09.01.2017 | Сергей Маркедонов

Армяно-азербайджанская граница: новое обострение

В канун новогодних торжеств, 29 декабря 2016 года на армяно-азербайджанской границе произошли боестолкновения. Согласно версии Еревана, имело место провокация и попытка проникновения на территорию Армении военнослужащих Азербайджана. В свою очередь Баку обвинил армянских военных в нарушении границы. Предпраздничная суета отодвинула этот инцидент на обочину информационной повестки дня.

Между тем, он требует к себе пристального внимания. Вооруженные столкновения на армяно-азербайджанской границе случались и раньше. Предновогодний инцидент, на первый взгляд, не открыл ничего принципиально нового. Однако следует обращать внимание на отдельные детали и нюансы. Обычно происшествия на границе Армении и Азербайджана рассматривают в контексте неурегулированного нагорно-карабахского конфликта и вспышек насилия на т.н. «линии соприкосновения». С одной стороны, такая связь более чем очевидна. Нагорно-карабахский конфликт-это стержневой элемент в отношениях двух закавказских стран в постсоветский период. И будь он урегулирован, можно было бы сильно не беспокоиться за нарушение межгосударственной границы. Разве что о трансграничной преступности или случаях ее незаконного перехода, то есть обычной рутине для пограничников любого государства.

Но с другой стороны, «линия соприкосновения» в Нагорном Карабахе и международно признанная армяно-азербайджанская границ - это два разных участка. Речь в данном случае не о географии, а о различном военно-политическом и правовом наполнении этих сюжетов. Нагорно-Карабахская республика на сегодняшний день не имеет международного признания. И с точки зрения США, Евросоюза, с точки зрения России эта территория является частью Азербайджана. Безупречный такой подход или он имеет серьезные изъяны - отдельная дискуссионная тема. В спорах найдутся аргументы как за, так и против. При этом согласно «Обновленным Мадридским принципам» Нагорный Карабах должен определить свой статус посредством юридически обязывающего референдума, и его территория должна иметь коридор для связи с Республикой Армения. Однако до проведения этой процедуры признания НКР в качестве самостоятельного образования не предусматривается, максимум - это не вполне четко определяемый «временный статус», который также прописан в обозначенных выше «принципах». В любом случае в сегодняшних реалиях непризнанная республика не рассматривается и Западом, и Россией, как часть международно признанного армянского государства.

Иное дело Армения, страна, обладающая членством в ООН и других международных структурах, а также являющаяся членом евразийских интеграционных объединений (ЕАЭС и ОДКБ). В этом контексте нарушение неприкосновенности ее границ по определению будет иметь другие последствия. Какими именно они будут, зависит от многих обстоятельств. Тем не менее, многие обозреватели справедливо отметили определенную взаимосвязь декабрьского обострения с непростой ситуацией внутри ОДКБ. Напомню, что согласно принципам ротации должность Генсека в этой организации должна перейти к Армении. Однако на заседании сессии Совета ОДКБ в Санкт-Петербурге 26 декабря 2016 года вопрос об утверждении нового генерального секретаря не был решен. Его отложили до апреля нынешнего года. Среди претендентов на этот пост от Армении фигурировал и экс-министр обороны этой страны Сейран Оганян, фигура совершенно неприемлемая для Баку в виду военной карьеры этого человека. Упоминались и другие персонажи (Юрий Хачатуров, Вагаршак Арутюнян), но при любом раскладе представитель Еревана, как Генсек ОДКБ рассматривался бы, как определенный вызов для Азербайджана. И хотя Азербайджан не участвует в ОДКБ (как и в ЕАЭС), он развивает активные двусторонние отношения с другими государствами-членами евразийских интеграционных проектов, включая и Россию, не заинтересованную в повторении грузинского сценария на прикаспийском направлении. Отсюда, невысокая эффективность ОДКБ в деле защиты армянских национальных интересов.

Оговоримся сразу, данная проблема возникла отнюдь не в декабре 2016 года и совсем не из-за проволочек с выдвижением кандидатуры генсека. Тот же президент Серж Саргсян не раз жестко ставил вопрос о солидарности внутри ОДКБ и более качественном реагировании на инциденты вдоль армяно-азербайджанской границы. Тем паче, что это направление никак не описано в «Обновленных мадридских принципах» (конфликт локализуется Карабахом и прилегающими к нему семью районами) и фактически выведено за функциональные рамки Минской группы ОБСЕ, не говоря уже о мониторинговой миссии. В то же время нельзя согласиться с мнением части армянского экспертного сообщества, которое говорит о том, что ОДКБ для Еревана совершенно бесполезная структура. Так, по словам Рубена Меграбяна, членство Армении в Организации «дает ей только военно-техническое сотрудничество». Между тем, одно только это сотрудничество, прежде всего, с Россией, держит статус-кво в регионе. Данный статус-кво не статичный, а динамичный, нарушаемый, как показали события хоть апреля, хоть декабря прошлого года. И скорее, всего, динамичным этот статус-кво останется и в наступившем году. Но политика - это искусство возможного. Интерес Запада к Закавказью на фоне Украины и Ближнего Востока стремительно сокращается. Отсюда и та готовность, которую продемонстрировали США и Франция - партнеры Москвы по Минской группе ОБСЕ к особой российской роли в карабахском урегулировании. Редчайший случай в сегодняшней практике отношений РФ и Запада! Вступление Армении в НАТО из-за Турции выглядит малореалистичным, ведь даже Грузия, целенаправленно идущая к членству в Альянсе и имеющая противоречия не с натовскими странами, а с Россией, имеет весьма скромные шансы на прием в североатлантическую семью. Турция же – вторая по численности военная машина в НАТО после США. И вряд ли Вашингтон согласится на фоне стоящих перед ним проблем в Ближневосточном регионе, на выбор в пользу Армении и в ущерб своим отношениям с Анкарой. При таком наборе проблем разрыв с Россией не даст армянской стороне никаких зримых преимуществ. Тем паче, что ЕС не будет готов порвать с Баку из-за налаженного энергетического сотрудничества, а в плане жесткой силы Брюссель не компенсирует Еревану потерь от возможного расстройства отношений с Москвой.

Но ведь Россия – это не ОДКБ, и двустороннее партнерство может иметь цену, в то время, как интеграция является фантомом! Аргумент, который часто звучит в дискуссиях на тему армяно-российского взаимодействия. С данным тезисом можно было бы согласиться, принимая во внимания действительно низкую эффективность ОДКБ (кстати говоря, трудно себе представить Армению, готовую втянуться, например, в операции по обеспечению безопасности на таджикско-афганской границе или в Центральной Азии в целом в случае дестабилизации этого региона). Однако в нынешних условиях для Москвы интеграционные проекты на постсоветском пространстве - это важный идеологический символ. Можно рассуждать об эмоционально-психологической составляющей внешней политике РФ, и о том, что старая добрая «двухсторонка» надежнее. Но вряд ли разрыв Еревана с ОДКБ (тем более публичный и жесткий) оставит нетронутым российско-армянское военно-техническое сотрудничество и взаимодействие по другим вопросам. В случае же гипотетического ухода 102-й базы из Гюмри и конфронтации по грузинскому алгоритму, нет сомнений, что мы в итоге получим совсем другой статус-кво в Закавказье. И не факт, что выгодный России и Армении. Таким образом, осознавая все сложности от членства в ОДКБ и низкую эффективность самой этой структуры (а ее повышение не предвидится в ближайшее время, ибо разброс национальных интересов стран-членов Организации слишком велик), надеяться исключительно на собственные силы или чудодейственную помощь Запада не приходится. В сегодняшних реалиях, нравится это кому-то или нет, но сохранение членства в ОДКБ - это сохранение ВТС с Россией. При всех имеющихся издержках и проблемах!

Впрочем, ставя жесткие вопросы перед Ереваном, необходимо ставить не менее острые задачи и перед Москвой. В апреле 2016 года Россия, и лично президент Владимир Путин внесли немалые политические инвестиции в процесс нагорно-карабахского урегулирования. Фактически произошла реанимация трехстороннего переговорного формата (Азербайджан-Армения-Россия) не как альтернативы и конкурента Минской группе ОБСЕ, а как важного дополнения. Но эта растущая роль Москвы означает и новое качество ответственности. Любая эскалация и на «линии соприкосновения» и вдоль армяно-азербайджанской границы будет бить не только по ОДКБ (что тяжело, но можно пережить), но и по России, ее репутации, как игрока, способного «держать ситуацию» под контролем, пусть не полным (таковой был бы просто невозможен), но хотя бы частичным. Как следствие, провоцирование антироссийских настроений внутри Армении, а также попытки найти противовесы Москве в других постсоветских республиках.

Когда в апреле 2016 года шла речь об особой роли России в деэскалации в Карабахе, то возникали вопросы о том, как Минская группа и Кремль будут делить сферы ответственности и функциональную нагрузку. Думается, что инциденты вдоль армяно-азербайджанской границы подсказывают ответ, который, в принципе изначально был более или менее ясен. Минская группа фокусируется непосредственно на Нагорном Карабахе и прилегающих к нему районах, но она не слишком эффективна в деле «замирения» ситуации на международно признанной армяно-азербайджанской границе. Между тем, Москва могла бы предпринять большие усилия для снижения уровня инцидентов именно на «пограничном направлении», которое имеет свои нюансы. Ведь в случае эскалации насилия здесь интеграционные проекты, в которые активно вкладывается Москва, будут неизбежно поставлены под сомнения, и Россия должна будет либо вмешиваться и нести определенный набор издержек, либо пассивно созерцать и получать неизбежные политические потери, а с ними и новый статус-кво, менее выгодный, чем она имеет сегодня.

В этом контексте не кажется экспромтом заявление действующего генсека ОДКБ (он имеет звание российского генерал-полковника и воспринимается многими именно, как представитель Москвы, а не интеграционной структуры), в котором он употребил термин «Нагорно-Карабахская республика». Между тем, 29 декабря, комментируя инциденты вдоль армяно-азербайджанской границы, Николай Бордюжа обозначил позицию следующим образом: «Рассматриваем эти действия на территории государства-члена ОДКБ как провокационные, особенно на фоне достаточно тяжелого инцидента в Нагорно-Карабахской Республике с применением тяжелого вооружения и бронетехники в апреле сего года». Жесткой отповеди со стороны Кремля не последовало. Вряд ли Бордюжа имел в виду признание НКР. Тем паче, проблематично говорить о таких планах в российских высших эшелонах власти. Однако сигнал, отправленный генсеком ОДКБ, можно прочесть, как недовольство Москвы попытками сломать статус-кво в одностороннем порядке силовым способом и без учета российских интересов. Обозначается некий вектор: в случае продолжение этой линии и особенно ее активизация политика Москвы может претерпеть изменения. Линия, знакомая Закавказью еще по событиям 2004-2008 гг. в Южной Осетии и в Абхазии. Сама Россия не будет ломать сложившийся баланс сил, ибо это не соответствует ее интересам, создает дополнительные неоправданные риски. Но если кто-то другой будет играть в эту игру, то право на ответ остается. Совсем не обязательно «здесь и сейчас». Российский истеблишмент не видит необходимости делать жесткого выбора между Ереваном и Баку в сегодняшних условиях (как не делает его и Вашингтон, и Брюссель, и Париж в индивидуальном качестве, как один из членов Минской группы). Но никто не говорит о том, что эта ситуация будет навеки неизменной. И многое здесь зависит не только от Кремля и от его ресурсов. Но то, что зависит в плане сдерживания эскалации, Россия должна делать, в особенности на «пограничном направлении», которому по сравнению с «линией соприкосновения» в Нагорном Карабахе уделяется явно недостаточное внимание.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати