15.04.2009

Элита российского бизнеса: «нормализация» перед кризисом?

Экономическая элита России всегда вызывала множество вопросов и упреков со стороны общественности. Тем не менее, нельзя отрицать, что крупные экономические агенты играют важную роль в развитии российской экономики. На данном этапе выход из экономического кризиса также во многом зависит от успешной деятельности бизнес-элиты, функциональные характеристики которой сложились за годы бурного экономического роста. «Политком.ру» публикует вторую часть беседы (первую часть см. здесь) руководителя департамента Центра политических технологий Алексея Зудина c главным научным сотрудником Института народохозяйственного прогнозирования РАН, доктором экономических наук Яковом Паппэ.

- Перед началом разговора прими поздравления с выходом твоей с Я.Галухиной книги «Российский крупный бизнес, первые 15 лет (экономические хроники: 1993 – 2008 гг.)».

- Спасибо! Действительно, издательский дом ГУ-ВШЭ выпустил ее совсем недавно – в середине апреля. Кстати, наверно, мало кто знает, что мои исследования проблематики отечественного крупного бизнеса начались с заказа, полученного в 1997 г. от ЦПТ.

От ИБГ - к компаниям

- Первая часть нашей беседы была посвящена кадровой динамике отечественной бизнес-элиты в период экономического роста и общеэкономическим выводам, которые можно из нее сделать. Теперь поставим вопрос по-другому: какие новые черты в организации и в поведении появились у отечественного крупного бизнеса в эти годы? Можно ли говорить о какой-то новой модели по сравнению с 90-ми?

- На мой взгляд, для этого есть все основания. Я неоднократно писал о фундаментальном сдвиге, который произошел в российском крупном бизнесе в 2000-е гг. Но для того, чтобы дать ему точную характеристику, нужно отдельно рассмотреть то, что происходило с бизнес-структурами (в теории их именуют экономическими агентами) и с их хозяевами – физическими лицами.

Если говорить о бизнес-структурах, то новизна 2000-х гг. определяется двумя моментами: смена основного субъекта российского крупного бизнеса и его интернационализация. Типичный субъект российского крупного бизнеса в 90-е гг. - интегрированная бизнес группа (ИБГ). Более распространенное, но менее точное название – финансово-промышленная группа. ИБГ – это многоотраслевой и многосекторный конгломерат, состоящий из промышленных предприятий, банков, торговых сетей, земельных участков и прочее и прочее. Структура собственности, управления и финансовых потоков в ИБГ сознательно запутана и принципиально непрозрачна для внешнего наблюдателя. Смысл деятельности ИБГ – приобретение наиболее доходных или наиболее недооцененных предприятий любой специализации, консолидация генерируемых ими финансовых потоков и их использование для новой экспансии. Производственная эффективность этих предприятий, их позиции на профильных рынках или иные конкурентные преимущества – глубоко на втором плане. Основной доход собственников ИБГ – часть выручки, негласно (хотя формально законно) переправляемая со счетов предприятий в персональные карманы.

Типичный субъект 2000-х – компания. Это совокупность нескольких предприятий, связанных между собой технологически либо производящих одну и ту же или близкую продукцию. Смысл деятельности компании – удержание и усиление позиций на профильных рынках за счет повышения производственной эффективности или иных конкурентных преимуществ. Основной доход собственников компании складывается из доли прибыли, направляемой на дивиденды, и роста курса акций. И тот, и другой источники являются открытыми.

Что же касается ИБГ, то наиболее крупные и известные из них не распались, а превратились в холдинги – держателей пакетов акций компаний, иногда контрольных или блокирующих. Роль ИБГ заметна при создании новых компаний, их слиянии и поглощении, но в реальном управлении производства товаров и услуг они не участвуют.

- Сдвиг существенный и достаточно бесконфликтный. За сколько лет он произошел?

- На мой взгляд, он уложился всего в четыре года: 2000-2003 гг. Никаких драматических событий при этом не происходило. Было лишь обычное вытеснение части собственников, оказывавшихся при укрупнении бизнесов маргинальными. Главной причиной сдвига было то, что в условиях начавшегося роста сырьевых цен в мире и экономического подъема в стране мы оказались вовлеченными в процесс финансовой глобализации. Иначе говоря, на Россию обратили внимание игроки мировых финансовых рынков, на которых тогда имелось много «дешевых» денег. Иностранцы были готовы в больших объемах давать кредиты, покупать облигации и акции отечественных бизнес-структур. Последним это давало ресурсы, необходимые для развития. А их хозяевам позволяло получить объективную оценку состояния и легальные доходы, несравненно более высокие и защищенные от политических рисков по сравнению с кривыми схемами 90-х гг. Однако все это превращалось в реальность только для тех субъектов, которые имели стандартную для международного инвестора форму, каковой много десятилетий является именно компания.

Определенную роль, вероятно, сыграло и стремление государства увеличить собираемость налогов и навести порядок, разобравшись в том, кто у него чем владеет и за что отвечает. Но этот фактор, на мой взгляд, был второстепенным, он просто наложился на взаимный интерес российского крупного бизнеса и международных инвесторов. Возник своего рода «консенсус на фоне подъема», когда небольшое увеличение доли государства в быстро растущем «пироге» не вызывает никакого дискомфорта у остальных вовлеченных сторон. Правда, есть одна оговорка. Публичность, прозрачность, участие иностранных инвесторов в капитале дают основные выгоды и преимущества в периоды подъемов. С другой стороны, именно для построенной по всем современным канонам компании больше опасность «заиграться» - набрать слишком много кредитов, купить не очень нужные активы, расти слишком быстро. В кризис за все это приходится отвечать, иногда очень жестоко. Но то, что капитализм штука циклическая известно давно, и никто не создает настоящий крупный бизнес в расчете на один цикл.

Интернационализация

- Ты уже перешел к интернационализации российского бизнеса и описал один из ее аспектов.

-Для нас интернационализация, это, во-первых, многомиллиардные кредиты иностранных банков, столь масштабные выпуски еврооблигаций, а также покупки акций отечественных компаний международными портфельными инвесторами. Подчеркну – портфельными, то есть, вообще говоря, пассивными, ориентированными на получение дохода от роста курса акций в будущем. Во-вторых, - это приход инвесторов стратегических, которые строят в стране новые предприятия, покупают уже существующие предприятия целиком и(ли) покупают достаточно большие пакеты акций предприятий или компаний, позволяющие оказывать существенное и постоянное влияние на их деятельность. Их вложения на языке экономистов именуются прямыми иностранными инвестициями.

Отношение к прямым инвестициям в обществе разное. Одни видят в этом «продажу родины» и просто ругаются, либо выделяют все новые куски национального хозяйства, куда доступ иностранных стратегических инвесторов ограничивается по соображениям национальной безопасности, реальной или мнимой. Другие считают прямые инвестиции важнейшим фактором модернизации страны и сетуют на их малые объемы по сравнению с Китаем, Бразилией, странами ЦВЕ и т.д. Ряд чиновников и политиков, судя по их высказываниям, придерживаются обеих точек зрения сразу. А я постараюсь описать фактическое положение.

Во-первых, есть отрасли, где иностранцы уже доминируют, и эта ситуация в обозримом будущем сохранится. Это табачная, пивная, соковая и целлюлозно-бумажная промышленность. Здесь и технологии, и оборудование, - практически полностью иностранные. Кроме того, в соковой и табачной промышленности доминирует иностранное сырье, а в табачной и пивной наивысшее качество и престиж связаны с иностранными брендами. Поэтому нет ничего удивительного и деструктивного в том, что в указанных отраслях в России те же лидеры, что и во всем мире – BAT, Inbew, Pepsi-Cola и пр.

-Целлюлоза и ряд сопутствующих товаров – традиционные предметы советского экспорта. Там еще были круглый лес и доска. Давало ли это какие-то конкурентные преимущества?

- В целлюлозно-бумажной отрасли есть свои особенности. Здесь возможности компаний на мировом рынке в настоящее время во многом определяются их отношениями с «зелеными», которые объявляют производителя или торговца «экологически ответсвенным» или «экологически безответсвенным». К России они относятся с априорным подозрением (к сожалению, часто обоснованным). Поэтому, скажем, у Ilim Pulp и Светлогорского ЦБК больше шансов на успешное развитие в составе мирового лидера International Paper, чем под контролем российских предпринимателей.

Ключевые позиции занимают иностранцы и в таких подотраслях, как производство бытовой техники, растительного масла, овощных консервов. Здесь в постсоветский период мировые лидеры либо просто крупные компании с широкой географией построили с нуля либо радикально модернизировали не один десяток предприятий. Наконец, напомним о хорошо известном – начавшемся несколько лет назад буме строительства автосборочных предприятий.

Что касается финансового сектора, то «дочками» иностранцев стало большинство серьезных отечественных инвестиционных компаний, и по мнению, широко распространенному среди экспертов, их судьбу разделят и страховщики. У банкиров ситуация противоположная – по разным показателям доля иностранцев в отечественном секторе составляет 15-25%, и увеличения никто не ожидает.

- Еще один канал включения в мировую экономику можно сформулировать в виде слогана: «Russia goes global». Это внешнеэкономическая экспансия крупных российских компаний за пределами СНГ. Последнее принципиально важно, потому что СНГ и в целом бывший СССР – вроде бы естественная среда для наших предпринимателей.

- Лидерами экспансии в дальнее зарубежье на сегодня являются опять-таки черные металлурги. Из шести основных компаний отрасли три имеют серьезные активы и в Западной Европе, и в США. Около 20% черной металлургии США куплено российским бизнесом. Правда, восторги по этому поводу должны быть не слишком громкими. Янки никогда не волновались по поводу того, кто владеет их заводами, производящими сталь, видимо, потому что не считали это главным бизнесом Америки. Несколько десятилетий назад ключевыми игроками в черной металлургии США были японцы. А сейчас, думаю, один индус Лакшми Миттал купил больше американских заводов, чем все русские.

- Сравнивать лучше на двух «линейках». Первая – советская: это сравнение с 1913 годом, себя с самим собой. Вторая – сравнение с другими. И по второй «линейке» принципиальных изменений немного. Хотя все-таки в предкризисный период в число ведущих компаний мира попали и Газпром, и Роснефть.

- Если брать рейтинги компаний по капитализации (суммарной стоимости акций), то действительно только Газпром и Роснефть. Но по содержательным критериям их значительно больше: ОК «Русский алюминий» до кризиса – вторая компания в мире в своей подотрасли, «Норникель» - крупнейший производитель никеля и палладия и серьезный игрок на рынках других металлов платиновой группы, а также меди. Есть также в разы меньшая государственная компания «ВСМПО-Ависма», которая, тем не менее, является мировым лидером титановой промышленности. Без титанового листа и изделий из него не летают ни Боинги, ни Эйрбасы. А рядом с Роснефтью я бы поставил ни в чем не уступающий ей Лукойл. Просто его акции в 2007-2008 гг. были менее модными среди спекулянтов.

- Ты пока не говорил о внешней экспансии нефтяников и Газпрома. А ведь с них все и начиналось, причем еще в 90-е.

- Из нефтяников серьезные активы за пределами СНГ имеет только упомянутый выше Лукойл. Это НПЗ в Болгарии, Румынии и (с нынешнего года) Италии, а также крупные сети АЗС в Европе, США (и там, и там несколько тысяч) и Турции. Газпром также имеет активы в десятках стран, он пытается докупить все, что нужно для обеспечения эффективности своей основной деятельности. Где-то ему это удается, где-то заставляют отступить иностранные конкуренты или правительства, все это нормально, рутинно и не слишком интересно. Лукойл, а тем более Газпром – гиганты и ведут себя по-гигантски.

Гораздо интереснее, например, то, что производственные активы на Западе покупают небольшие по мировым меркам машиностроительные компании. Они приобретают родственные иностранные предприятия, надеясь с их помощью совершить качественный рывок в развитии, получить доступ к новым технологиям (и производственным, и управленческим, и маркетинговым), модернизировать свой модельный ряд и т.д.

- То есть на внешних рынках активно себя ведет не только крупный, но и средний бизнес?

- Точнее средне-крупный, для которого основной мотив приобретения иностранных активов – не текущая доходность, а шанс на развитие. И уж совсем особый случай – строительные компании. На середину 2008 года российские строители, согласно их заявлениям, приступили к реализации не менее десятка зарубежных проектов. Разброс стран от Франции до Черногории и Турции. Заметим, что по большинству из этих проектов проводились международные конкурсы. Это доказывает, что российские строители способны по крайней мере продемонстрировать европейский технологический и организационный уровень. Конечно, теперь, когда пришел кризис, совершенно непонятно, сколько из начатых проектов будет реализовано. Тем более неясно, сколько из реализованных проектов окажется прибыльным. Экспансия строителей – пока скорее «выставочный» случай, более важный с точки зрения не экономики, а имиджа. Но все равно это интересно.

- С учетом не очень хорошей репутации, которую они имеют внутри страны.

- Репутацию хуже, чем у строителей у нас имеют, пожалуй, только автомобилестроители.

Новые отношения с государством

- Теперь поговорим о новых чертах поведения не крупных бизнес структур, а их хозяев - предпринимателей. Здесь наиболее очевидное изменение, произошедшее в 2000-е гг., это принципиально новая модель отношений с государством. По этому поводу сказано уже было более чем достаточно. На мой взгляд, кратко эту модель можно описать следующим образом. Первое – деполитизация, и это, похоже, общепризнанно. Второе, с чем согласятся, может быть, не все – это интеграция собственников и руководителей крупных компаний и групп в инициируемый и поддерживаемый государством «режим консультаций». Название условное, но достаточно прозрачное. Консультации и согласования заняли место лоббизма 90-х годов, политизированного и часто сопряженного с прямым давлением. Третье – повышение роли ассоциаций в отношениях бизнеса и государства. Повышение относительное, не очень большое, но, тем не менее, состоявшееся.

- Эту твою «триединую формулу» я читал и слышал неоднократно. Принципиальных возражений не имею. И считаю, что тебе удалось достаточно адекватно сформулировать суть перемен в этой области. Но хочу зафиксировать различия в наших позициях.

Консультации – на мой вкус, слишком благостное слово. Оно может пониматься в том числе, как равенство сторон, партнерство, совместная выработка решений. Ничего этого в 2000-е гг. не было. Власть рассматривала бизнес элиту (и любую другую социальную группу) не как партнеров, а как ресурс или инструмент своей политики. Иначе говоря, как подданных. Этим подданным позволено в установленном порядке безопасно высказывать практически любые мнения о складывающейся ситуации и проблемах (своих, а также общих), обращаться с просьбами и предлагать варианты решений. Однако к реальному процессу принятия решений они не допускаются, а нарушение этого запрета карается репрессиями. Поэтому мне ближе другая формулировка: в 2000-е гг. лоббизм был заменен «режимом челобитных».

Добавлю, что на фоне почти 10-и лет достаточно быстрого и уверенного роста это всех устраивало. Пирог быстро рос, и как его не дели, всем хватало. Это тривиально и об этом тоже пишут, но не часто. То есть у бизнес элиты не было серьезных стимулов для того, чтобы не подчиняться возросшей мощи государства и начинать выяснять отношения. Соответственно, у государства не было повода для репрессий против нее за исключением нескольких, правда, очень громких случаев. Это был отнюдь не «кладбищенский покой» и даже не «водяное перемирие», а симбиоз на фоне благополучия.

- Консультации, насколько мне известно, это просто обмен мнениями, никого ни к чему не обязывающий. Хорошо, когда они есть. Утверждение, что государство начинает относиться к бизнесу как к ресурсу и инструменту своей политики, конечно, всего спектра отношений не охватывает, но для обозначения ведущей тенденции вполне подходит. Насколько адекватен «режим консультаций» для отношений государства и бизнеса? Думаю, это тема для отдельного и долгого разговора. Но для отношений какого-то другого типа одного желания мало, нужна внутренняя готовность, причем не только двух непосредственных участников, но еще и третьей стороны, которая косвенным образом в эти отношения вовлечена – общества.

Карьерные траектории и мотивы

-Еще одна тема: карьерные траектории и мотивы элиты бизнеса – насколько они изменились за годы благополучия? Для «звезд» 90-ых гг. основным типом карьерной траектории, на мой взгляд, был вертикальный взлет. Получив в результате приватизации или иным способом ценный актив, продемонстрировав хотя бы минимальную компетентность в управлении им и жестко оттеснив других претендентов, предприниматель сразу входил в число «великих». Чаще, правда, это был не один предприниматель, а небольшая команда из двух-пяти человек. В борьбе с конкурентами широко использовался не только административный ресурс, но и криминальные методы. Но, похоже, что у тех, кто вошел в первый и второй ряд элиты бизнеса в 2000-е, предпринимательская карьера была иной – более плавной и менее конфликтной.

- В первой части беседы это было продемонстрировано на примерах из черной металлургии. Приведу еще один характерный случай из близкой отрасли – это Д.Пумпянский. В 90-е гг. он был хозяином крупного трубного завода на Урале – Сенарского. В начале 2000-х передал его в состав созданной С.Мельниченко и С.Поповым Трубно-металлургической компании в обмен на треть ее акций. Затем в течение нескольких лет выкупил доли своих партнеров, стал единоличным хозяином и, наконец, провел IPO. Безконфликтность процесса доказывается тем, что принадлежащий Мельниченко и Попову МДМ-банк и финансировал выкуп, и кредитовал производственную деятельность компании.

Другой тип «плавной» карьеры показал М.Болотин – создатель одной из ведущих машиностроительных компаний под названием Концерн «Тракторные заводы» с объемом продаж более миллиарда долларов. Начал он с покупки акций Чебоксарского завода «Промтрактор», затем в течение длительного времени докупал поодиночке новые предприятия. В середине 2000-х поглотил своего основного конкурента – компанию «Агромашхолдинг» и стал бесспорным лидером отрасли. Однако, во-первых, «Агромашхолдинг» был все же значительно меньше «Тракторных заводов», а во-вторых, его выкуп у старых акционеров произошел ко взаимному удовольствию сторон и по рыночной цене.

- Теперь о мотивах. В 90-е гг. доминировало представление о том, что карьера предпринимателя - наиболее быстрый, надежный и открытый для многих путь к успеху и процветанию. Во многом так оно и было. Но предпринимательство утвердилось не просто как наиболее престижное занятие, а как безальтернативная социальная норма. Короче, «бизнес – это наше все», причем – для всех. В бизнес шли не только те, кто имел к этому склонность или чей приход был предопределен предыдущей профессиональной деятельностью. Много было и тех, кто просто стремился к самовыражению и искал для этого наиболее приемлемый способ. И после того, как предпринимательство исчерпывало себя в качестве сферы самовыражения, они задумывались о самовыражении в какой-нибудь другой области, с использованием приобретенных ресурсов. Существует мнение, что в 2000-е ситуация принципиально меняется. В бизнес идут и успеха там достигают во все большей мере те, кто ориентирован и мотивирован на длительную работу именно в данной сфере. У прочих появилась возможность для карьеры и самовыражения в других областях, которые стали возвращать себе высокий социальный статус. Можем ли мы подтвердить или опровергнуть это мнение на основании нашего анализа?

- Напомню: предмет нашей беседы - не те, кто пришел в бизнес в 2000-е гг., а те, кто в это время достиг там наибольшего успеха. Как уже говорилось, большинство из них начали предпринимательскую карьеру в 90-е. Поэтому ни опровергнуть, ни подтвердить указанное мнение мы не можем. Могу высказаться по более частному случаю: гипотеза об отделении предпринимательской сферы от административно-политической подтверждения не получила. По моим оценкам, в 2000-е гг. нет радикальных изменений в интенсивности потока, идущего из бизнеса в Федеральное Собрание. Число членов Совета Федерации, добившихся в прошлом предпринимательского успеха (включая и собственников, и топ-менеджеров) в течение ряда лет варьирует от 30 до 40 человек, а среди депутатов Государственной Думы таких намного больше. У журнала «Финанс» свои оценки. Среди примерно 400 предпринимателей, включенных ими в рейтинг самых богатых – 16 членов Совета Федерации и 19 депутатов Государственной Думы. Не уменьшилась, на мой взгляд, и интенсивность обмена кадрами между бизнесом и исполнительной властью.

- Можно привести ряд соображений в пользу гипотезы об усилении чисто предпринимательских мотиваций у бизнесменов. Во-первых, «обмен кадрами» между бизнесом и властью не затрагивает самые высокие позиции ни там, ни там. Фигуры уровня Потанина и Березовского теперь из бизнеса не уходят.

- Не могу согласиться. Напомню о членах Совета Федерации С.Керимове, С.Пугачеве, Д.Ананьеве, депутатах Думы А.Скоче, С.Петрове, Б.Зубицком.

- Во-вторых, люди, превратившиеся из предпринимателей в чиновников, теперь, в отличие от 90-х, реально порывают со своим прошлым. По крайней мере, на время своей новой работы.

- Это так, и причина достаточно очевидна. В 2000-е гг. в исполнительную власть, в отличие от законодательной, рекрутируются люди далеко не из бизнес элиты. Для них позиция рангом министра или замминистра означает карьерный взлет, открывающий совершенно новые перспективы. А это значит, что при таком кадровом перетоке происходит всего лишь перенос предпринимательской компетенции в административную и политическую сферу.

- Согласен. Даже очень крупные предприниматели, ставшие депутатами или сенаторами в 2000-е гг. едва ли могли использовать свой пост для того, чтобы обеспечить своим компаниям необоснованные конкурентные преимущества или возможности экспансии. Они могли лишь помочь им защищаться от некорректных действий конкурентов или властей, что, вообще говоря, вполне нормально и не только у нас в стране. Во всем мире крупный бизнес, начиная с некоторого уровня, просто вынужден плотно взаимодействовать с государством и как-то позиционировать себя в политическом пространстве. Просто формы этого взаимодействия в разных странах разные и далеко не везде предполагают прямое представительство.

«Тихая» публичность

- Наш разговор позволяет выделить в элите бизнеса еще одно качественное изменение. Многие из обсуждавшихся частных предпринимателей, вошедших в первый или второй ряд элиты в 2000-е годы, не являются публичными в старом смысле.

- Что значит непубличные? А я о них откуда узнал? О каждом имеются сотни упоминаний в самых авторитетных СМИ, и каждый, вероятно, дал уже не один десяток интервью.

- Ну, «интервью интервью – рознь». Под авторитетными СМИ, ты, вероятно, имеешь ввиду качественную деловую прессу, внимание которой гарантирует широкую известность, но в узких кругах?

- Все равно, не согласен. Возьмем В.Рашникова – владельца Магнитогорского металлургического комбината. Он настоящий «отец города». Владеет городской хоккейной командой, и вывел ее в число национальных лидеров, строит горнолыжный курорт в окрестностях и сам там катается, естественно, поддерживает всю социальную сферу. Все это громко, открыто и с гордостью.

- А в «своей» - Челябинской - области он столь же влиятелен?

- Отнюдь нет. И даже среди местных предпринимателей он всего лишь первый среди равных.

- Партии создавал? Громкие заявления о поддержке одних политических сил против других делал? Какие-либо политические, социальные или благотворительные проекты за пределами области реализовывал?

- Не было или, по крайней мере, мне об этом ничего не известно.

- Вот это я и называю новой «тихой» публичностью. Подчеркнутая аполитичность, социальная активность и благотворительность сосредоточены либо на ключевых с точки зрения бизнеса территориях, либо на официально одобренных властью направлениях. Хорошо, что ты упомянул Рашникова, его естественно сравнить с В.Лисиным, чей взлет состоялся еще в 90-е годы. Лисин не только хозяин города, но и рядоположен с главой администрации области. А в какой-то момент говорили и о его собственных губернаторских планах, непонятно, правда, насколько обоснованно.

- Ну, положение Лисина в Липецкой области легко объяснить естественными причинами. НЛМК – единственное по-настоящему крупное предприятие на ее территории. Однако у Лисина есть и интересы, далеко выходящие за рамки и области, и экономики. Он президент Стрелкового союза России, профессор Академии Народного Хозяйства при правительстве РФ и издатель достаточно известной московской газеты (под названием «Газета»).

-А что можно сказать о публичности А.Абрамова и А.Фролова, создателей и совладельцах Группы Евраз?

- Единственный известный мне случай их выхода за пределы собственно бизнеса – делегирование в 2003 году в Государственную Думу вице-президента компании О.Аршбы (по списку «Единой России», в 2007 г. избран вторично). В принципе, они могут быть одним из примеров публичности нового типа. Но у Абрамова и Фролова просто нет естественной точки для локализации общественной активности, поэтому нет и самой активности. Выраженного территориального центра у компании не существует, основные предприятия расположены в Свердловской и Кемеровской областях. При решении социальных вопросов Э.Россель, и А.Тулеев предпочитают вступать в кооперацию не с собственниками компаний, а непосредственно с менеджментом заводов. Кроме того, Абрамов и Фролов – собственники внешние, не связанные кровно ни с отраслью, ни с регионами, в которых работают. Таким образом, с одной стороны, у них нет естественного места в социальном пространстве, а с другой – к ним не предъявляется из него никаких требований.

Более показателен пример Болотина, которого мы уже упоминали. В Чебоксарах, где расположены два важнейших завода его компании и ее штаб-квартира, он практически неизвестен среди горожан, в том числе среди образованной публики. Люди знают, что заводы скуплены какими-то москвичами, привычно поругивают за это президента республики Чувашии и не более того.

- Исключением может быть А.Усманов. Это фигура не только известная, но и, пожалуй, громкая, благодаря своим благотворительным акциям и покупкам «сенситивных» СМИ. Один «Коммерсант» чего стоит. Но при всем этом он производит впечатление человека, который публичности, возможно, сторонится. Скорее, это она его преследует.

- Не уверен. Особенности истории семьи Усманова говорят, что человек готов к публичности, она для него важна, в том числе чисто личностно. Если бы он не хотел известности, не стал бы одним из основных инвесторов русскоязычного интернета, не выкупил бы у иностранцев права на Чебурашку и не подарил бы ВГТРК. Если бы не стремился к международному статусу, не покупал бы блокирующего пакета акций английского футбольного клуба «Арсенал» и не стал бы президентом Европейской конфедерации фехтования.

- Вот и получается, что публичность представителя первого или второго ряда экономической элиты естественно вырастает из статуса в бизнесе, стоит только захотеть его продлить и обозначить в какой-то другой области. И те, кто основных успехов достиг в 2000-е гг., делают выбор в пользу «негромкой» публичности, в которой преобладают социальные, а не политические сюжеты. Если брать благотворительные акции, то они по большей части стали государственно или патриотически-ориентированными …

- Или это регионально-ориентированная благотворительность, когда объектом выступает территориальная база крупных компаний.

- Интересно, что «новая публичность» российской бизнес-элиты в гораздо большей степени соответствует традиционному западному стандарту, чем та, которая была в 90-х, и которая была слишком уж тесно связана с политикой. А вот патронаж бизнесменов над спортом сближается с публичностью, которую избирает часть путинской административной элиты: руководители силовых ведомств и крупные фигуры из гражданского блока стали патронами в спортивных обществах.

«Негромкое богатство»?

- Логично предположить, что для тех, кто достиг своих главных успехов в 2000-е гг. кроме «тихой» публичности похоже характерно и «негромкое» богатство …

- Поясни.

- Преобладающий тип поведения успешного бизнесмена 90-х - это потребление напоказ, типичное для «нуворишей». Поэтому - вопрос: в какой степени для бизнес элиты «нулевых» характерна и иная модель личного потребления и распоряжения богатством?

- А у меня – встречный вопрос: не слились ли в наших воспоминаниях о 90-х принципиально разные герои: бизнес элита и, условно говоря, «малиновые пиджаки». На мой взгляд, именно последние в силу своей численности и формировали общее впечатление. Но ни по-настоящему богатыми, ни тем более состоятельными «малиновые» не были и исчезли также быстро, как и появились. Если говорить о первом ряде элиты 90-х, то представления о ее демонстративном, расточительном потреблении сложились из сообщений в СМИ о двух-трех фигурах – Абрамовиче, Прохорове, может быть, Потанине (другие известные в то время герои «демонстративного потребления» - Г.Стерлигов, О.Бойко, М.Живило – к первому ряду никак не относились). Но большинство из первого ряда элиты, насколько мне известно, реализовывали другую модель - высокое, но непубличное потребление, связанное с «благородными» занятиями: спорт (включая экстремальные виды), охота, путешествия. Был и пример демонстративного аскетизма – Богданов, проживающий с семьей в своей полученной еще в советское время квартире в Сургуте.

«Люди 90-х» своей модели потребления не изменили. Среди тех, кто главных успехов достиг в 2000-е, доминирует, насколько я понимаю, модель высокого, но непубличного потребления. Но, по крайней мере, на страницах печати, С.Полонский (MIRAX GROUP) и С.Галицкий (сеть «Магнит») успешно продолжают традиции Прохорова и Абрамовича. Говорят, что сейчас моду на «скромность в быту» формирует власть. Судя по тому, что известно о потребительском поведении некоторых чиновников, здесь еще очень и очень многого предстоит добиться. Поэтому о смене модели потребления как новой характеристике российской бизнес элиты, я бы не говорил.

«Нормализующаяся» элита на пути к кризису

- Похоже, ты прав. Реальная модель потребления не поменялась, но определенно изменилась норма: стилистическое превращение Германа Стерлигова, обратившегося к «аскезе», выразительно это подтверждает. Попробуем подвести итоги. Можно сказать, что в «нулевые» у нас появилась новая элита бизнеса, не столько по составу, сколько по повадкам. И во многом эта новизна была обеспечена адаптацией к изменившемуся политическому контексту. Основные составляющие сформировавшейся обобщенной модели успешного бизнесмена следующие:

- траектория предпринимательской карьеры – плавный рост;

- основной предполагаемый мотив – «бизнес ради бизнеса», а не «бизнес ради чего-то еще»;

- отсутствие политических амбиций, вхождение во властные структуры и политическое пространство исключительно для защиты интересов своего бизнеса;

- благотворительность в сферах, одобряемых государством;

- «негромкая» публичность, отказ от демонстративной роскоши.

- Про обобщенную модель спорить не буду. Но вот какая это модель – дескриптивная, то есть описывающая доминирующую тенденцию, или нормативная, то есть фиксирующая доминирующее представление о «должном»? Или нормативная в другом смысле – наиболее предпочтительная для власти и навязываемая ею бизнес элите? И входят ли в эту предпочтительную для власти модель и некоторые другие составляющие кроме тех пяти, которые ты назвал. Например:

- запрет на участие в любых дискуссиях кроме чисто экономических;

- запрет на публичное отстаивание своих позиций, если у представителей власти другое мнение;

- запрет на поддержку современных в западном смысле структур гражданского общества (правозащитные, экологические, локально-протестные);

- «добровольное налогообложение» в виде различного рода частно-государственного партнерства;

- финансирование контролируемой и одобряемой властью системы неофициальных доплат чиновникам и силовикам (прямо никак не связанной с коррупцией).

- Прости, но не вижу разницы: если «нормативная» модель реализуется на практике, она превращается в «дескриптивную». На мой взгляд, проблема в другом: кто был инициатором смены модели, точнее, какие ее характеристики появились в результате внутренней эволюции самого делового сообщества, а какие возникли в результате внешних стимулов. Но есть еще один важный вывод, рядоположенный тому, который мы сделали, когда обсуждали изменения в кадровом составе элиты бизнеса. А именно: вектор изменений в поведении бизнес-элиты (со всеми оговорками) свидетельствует о приближении к нормальному предпринимательству, а не удалению от него.

- Естественно!

-Для тех, кто занимается предметом специально – это естественно, но у нас постоянно говорится, что бюрократы ассимилируют бизнесменов, что предпринимательская мотивация и энергия гаснет, что государство все душит. Так вот, именно такой «нормализующейся» - но пока еще не вполне «нормальной» - предпринимательской элите придется проходить испытания новым экономическим кризисом. Как поведет себя элита «нулевых» годов в новых условиях, как будут - и как могут - меняться ее отношения с государством, об этом имеет смысл поговорить отдельно.

Подготовила Ольга Мефодьева

Версия для печати