Азербайджаном имеет как свою внутреннюю логику, так и серьезное внешнее воздействие. Уникальность нагорно-карабахского конфликта по сравнению с другими этнополитическими противоборствами в Евразии состоит в том, что здесь с самого объявления о прекращении огня в мае 1994 года не было миротворцев. Ни российских, ни международных. Отсутствие полноценной миротворческой операции, о которой только ведутся переговоры при посредничестве Минской группы ОБСЕ (сопредседатели – США, Россия и Франция) всегда делало риски в этой части Кавказа выше по сравнению с абхазской или югоосетинской ситуацией, хотя и там время от времени предпринимались попытки «разморозки». Так было в мае 1998 года в Гальском районе или осенью 2001 года в Кодорском ущелье Абхазии, и в 2004-2008 году в Южной Осетии, где нарушение Дагомысских соглашений привело к серии вооруженных инцидентов, которые последовательно привели к «пятидневной войне».

Как бы то ни было, а хрупкое перемирие в Нагорном Карабахе, периодически нарушаемое обеими сторонами (и надо отдавать себе отчет в том, что горячий апрель 2016 года – далеко не первый случай подобных нарушений) два десятка лет держалось на балансе сил. Это и региональная «гонка вооружений» (слава Богу, обычных, а не ядерных), и конкуренция внешних игроков, дающая робкие надежды на изменение статус-кво в свою пользу, и военные поставки извне (роль России тут особая, но про нее требуется писать отдельный текст).

Не менее важным сюжетом была и остается неготовность сторон к компромиссам и уступкам. И в этом плане роль Запада или России не является первичной. Сами Ереван и Баку (а также непризнанная Нагорно-Карабахская Республика/НКР, не принимающая участия в переговорном процессе) не готовы отойти от максималистских планок требований. Для Армении и НКР разрешение конфликта - это самоопределение армян Нагорного Карабаха, а для Азербайджана – восстановление юрисдикции над территорией бывшей автономной области и семи прилегающей к ней районов, ныне подконтрольных армянским силам. На политико-правовом же уровне это - конфликт между правом наций на самоопределение и территориальной целостностью. За все годы переговорного процесса сторонам конфликта было предложено немало вариантов выхода из тупика. Однако ни Ереван, ни Баку не проявили должного интереса к чему-то большему, чем «игра с нулевой суммой».

Между тем, нынешнее обострение было бы куда более проблематичным, если бы не серьезное охлаждение отношений между Россией и Западом. В отличие от Грузии долгие годы нагорно-карабахский процесс представлялся едва ли не как «история успеха». Разрешение конфликта никогда не рассматривалось в качестве арены для конкуренции между Москвой и Вашингтоном. Более того, три страны - посредника (США, Франция, как представитель Евросоюза и Россия) не единожды приходили к консенсусу относительно того, что должно стать основой для урегулирования противостояния. Даже президенты трех упомянутых государств выражали готовность поддерживать и продвигать так называемые «Обновленные Мадридские принципы» в качестве базы для будущих договоренностей.

Но сегодня Запад и Россия оказались по разные стороны большой евразийской геополитической игры. И украинский кризис сделал их заложником. В том смысле, что даже те вопросы, по которым были достигнуты значительные наработки, оказываются отложенными в сторону (начиная от Афганистана и Ближнего Востока и заканчивая постсоветскими конфликтами). Это положение провоцирует «партии войны» на рискованные действия в надежде на то, что у России и Запада в час Х не хватит ни воли, ни желания действовать солидарно ради недопущения возобновления масштабной войны. Негибкость Вашингтона и Москвы по украинскому кризису создает представление о том, что тот же нагорно-карабахский процесс в какой-то мере стал заложником нынешних противоречий. Для таких выводов в последние годы были некоторые основания.

Конечно, свое негативное влияние оказывает и конфронтация между Россией и Турцией. По справедливому замечанию специалиста из Международной кризисной группы Магдалены Гроно, она провоцирует «новые очаги напряженности в странах, расположенных между Россией и Турцией, или имеющих особые связи с ними обеими, в частности, в странах Кавказа и Центральной Азии». Анкару нельзя считать первопричиной конфликта, но турецкий интерес к ослаблению позиций Москвы в ее «ближнем зарубежье» очевиден.

Между тем, отсутствие жестких противоречий между Западом и РФ (в отличие от Украины или Грузии) показывает, что некоторые робкие надежды на то, что минимизация насилия произойдет, существуют. Однако деклараций на эту тему явно недостаточно. Та же Минская группа явно запаздывает. Новая эскалация насилия началась в ночь с 1 на 2 апреля, а сопредседатели заявили о сборе лишь с началом трудовой рабочей недели. Складывается ощущение, что выходные дни оказались для дипломатов более весомым приоритетом.

Между тем, наивно думать, что то же карабахское обострение вблизи от российских границ создаст проблемы одной лишь Москве. Недалеко от Агдама проходит поддерживаемый Западом нефтепровод «Баку-Тбилиси-Джейхан», который также может попасть под удар. Непосредственно с непризнанной Нагорно-Карабахской Республикой (НКР) проходит и граница Ирана, значение которого для Закавказья и Ближнего Востока не следует преуменьшать. Далеко не случайным представляется тот интерес, который проявляют к контактам с Тегераном не только Ереван, имеющий многолетние конструктивные отношения с Исламской республикой, но и Баку и Анкара. Свидетельством чему - недавние визиты Ильхама Алиева и Ахмета Давутоглу в иранскую столицу.

Впрочем, и за пределами Кавказа все не так уж спокойно сегодня. В Донбассе конфликт выглядит сегодня не «замороженным», а, скорее «подмороженным», а стороны продолжают тестировать друг друга. Однако в Приднестровье тот же Евросоюз демонстрирует большую гибкость в отношении непризнанной республики (прежде всего, в экономической сфере). И отсутствие прагматической кооперации между Западом и Россией на фоне углубления их противоречий создает совсем не тот фон, который благоприятствовал бы снижению политической турбулентности на постсоветском пространстве, которое полно разными неурегулированными и латентными конфликтами. Чего стоит один лишь клубок пограничных противоречий между странами Центральной Азии!

Думается, новый «разогрев» в Нагорном Карабахе подталкивает к постановке острого вопроса. Или за постсоветское пространство продолжается борьба без правил, либо Россия и Запад займутся, наконец, определением своих интересов, ресурсов и возможностей путем эффективных переговоров и кооперации вместо нескончаемой игры с нулевой суммой, при которой риски новых конфликтов многократно возрастают.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати