03.10.2016 | Татьяна Становая

Консерватизм vs. реформы: обострение дихотомии

Федеральные и региональные выборы воспринимались элитой как своеобразная черта, за которой начнется предметное обсуждение модернизационных проектов. Однако по завершении избирательного сезона наблюдается обратный тренд…

Громким скандалом стало закрытие выставки Джока Стерджеса «Без смущения» в Центре фотографии им. братьев Люмьер, а темой недели оказалось предложение Елены Мизулиной вывести аборты из системы обязательного медицинского страхования. Последнее было поддержано и руководством Русской православной церкви. На законодательном уровне также готовятся документы о запрете беби-боксов. Все это вызвало широкие общественные дискуссии, провоцирующие пессимистичные настроения в отношении вектора развития страны.

Политический консервативный тренд стал мейнстримом в 2012 году, а сейчас сохраняет и даже усиливает свое доминирование. Выборы в Госдуму не только не смягчили его влияние, но и скорее напротив – создали условия для более агрессивной консервативной повестки дня. Новый состав парламента идеологически является более патерналистским, антилиберальным, выраженно патриотичным. Но именно такому парламенту предстоит принимать непопулярные социальные решения и нести ответственность за политику правительства в условиях сокращающихся ресурсов.

В то же время в отличие от 90-х годов или даже первой половины 2000-х, нынешний парламент находится в полной политической зависимости от Кремля, проблем с принятием нужных законов возникнуть не должно. Однако важно готовиться к тому, что такое продавливание будет неизбежно провоцировать политическую поляризацию между социал-консерваторами на лояльном политическом поле и исполнительной властью. Причем разное понимание социально-экономических приоритетов, банальный торг за бюджетные расходы будут накладываться на появление идеологического противостояния. Возможно пока рано об этом говорить, но нельзя исключать и осложнения отношений руководства Госдумы и кабинета министров с учетом избрания на пост спикера нижней палаты парламента Вячеслава Володина.

Стоит обратить внимание и на то, что идеологические споры, которые в прежние годы были относительно маргинальными, корпоративными (например, транслировались как точка зрения относительно узкой социальной прослойки), сейчас выходят на более высокий государственный уровень. В частности, предметным стало обсуждение темы о возможном выведении абортов из системы медицинского страхования. На предложение РПЦ и ряда внутривластных консерваторов (куда можно отнести детского омбудсмена Анну Кузнецову, Елену Мизулину) вице-премьер Ольга Голодец предложила сначала устранить причины, побуждающие женщину прервать беременность, прежде чем ограничивать аборты. А глава Минздрава Вероника Скворцова признала, что вывод абортов из системы обязательного медицинского страхования может создать угрозу для здоровья женщин.

Институционализируется и привластная консервативная идеология, продвигающая традиционные ценности и патриотизм. Ее политическая роль также нарастает: приверженность традиционным ценностям становится признаком политической идентификации в системе координат пропутиснкие – антипутинские силы. Отсюда и неслучайное расслоение между оппозиционным сообществом, где превалируют либеральные настроения, и провластными группами, жестко (а порой и агрессивно) отстаивающих консервативную повестку. Усугубление такого идеологического расслоения может вести к тому, что сторонники либеральных реформ еще более будут восприниматься как дестабилизирующая враждебная сила (хотя такая тенденция существует и сейчас). Отметим, однако, что бОльшая часть российской элиты воспринимает подобные тенденции с осторожностью или неприязнью. Это связано, в частности, со стремлением защитить привычную для нее частную жизнь, в которую все чаще вмешиваются консерваторы (как карьеристы, желающие продвинуться, используя профилирующий тренд, так и ригористы, верящие в консервативные ценности). Еще одна причина неприятия со стороны элит – нежелание испытывать конкуренцию со стороны активных консерваторов.

Еще одна важная особенность - институционализация, распространение и доминирование в провластных слоях консервативной идеологии происходит без прямого вмешательства Кремля, но с его молчаливого согласия. Консервативный тренд в этой связи становится все более инерционным и все менее управляемым. Это было хорошо видно по ситуации вокруг скандальной выставки Джока Стерджеса. Фотограф, который специализируется на съемке нудистов, действительно имеет весьма противоречивую репутацию (в США в его отношении пытались, хотя безуспешно, найти доказательства педофилии), но его работы уже признаны как классика мирового фотоискусства. Директор Центра фотографии им. братьев Люмьер Наталья Григорьева, которая и привезла его работы, рассказала colta.ru, что снимки Стерджеса — «классика, которая сегодня воспринимается как консерватизм». Конфликтная же ситуация возникла после того, как в известный провластный блогер-провокатор Лена Миро написала пост, где обвиняла организаторов выставки в пропаганде педофилии, требуя от правоохранительных органов закрыть ее. На это сразу же отреагировали детский омбудсмен Анна Кузнецова, Елена Мизулина, а также лидер движения «Офицеры России», член Общественной палаты Антон Цветков, который выступили с резким осуждением организаторов выставки. После ее посещения Цветковым, выставка была закрыта.

Однако сам конфликт неожиданным образом развернулся не между либералами и консерваторами, а между самими «охранителями»: Цветков после посещения Центра, значительно смягчил свою позицию, обвинив Лену Миро в провокациях. Как выяснилось, на выставке были выставлены фотографии совершеннолетних, и нарушения российского закона не было. Григорьева же в своем интервью colta.ru указала, что давление с угрозами расправы она стала получать при полном отсутствии какой-либо реакции органов власти: ни Минкульт, ни правоохранительные органы не обращались к ней с просьбами принять меры. Выставка была закрыта исключительно в результате давления «охранителей», действовавших за пределами правового поля.

Кстати, сама Лена Миро вскоре обрушилась с критикой на Елену Мизулину за ее инициативу запретить беби-боксы. В то же время по данным «Коммерсанта», правительство запрет поддержало, хотя заключение кабинета министров трактуется весьма широко и оставляет поле для компромисса. За запрет беби-боксов выступила и Анна Кузнецова, но затем в аппарате уполномоченной уточнили, что детский омбудсмен не является «сторонником политики запретов» и выступает за профилактическую работу с женщинами. Публичное заявление вице-премьера Ольги Голодец о беби-боксах тоже «можно трактовать по-разному», сообщили в аппарате чиновника «Коммерсанту», не став пояснять высказывание. В Совете по правам человека при президенте РФ предложение запретить аборты назвали «циничным и оторванным от жизни».

Как видно, консервативный тренд, все более выраженный, проявляющийся и в законотворческой работе, тем не менее, уже сейчас сталкивается со своими ограничителями. И тема абортов, и тема запрета беби-боксов вызвали широчайшую дискуссии, где нет согласия даже между самими носителями «традиционных ценностей». Однако важно, что по мере нарастания консервативной волны, общая конфликтность политического поля и агрессивность игроков могут усиливаться. В то же время для власти слишком большая активность идеологических консерваторов представляет собой существенный риск – она изначально использует консервативную волну в инструментальных целях и не заинтересована в появлении хунвейбинов от консерватизма, которые могут предъявить моральные обвинения и самой власти. В некоторых случаях это уже начинает происходить – так, православный активист из Новосибирска Юрий Задоя в мае потребовал отставки губернатора Владимира Городецкого, обвинив его в недостаточной защите традиционных ценностей. Неудивительно, что власть «одергивает» слишком далеко зашедших консерваторов – следствием чего, видимо, и стало резкое изменение позиции Цветкова по поводу выставки.

Интересна и ситуация с антиабортной позицией патриарха Кирилла, который на минувшей неделе подписал очень радикальное воззвание требующее запрета абортов без каких-либо исключений (в документе, подготовленном группой православных фундаменталистов не говорилось даже о возможности аборта в случае угрозы жизни женщины). В то же время председатель синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда разъяснил, что РПЦ хотя и резко негативно относится к абортам, но понимает «сложившуюся ситуацию в обществе и государстве» и в настоящее время настаивает лишь на выведении абортов из системы обязательного медицинского страхования. Таким образом, церковь по-своему тоже пытается «нащупать» компромисс, хотя для ряда государственных ведомств ее позиция выглядит слишком жесткой, а для консервативных активистов – излишне мягкой.

В то же время на протяжении 2016 года существовал и реформаторский тренд. В его первые месяцы наблюдалась легитимация системных либералов. Алексей Кудрин вошёл в состав президентского совета по экономическому развитию, деятельность которого была разморожена. Он также стал активно привлекаться к работе на уровне правительства, участвовать в правительственных совещаниях и заседаниях. У власти есть убежденность в необходимости совершенствования системы госуправления, что публично 30 сентября признал и Дмитрий Медведев. «Надо признаться, что та критика, которая раздается в адрес системы государственного управления за недостаточную гибкость, низкую эффективность, она абсолютно справедлива. Государственная машина действительно неповоротлива [...] Идеи, которые могли двинуть страну вперед в самых разных областях, просто разбиваются об административные стены. Ну и понятно, что законы, которые принимаются, не работают в должной мере», — говорил премьер. Гораздо громче звучат и алармистские заявления о конечности резервов суверенных фондов, о необходимости скорей приватизации и нарастающей проблеме бюджетного дефицита, нерешаемой годами пенсионной проблеме и т.д.

Такая ситуация создает и потребность в более прогрессивных механизмах государственного управления, бюджетного планирования, построения административных рычагов влияния на экономику и бизнес. Однако наряду с такой повесткой, на практике, практически все инициативы остаются лишь на уровне экспертных обсуждений. Так, крупная приватизация окончательно откладывается: Минфин закладывает в бюджет 2017 года лишь 40-50 млрд руб в качестве поступлений от приватизации. Нет серьезных пакетов для продажи, говорил министр финансов России Антон Силуанов. На 2016 г. запланирована продажа госпакетов в «Роснефти» и «Башнефти», что может принести 1 трлн руб., но приватизация этих пакетов слишком политизирована и буксует. Заверения Медведева 30 сентября, что приватизация будет проведена до конца 2016 года, кажутся неубедительными. Показательно также, что подвешенной снова выглядит и работа президентского экономического совета, который не собирался с мая (в соответствии с обновленным положением, заседания должны проходить не реже чем раз в квартал).

Причины такого торможения уже хорошо известны: прежде всего, это отсутствие политической воли, отстраненность от решения бюджетных задач президента Путина, аппаратная слабость правительства (хотя сейчас эта ситуация стала несколько меняться и наблюдается некоторое укрепление позиций Медведева). Но к этому необходимо добавить и фактор консервативного тренда, который, несмотря на определенные ограничители, остается очень серьезным.

Потребность власти в сокращении расходов уже ведет к принятию непопулярных решений (замораживание индексации материнского капитала, повышение акцизов на бензин и т.д.), а значительную часть из них только предстоит принять. Но власть медлит с проведением реформ, а Владимир Путин прямо требовал от правительства отказаться от шоковой терапии. Страх власти перед социально-политической дестабилизацией при нарастании консервативного тренда по сути блокируют политическую волю к переменам и повышают риски для любой реформаторской повестки: ведь чем более выраженным становится консервативный политический вектор, тем выше окажутся политические издержки проведения реформ, их продвижения, реализации на законодательном уровне и нормативно-правового обеспечения. Вместе с этим консервативный тренд подкрепляется все чаще кадровой политикой, а либеральный – острой потребностью в реформах. Усиление осознания неизбежности институциональных реформ и либеральной экономической политики входит в противоречие с ростом консервативного тренда.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати