27.12.2016 | Сергей Маркедонов

Закавказье в 2016 году: основные итоги

Уходящий год для Закавказья был наполнен многообразными событиями. Однако, несмотря на это, говорить о нем, как некоей революционной вехе в истории региона, не представляется возможным. Статус-кво, который сложился здесь восемь лет назад после признание Россией абхазской и югоосетинской независимости, существенно не изменился. Даже апрельская «четырехдневная война» в Нагорном Карабахе существенно не поколебала тот расклад, который имелся к тому времени в Закавказье.

Карабахская эскалация

При этом вооруженная эскалация в зоне старого этнополитического конфликта стала без всякого преувеличения самой «горячей темой» уходящего года. Впрочем, это событие нельзя назвать сюрпризом. Оно просчитывалось и в предыдущий период теми, кто внимательно следил за такими приметами конфликтной динамики, как количество инцидентов на самой линии соприкосновения в Нагорном Карабахе и на армяно-азербайджанской границе за его пределами, ход переговорного процесса, изменение военного баланса сил между Ереваном и Баку. Не менее важным параметром было и повышение «качества» противостояния, если вести речь о расширении номенклатуры технических средств, используемых сторонами. Как можно оценивать итоги «четырехдневной войны» и ее последствия на дальнейшую эволюцию конфликта?

С одной стороны, в апреле 2016 года азербайджанская армия продемонстрировала качества, несопоставимые с уровнем начала 1990-х годов, и показала себя грозной силой. И хотя сокрушить военные силы Армении и непризнанной НКР на карабахском направлении не удалось, а территориальные приобретения оказались мизерными, психологическое воздействие этого локального успеха нельзя недооценивать. В какой-то мере представление о Нагорном Карабахе, как непреступной крепости было поколеблено. Во многом схожие оценки можно отнести и на счет дипломатии Азербайджана. Баку, получив публичную поддержку со стороны Анкары и Киева, не подвергся критике или осуждению за свои действия со стороны ведущих международных игроков. И Москва, и Вашингтон, и Тегеран (последний, несмотря на сложную двустороннюю динамику со своим северным соседом) постарались сохранить конструктивные отношения с Азербайджаном. Каждый по-своему, но в итоге результат Баку мог бы записать себе в актив.

В то же самое время в апреле 2016 года армянские силы не понесли тяжелого поражения, а в ходе кратковременных боевых действий показали умение быстро справляться с первичным шоком и перегруппировываться. Инфраструктура непризнанной республики сохранилась. Общества же в Армении и НКР продемонстрировали завидную социальную мобильность и готовность, если надо, даже вопреки воле властей действовать для защиты армянских национальных интересов.

По итогам апрельской эскалации не произошло и изменений переговорного формата. Минская группа ОБСЕ осталась безальтернативным механизмом, сколько бы его ни подвергали критике и даже остракизму. Сохранились и принципы переговоров, хотя многим провозглашение равнозначности самоопределения и территориальной целостности кажется эклектикой. Особая статья - усиление роли России в мирном процессе вне рамок минского формата. Благодаря РФ в Москве была достигнута договоренность о прекращении огня, и после этого именно Кремль предпринял дополнительные усилия по возвращению Еревана и Баку за стол переговоров. Запад в отличие от других постсоветских конфликтов согласился на эту особую российскую роль. Во-первых, потому, что в Нагорном Карабахе Москва не стремится сломать нынешний баланс сил и выступить в роли «ревизиониста», то есть игрока, заинтересованного в радикальном изменении статуса НКР и территориальных споров в ту или иную сторону. Во-вторых, США и ЕС прекрасно понимают ту степень неформального влияния на Сержа Саргсяна и Ильхама Алиева, которой обладает Путин. В-третьих, учитывается обоюдный интерес и Еревана и Баку к российской медиации, что начисто отсутствует в конфликтах между Тбилиси и ее бывшими автономиями (грузинская сторона заинтересована в укреплении противовеса действиям РФ).

Последствия «четырехдневной войны»

Что это означает в практическом смысле? Прежде всего, речь идет о том, что Москва, аккуратно балансируя между Арменией и Азербайджаном, недвусмысленно показала, что заинтересована в сохранении имеющегося баланса сил и статус-кво. В этих условиях бросать открытый вызов Кремлю для Баку и для Еревана (по разным причинам и мотивам) затруднительно, а Запад в данном конкретном вопросе России не противоречит и не мешает.

В то же время существует очевидный риск, что новая эскалация сделает политические инвестиции РФ в процесс урегулирования конфликта предельно рискованным делом. Военное противостояние на линии соприкосновения имеет свою собственную логику, которую Москва (как и Запад) напрямую не может контролировать. Непросто Кремлю и влиять на внутренние процессы и общественные умонастроения в Азербайджане и в Армении, в особенности в прикаспийской республике. Между тем, именно Баку не удовлетворен сохранением нынешнего статус-кво, что особо и не скрывает. Но экономическое положение прикаспийской республики не таково, чтобы не думать о постоянном наращивании военных расходов, как о бремени для экономики и социального сектора. В октябре президент Ильхам Алиев назвал 2016 год «самым трудным и тяжелым» для экономического развития Азербайджана. В этой ситуации велик соблазн взвинтить ставки и разрубить сложный узел одним махом. Однако в отличие от грузинского руководства времен Михаила Саакашвили азербайджанский лидер привык к большей осторожности. И апрельская эскалация, скорее всего, показала ему не только выгоды, но и ограничители для гипотетического повторения сценария Сербской Краины-1995 в кавказских условиях.

Конфликты, ушедшие в тень

В уходящем году Абхазия и Южная Осетия не фигурировали в числе территорий, в которых происходила силовая «разморозка» этнополитических противостояний. Де-факто мы видим выведение двух частично признанных республик за рамки, если угодно, дискурса собственно конфликтов. Внутри двух образований грузинский фактор стремительно маргинализировался. Даже во внутренней борьбе он уже не играет былой роли. Взаимоотношения между властями и оппозиционерами строятся вне привязки к «материнскому государству», на первом месте безраздельно фактор России. И мнение Кремля заботит Цхинвали и Сухуми намного больше, чем позиция Тбилиси. Для Москвы (что зафиксировано и в обновленной версии Концепции внешней политики РФ) Абхазия и Южная Осетия - это «новые реалии в Закавказье», которые МИД и другие смежные структуры призваны защищать. Это, конечно, не означает готовность Тбилиси признать контуры этого порядка де-юре. Запад поддерживает эти устремления своего главного закавказского партнера, но скорее, по инерции, не предпринимая конкретных шагов по изменению имеющегося состояния дел.

Армения: внутриполитическое оживление

2016 год в закавказских республиках был богат и на внутриполитические события. Нагорно-карабахское обострение вызвало значительное общественно-политическое оживление в Армении. Впрочем, «четырехдневная война» не открыла, а лишь обострила ранее существовавшие внутренние проблемы, будь то конституционная реформа, недовольство правительством, социально-экономической динамикой. Вызовы национальной обороне и безопасности республики лишь придали им дополнительную остроту. Свою лепту в «разогрев» внесла и общественная рефлексия относительно армяно-российских отношений и роли Москвы, как в апрельских событиях 2016 года, так и политики РФ на азербайджанском направлении.

Пожалуй, пиком политического оживления в Армении стали трагические события второй половины июля, когда члены вооруженной группы, именующей себя «Сасна Црер» («Храбрые сасунцы»), удерживали в течение двух недель здание полка патрульно-постовой службы в Ереване. История вокруг захвата полка ППС в очередной раз выпукло обозначила важный для Армении тренд. В республике есть мощные протестные настроения (они разлиты шире, чем среди тех, кто по разным причинам сочувствовал «сасунцам»). Однако существует реальная проблема политического лидерства. При этом власть не готова пересекать красные линии и делать ставку на одни лишь репрессалии. Но и президентская команда стратегические горизонты также представляет себе недостаточно, делая акцент на тактике. В итоге в сентябре 2016 года в Армении произошла смена премьер-министра. Овика Абрамяна сменил Карен Карапетян, человек без ярко выраженных политических амбиций и позиционирующий себя, как «технократ». Думается, на него выпадет немалая доля ответственности в транзите от нынешней властной модели к парламентской республике. Выборы, между тем, уже не за горами. В 2017 году граждане Армении будут выбирать высший представительный орган власти, который станет играть ключевую роль в распределении первых мест на республиканском Олимпе.

Грузия: «мечты» сбываются

В 2016 году в Грузии состоялись парламентские выборы, а в Азербайджане прошел конституционный референдум, расширивший и без того широкие полномочия главы государства. И в первом, и во втором случае действующие власти получили тот результат, на который рассчитывали. При этом уровень политической конкуренции в Грузии был несопоставим с почти полным ее отсутствием в прикаспийской республике.

«Грузинская мечта», ставшая правящей силой четыре года назад, подтвердила свое лидерство. Превратившись из коалиции в партию, она, потеряв в количестве известных политиков, приобрела качественную монолитность и целостность рядов. В итоге именно она и оказалась главным бенефициарием парламентских выборов. 115 депутатских мандатов, что на два больше, чем необходимо для конституционного большинства. У главной оппозиционной партии «Единое национальное движение» (ЕНД) 27 депутатов. Таким образом, она подтвердила свой неформальный статус ведущего оппонента власти. Однако внутри «движения» идут непростые процессы. Лидер партии Михаил Саакашвили фактически в эмиграции, в свое место под солнцем (пускай, и небольшое) «националы» обеспечили без него. Поэтому не исключено, что ЕНД уже в скором будущем ждет определенное переформатирование.

Выборы-2016 несколько поколебали двухцветный политический ландшафт Грузии. «Альянс патриотов», позиционирующий себя, как «правоцентристская сила», защищающая «традиционные ценности», резко критикующая политику Турции и обличающая «исламскую угрозу» получил в парламенте 6 представителей. Все это позволяет «мечтателям» сосредоточить ключевые властные прерогативы в своих руках, как минимум, до ближайших парламентских выборов. И если не произойдет ничего экстраординарного, то они состоятся только в 2020 году.

Азербайджан: референдум стабильности

В последний понедельник сентября в Азербайджане состоялся референдум. На голосование были вынесены 29 поправок к Конституции республики. Пожалуй, самыми главными из них были увеличение президентской легислатуры с пяти до семи лет, а также наделение главы государства правом роспуска национального парламента. Первая из обозначенных выше поправок набрала 84,2% голосов, а вторая - 87, 9%.

Насколько обоснована была организация народного волеизъявления, учитывая прочные позиции азербайджанской власти внутри страны и на международной арене, а также слабость и раздробленность светской оппозиции? Думается ответ более или менее очевиден: нарастание экономических трудностей. В этой связи велика опасность «разброда и шатаний» внутри элит, ибо в отсутствии публичной политики конкуренция переходит на бюрократическое поле. И в данном контексте кампания по организации референдума и выдвижение конституционных изменений, с одной стороны, стала, хорошим тестом на лояльность, а с другой стороны инструментом по сплочению различных групп влияния. Конечно же, это был и тест для оппозиции, сданный ею снова с неудовлетворительным результатом. Однако, какими бы сильными ни выглядели позиции власти, они не могут скрыть ни кризисных явлений в экономике, ни рост радикальных исламистских взглядов, особенно в молодежной среде.

Де-факто государства: внутренние процессы

Сложные процессы в 2016 году протекали и в де-факто образованиях Закавказья. В Абхазии весь год был наполнен протестными акциями оппозиции и попытками ее давления на власть (путем организации неудавшегося референдума и «народных сходов»), а в Южной Осетии шли дискуссии о референдуме относительно ее статуса в составе России. Главным итогом года для Абхазии стало достижение компромисса между командой президента Рауля Хаджимбы и оппозиционерами о кооптации во власть (на посты генерального прокурора, вице-премьера и ряд официальных должностей) представителей последних. Насколько эта конструкция окажется прочной, покажет время. Впереди парламентские выборы, а значит, конкуренция не утихнет, а напротив, увеличится.

Что касается Южной Осетии, то было принято компромиссное решение: референдум о возможном вхождении республики в состав РФ перенести до окончания президентской кампании. Фактически же старт избирательной гонки был дан в декабре 2016 года. Определена дата будущих выборов, заявления сделали главные фавориты (президент Леонид Тибилов и спикер парламента, глава партии «Единая Осетия» Анатолий Бибилов).

В непризнанной Нагорно-Карабахской республике в марте была инициирована дискуссия о конституционной реформе. И если провластные силы выступили за то, чтобы не копировать опыт «большой Армении» и сохранить сильный президентский институт, то оппозиционные силы («Движение-88» и «Национальное возрождение») высказались за переход к парламентской системе. В итоге в проекте, который в ноябре был вынесен на публичное обсуждение, у главы республики сохранились сильные полномочия. И его оппоненты склонны в этом видеть усиление авторитарного начала президентской команды Бако Саакяна. Напротив, сторонники реформ говорят о нарастающих угрозах безопасности НКР и необходимости защиты общих интересов республики и Армении.

«Фоновые факторы»

Если же говорить о «фоновых факторах» (влияние соседних регионов и внешних игроков), то их значение не было критически важным. Турция, поддержав Азербайджан во время апрельских событий, не перешла в активное военно-политическое наступление на закавказском направлении (для Анкары безусловным приоритетом остается Сирия и Ближний Восток в целом). Наступившая же вслед за конфронтацией нормализация отношений между Турцией Россией, еще более снизила остроту карабахского сюжета для них. Иран ограничился аккуратными заявлениями о необходимости мирного решения всех региональных конфликтов и желательно без постороннего вмешательства. Тегеран продолжил аккуратное балансирование между Баку и Ереваном (визиты президента Хасана Роухани в Азербайджан на трехстороннюю встречу с Алиевым и Путиным в августе и в Армению в декабре). Интерес Израиля к закавказской повестке фактически ориентирован на военно-техническое и экономическое взаимодействие с Азербайджаном. В этом плане декабрьский визит израильского премьера Биньямина Нетаньяху, хотя и был важным символическим шагом, не открыл принципиально новых трендов.

На фоне конфликтов на Украине и в Сирии Запад в значительной степени утратил интерес к Кавказскому региону. По крайней мере, в списке его приоритетов эта часть постсоветского пространства значительно отодвинулась на второй план. Грузия так и не получила долгожданный ПДЧ (План действий по членству в НАТО), хотя и укрепила двусторонние отношения в военно-политической сфере с США. Однако это усиление американо-грузинской кооперации само по себе в отрыве от других контекстов малополезно с точки зрения изменения сегодняшнего статус-кво, который для Тбилиси невыгоден. Евросоюз сделал важный символический шаг по направлению к Грузии в визовом вопросе. Однако, нельзя не заметить, что Комитет постоянных представителей стран ЕС перед вынесением вопроса на голосование в Европарламент согласовал механизм экстренной приостановки безвизового режима для граждан закавказской республики.

В этом плане новый год предоставляет для российских действий в регионе новые возможности. Однако это не означает, что успех придет автоматически. Критические оценки в отношении России есть во всех трех странах Закавказья - даже в Армении, где весной возникло определенное недовольство тем, что Москва однозначно не заняла ее сторону в Карабахе. В то же самое время даже в Грузии укрепляется прагматическое понимание того, что на основе противостояние российским интересам стабильную будущность Закавказья не построишь.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати