08.02.2016 | Алексей Макаркин

Северный Кавказ: суфии vs. салафиты

На Кавказе резко обострились противоречия между сторонниками «традиционного» (суфийского) и «нетрадиционного» (салафитского) ислама. В Ингушетии глава республики Юнус-бек Евкуров требует отставки муфтия Исы Хамхоева, который является решительным противником салафитов. Чеченский лидер Рамзан Кадыров, напротив, активно поддерживает этого муфтия. В Дагестане борьба идет за контроль над мечетями, в которых молятся салафиты.

Впрочем, о «традиционности» суфиев можно говорить весьма условно – скорее, они традиционны для современного Северного Кавказа с учетом его исторических особенностей. Если суфии широко используют в своей практике сложившиеся за многовековую историю ислама и привычные для верующих обряды, то салафиты считают их позднейшими наслоениями, искажающими ислам, и требуют возвращения к его истокам.

Ингушетия: жесткое противостояние

В Ингушетии насчитывается 70 мусульманских общин. 60 являются суфийскими и подчиняются муфтияту республики. 10 не входят в структуру ДЦМ (Духовного центра мусульман) Ингушетии и являются, главным образом, салафитскими. Светские власти республики признают за салафитскими проповедниками равные права с суфийским духовенством – в отличие от Чечни, где салафизм официально запрещен (там салафитов называют «ваххабистами» - искаженное «ваххабиты» – и приравнивают к врагам России, основываясь на опыте военных действий конца 1990-х годов).

В Ингушетии, как и в Чечне, во главе муфтията стоят представители суфийского тариката (братства) кадирия. В свою очередь, ключевой фигурой среди их оппонентов является Хамзат Чумаков, с 2008 года являющийся имамом мечети в своем родном в селе Насыр-Корт Назрановского района. Он широко известен не только в Ингушетии, но и среди мусульман других регионов своими выступлениями с критикой коррупции и других общественных проблем (он имеет репутацию борца с несправедливостью, его называют «Хамзат-Правдоруб»). Проповедник осуждает как некоторые практики «традиционного» ислама, так и деятельность запрещенного в России ИГИЛ. 14 сентября 2010 года на Чумакова было совершено покушение - в результате подрыва автомобиля он получил тяжелое ранение, был госпитализирован в институт Склифосовского в Москве, где ему ампутировали ногу. Однако затем имам вернулся к исполнению своих обязанностей.

Чумаков опирается на поддержку влиятельного в Ингушетии тейпа Евлоевых, к которому сам принадлежит: первые религиозные уроки он получил у известного ингушского богослова Хусейна Евлоева, а завершил религиозное образование в египетском университете Аль-Азхар. Предшественником Чумакова в качестве имама был еще один представитель семьи Евлоевых – Суламбек.

В свою очередь, суфийское руководство муфтията опирается в Насыр-Корте на конкурирующий с Евлоевыми тейп Оздоевых. 4 июня 2015 года в селе произошел конфликт между представителями этих тейпов, в результате которого была открыта беспорядочная стрельба из автоматического оружия. 5 июня конфликт произошел уже в самой мечети с участием муфтия Ингушетии Исы Хамхоева. Поводом для этих событий стал отказ Чумакова проводить обеденную коллективную молитву после пятничного намаза. Эта обрядовая традиция оспаривается салафитами, считающими, что она противоречит «чистому исламу» (как и многие другие, к которым привыкли верующие). Хамхоев потребовал ее соблюдать.

Позднее Хамхоев заявил, что муфтият не назначал Чумакова имамом и призвал его уступить свое место назначенному ДЦМ Рустаму Чахкиеву, опирающегося на ресурс Оздоевых. Чумаков и тейп Евлоевых отвергли это требование.

После инцидента глава республики Юнус-бек Евкуров заявил, что на время разрешения конфликта мечеть в селе будет закрыта. Тем не менее, 11 июня решение о закрытии мечети было отложено, ее имамом остался Чумаков, что означало поражение суфиев. Пятничная молитва в мечети 12 июня с участием Евкурова прошла спокойно. Характерно, что в ней участвовал известный в республике религиозный деятель Иса Цечоев, которого в муфтияте считают одним из лидеров салафитов. Евкуров и Цечоев призвали собравшихся к миру и сдержанности, а Чумаков поблагодарил выступавших за сказанное мудрое слово. Внешнюю идиллию нарушало лишь отсутствие на молитве муфтия Хамхоева и лидера суфиев Насыр-Корта Магомеда-Башира Оздоева. Впрочем, Хамхоев в это время находился с визитом в Катаре, а затем публично поддержал разрешение спора, не желая идти на «лобовой» конфликт с главой республики.

Однако исход противостояния в Насыр-Корте привел к ухудшению отношений между Евкуровым и Хамхоевым. 26 декабря Евкуров на своей странице в Instagram подверг критике деятельность ДЦМ республики и предложил муфтияту принять отставку муфтия Исы Хамхоева. Причиной этого он назвал реакцию ДЦМ на июньский конфликт в Насыр-Корте, которая «подрывает авторитет официального духовенства». В ответ на предложение Евкурова ДЦМ заявил, что не желает отставки Хамхоева. Сам Хамхоев отметил, что у ДЦМ ест¬ь устав, принятый в соответствии с шариат¬ом и не противоречащий законам и конституц¬ии. По этому уставу, выборы и отставку муфтия должны ¬проводить имамы населенных пунктов республики. Имамы населенных пунктов также выразили несогласие с решением главы региона об отставк¬е муфтия, переизбранного год назад их ед¬иногласным мнением. Присутствовавшие старейшины призвали гла¬ву региона и муфтия к единению и дальней¬шей плодотворной работе во благо республ¬ики. Когда встреча в муфтияте завершилась, Евкуров з¬аявил, что остается насчет Хамхоева при своем мнении.

27 декабря Хамхоев на странице республиканского ДЦМ в Facebook заявил: «В нашей республике множество случаев, когда определенная группа людей, обвиняя общину села в неверии и нововведениях..., строит отдельные мечети и отделяется от общего джамаата. Люди с подобными убеждениями ни в коем случае не должны получать поддержку наших граждан, тем более от властей. Но, к сожалению, наблюдается другая картина, им даже платят заработную плату. Это мина замедленного действия, которая в конце концов может привести к кровопролитию в обществе». Это означает, что муфтий не только не отказался от своей позиции в отношении салафитов, но и демонстративно ее высказал, несмотря на явное недовольство Евкурова. Таким образом, под угрозой оказался авторитет главы республики – столь серьезный конфликт между ним и муфтием беспрецедентен для современной Ингушетии. Тем более, что в последующем поддержку Хамхоеву высказали представители ряда тейпов, в состав которых входят суфии.

Вмешательство Кадырова

Хамхоев мог чувствовать себя столь уверенно не только потому, что опирался на имамов-суфиев. Он мог апеллировать к самому влиятельному в России представителю кадирийского тариката – главе Чечни Рамзану Кадырову. В последнее время Кадыров резко усилил свою публичную активность, позиционируя себя как защитник российской власти от либеральной оппозиции и открыто угрожая ее лидерам. При этом на Кавказе Рамзан выступает в качестве поборника идей «традиционного» ислама, причем не только в Чечне, но за ее пределами, то есть претендует на роль покровителя всех суфиев региона.

2 февраля в Грозном состоялся многотысячный маджлис (собрание) последователей накшбандийского и кадирийского тарикатов из Чечни, Ингушетии, Дагестана и других регионов. В нем приняли участие Рамзан Кадыров, муфтий Чечни Салах Межиев, муфтий Ингушетии Иса Хамхоев, устаз (духовный наставник) кадирийского тариката Ибрагим Белхороев, имамы из Чечни и Ингушетии, другие представители суфийского ислама. По итогам маджлиса представители суфизма Северного Кавказа приняли жесткую резолюцию против «ваххабистов». В частности, маджлис объявил недействительными любые решения, которые приняты советами или форумами по вопросам теории и терминов ислама, если в эти советы входил или входит хотя бы один последователь ваххабизма. Не признаются решения по вопросам суфизма и тариката, норм ислама, принятые без учета мнения духовных авторитетов кадирийского и накшбандийского тарикатов. Как сообщало издание «Кавказский узел», Кадыров выступил с критикой в адрес Чумакова и Цечоева, сказав, что если они попробуют прочитать проповедь в Чечне, то «у них полетят головы» - таким образом, мероприятие в Грозном было тесным образом связано с событиями в Ингушетии. «Надеюсь на понимание ситуации главой Ингушетии Юнус-Беком Евкуровым, - сказал также Кадыров. - Он как бывший сотрудник спецслужб, генерал и Герой России должен знать, что переговоры с ваххабитами ведут к войне. Мы, в свою очередь, выражаем недовольство тем, что псевдосалафиты, получив трибуны в Ингушетии, кричат в сторону Чечни».

В данном высказывании Кадырова интересна формулировка «псевдосалафиты», тогда как суфии никогда не говорят о «псевдоваххабитах». Дело в том, что ваххабизм назван по имени основателя этого течения, Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба, жившего в XVIII веке и не являющегося авторитетом для суфиев. Понятие же «салафиты» происходит от «предки», под которыми в исламской традиции понимаются сподвижники пророка Мухаммеда и два последующих поколения богословов (те, кто общался со сподвижниками пророка и их ученики). Салафиты, выступающие за возвращение к «первоначальному» исламу, таким образом, заявляют о своем уважении к деятелям, которые являются знаковым» фигурами для «традиционных» мусульман. В частности, среди «предков» были и Абу Ханифа, основатель ханафитского мазхаба (правовой школы), распространенного в Поволжье, и Мухаммад аш-Шафии, основатель шафиитского мазхаба, последователи которого проживают в Чечне, Ингушетии, Дагестане. Таким образом, противодействие салафитам сталкивается с тем, что они могут принадлежать к одному из мазхабов, последователями которого являются и суфии. Отсюда и стремление Кадырова (который является не только суфием, принадлежащим к тарикату кадирия, но и шафиитом) показать, что салафиты в действительности не являются искренними почитателями «предков».

В свою очередь, активизировались и сторонники Евкурова. В ответ на участие Хамхоева и представителей ингушского духовенства в грозненском мероприятии, совет тейпов Ингушетии в тот же день, 2 февраля, призвал муфтия уйти в отставку. Высказывания главы Чечни и представителей чеченского муфтията были расценены как вмешательство во внутренние дела Ингушетии и угрозы в адрес ингушских богословов. По итогам обсуждения старейшины подписали резолюцию, в которой заявили, в частности, что «не позволят никому вбить клин между чеченским и ингушским народами», а также, что «имамов должны избирать жители населенных пунктов» (а не назначать муфтият).

4 февраля состоялось совещание, в котором приняли участие ингушские парламентарии. По словам спикера парламента Мухарбека Дикажева, жителей республики беспокоит выбранный муфтием Хамхоевым путь противостояния с руководством республики. Другие депутаты заявляли, что организуемые муфтием сходы тейпов, собрания имамов приводят к тревожному росту напряженности. Причем особое беспокойство вызывают его попытки привлечь на свою сторону руководство и духовенство соседних республик. Депутат Бейал Евлоев заметил, что отставка с должности, даже самой высокой, не повод, чтобы вступать в противостояние и вбивать клин среди верующих. По мнению депутата Абдул-Вагапа Осканова, муфтий, заботясь лишь о своих амбициях, подает не самый лучший пример молодежи.

По итогам совещания было принято обращение к ингушскому народу, в котором говорилось, что «вместо поиска разумных решений отдельными представителями муфтията во главе с И. Хамхоевым предпринимаются попытки свое бездействие в духовно-нравственном воспитании и создании благоприятных условий для верующих всех религиозных течений преподнести в ином цвете. Объявляется война всем тем, кто не с ними, наше общество расчленяется на своих и чужих. Речь идет уже не просто об отстаивании занимаемом месте главы муфтията - поставлена задача борьбы с инакомыслием в исламе всеми доступными методами».

Таким образом, немалая часть ингушской элиты выразила поддержку Евкурову, что может быть связано не только с понятной лояльностью главе республики, но с опасением экспансии Кадырова – уже несколько лет ходят слухи, что Рамзан хотел бы включить Ингушетию в состав Чечни. В этих условиях Кадыров решил несколько смягчить эффект от своих заявлений, но лишь в контексте возможной экспансии в соседнюю республику. 5 февраля на встрече с исламскими деятелями он отметил, что по поручению Евкурова «в Чечне побывала делегация Ингушетии, участники которой вместе с коллегами обсудили планы действий. Мы заинтересованы в том, чтобы в Ингушетии, как и в Чечне, царили мир и стабильность». Также он опроверг слухи о своем стремлении объединить Чечню и Ингушетию: «Могу поклясться, что никто так не против слияния, как я. Чеченцы и ингуши - братский народ. Но у каждой республики свои проблемы и задачи. Складывать их не стоит».

Однако конфликт продолжался – тем более, что на этой встрече Кадыров вновь сконцентрировал внимание на ваххабизмом. Причем совместная борьба чеченцев и ингушей с ваххабизмом, по его мнению, должна проходить на основе позиции маджлиса: «Уверен, что решение, принятое на грозненском маджлисе, станет серьезным подспорьем в борьбе против идеологии экстремизма и ваххабизма не только в ЧР, но и в других регионах России».

В ответ 21 ингушский религиозный деятель подписал письмо Владимиру Путину и Юнус-беку Евкурову, в котором осуждались высказывания Кадырова, сделанные как 2, так и 5 февраля, причем им противопоставлялась положительная деятельность Евкурова. Также отмечалось, что «значительную роль в духовно-воспитательной работе с молодежью сыграли богословы, в том числе такие, как Чумаков Х., Цечоев И. и Боров М-Б., которые никогда не позволяли себе ни антигосударственную риторику, ни экстремистские высказывания. Обвинения же в причастности их к террористической деятельности являются абсурдными и провокационными».

Дагестан: борьба вокруг мечетей

В Дагестане борьба между салафитами и суфиями приняла, пожалуй, самый драматический характер. Если в Чечне монопольное положение в легальной религиозной сфере имеет суфийский ислам, а в Ингушетии власти пытаются маневрировать между суфиями и салафитами, то «правила игры» в Дагестане не определены (салафитские мечети действуют, но постоянно находятся под угрозой закрытия), а уровень насилия носит высокий характер. Только с сентября 2015 года в республике были убиты два имама – вначале суфийский, а затем салафитский. В предыдущие годы были убиты виднейшие деятели обоих течений – авторитетный в среде салафитов доктор шариатских наук Муртазали Магомедов (в 2009 году) и самый известный в республике суфийский шейх Саид Чиркейский (в 2012 году), имевший множество последователей среди аварцев.

В этих условиях в республиканской элите нет единства по поводу того, какую линию занять по отношению к салафитам. Еще в 2011 году, при предыдущем главе республики Магомедсаламе Магомедове начался диалог между суфиями и салафитами, который был омрачен гибелью Саида Чиркейского, но не прерван. В 2013 году глава республики Рамазан Абдулатипов призывал суфиев и салафитов к объединению, но при этом он, насколько возможно, стремится дистанцироваться от острых религиозных тем. Муфтий Ахмад Абдулаев также занимает осторожную позицию, не желая идти на конфликт с салафитами и стремясь найти компромиссы. Однако немалая часть силовиков считает салафитов врагами, обращая внимание на то, что салафитские мечети становятся центрами притяжения для радикалов, даже если их имамы и заявляют о своей умеренности и законопослушности.

В июле 2015 года последовала серия призывов к властям закрыть салафитскую мечеть на территории района «Аэропорт» в Дербенте как центра вербовки молодежи в ряды ИГИЛ. Несмотря на опровержения этих обвинений имамом мечети, к декабрю 2015 года мечеть была закрыта. 22 сентября члены суфийской общины по согласованию с полицией закрыли салафитскую мечеть в селе Новый Куруш, задержав при этом ее имама и 20 прихожан. 20 ноября вокруг салафитской мечети в Махачкале, считающейся главным центром этого течения в республике, произошел конфликт после решения муфтията назначить имама, не согласованного с общиной. В итоге, 29 ноября, после смены двух имамов, муфтият разрешил джамаату мечети выбор нового имама, но мечеть была закрыта. 29 января 2016 года силовики закрыли салафитскую мечеть в поселке Шамхал - пригороде Махачкалы. По данным полиции, мечеть будет вновь открыта после назначения нового имама.

Самая напряженная ситуация сложилась в Хасавюрте, где салафиты собираются в мечети «Северная». В декабре был арестован ее имам, обвиненный в хранении оружия и симпатиях к ИГИЛ (хотя сторонники имама утверждали, что тот негативно относился к террористам из этой организации). 1 февраля силовики закрыли мечеть на основании отсутствия документов на строительство (по данным властей, она возведена на месте, отведенном под индивидуальную застройку) и постоянного имама. После этого около 5 тысяч жителей Хасавюрта и других районов республики собрались в городе и добились от мэра возобновления работы мечети. Параллельно с этим в МВД Дагестана заявили, что полицейские вообще не закрывали мечеть, а просто занимались охраной общественного порядка в этом районе.

Члены совета имамов Хасавюрта дали пресс-конференцию в Махачкале, в ходе которой заявили, что силовики пытаются заставить имамов шести хасавюртовских мечетей покинуть свои посты. Их совокупный приход составляет 12-15 тысяч человек, большая часть из которых - молодежь. «Люди озлоблены... Все должны понимать, что закрытие так называемых ваххабитских мечетей – это проблема не только салафитов», - заявил имам мечети имени Османа Нажмудин Нажмудинов.

В то же время в Махачкале на улице Венгерских бойцов продолжает работать самая большая в республике салафитская мечеть. Закрыть ее пока не решаются, хотя в мае прошлого года один из ее проповедников - Надир абу Халид - присягнул ИГИЛу и призвал всех остальных мусульман последовать его примеру. Правда, сразу после этого случая руководство мечети заявило, что ислам «миролюбивая религия и не имеет ничего общего с насилием и экстремизмом».

Салафиты и ИГИЛ

Обострение религиозной ситуации на Северном Кавказе в очередной раз ставит вопрос о критериях лояльности государству. Если умеренные салафиты считают, что таким критериев может быть соблюдение законодательства (в котором нет запрета на «нетрадиционный» ислам) и осуждение терроризма и экстремизма (также противозаконных), то, с точки зрения наиболее последовательных суфиев, «нетрадиционный» ислам сам по себе является угрозой как для мусульманской общины, так и для государственной безопасности. Эти суфии считают, что умеренные салафиты являются лишь прикрытием для радикалов.

Характерно также отношение салафитов к ИГИЛ – в связи с этим в Дагестане, к примеру, произошел раскол в рядах сторонников «нетрадиционного» ислама, причем не только на умеренных и радикалов. В самом радикальном салафитском сообществе есть противники ИГИЛ, опасающиеся ослабления собственного влияния – они ориентированы на слабеющий «Имарат Кавказ». Так, когда в 2014 году один из командиров боевиков, амир Дагестана Рустам Асильдеров присягнул на верность лидеру ИГИЛ Абу-Бакру аль Багдади, то глава «Имарата» Алиасхаб Кебеков сместил его с должности амира. При этом самого Кебекова, убитого силовиками в 2015 году, никак нельзя было назвать умеренным – он считается организатором убийства шейха Саида Чиркейского. Вообще, границы между радикалами и умеренными внутри салафитского сообщества можно проводить очень условно, и отношение к ИГИЛ не всегда является достаточным критерием для этого. Возможна и эволюция, вызванная различными обстоятельствами - тот же Кебеков присоединился к боевикам после убийства умеренного салафита Муртазали Магомедова, приходившегося ему двоюродным племянником. До этого он хотя и был салафитом, но не проявлял видимого радикализма.

Ситуация осложняется тем, что немало российских граждан отправляется в Сирию воевать на стороне ИГИЛ, получая боевой опыт и устанавливая связи, которые могут быть использованы в дальнейшем. В октябре 2015 года и.о. начальника Центра по противодействию экстремизму ГУ МВД по СКФО Эдуард Рыбинцев сообщил, что на стороне ИГИЛ в Сирии сражаются несколько тысяч граждан России. О том, что за ИГИЛ воюют около семи тысяч россиян и выходцев из стран СНГ, заявил замдиректора ФСБ Евгений Сысоев. В конце 2015 года глава МВД по Дагестану Абдурашид Магомедов заявил о том, что в Сирии на стороне боевиков воюют около 900 уроженцев Дагестана, а Рамзан Кадыров сообщил, что в общей сложности к ИГИЛ примкнули около 500 чеченцев, 50 из которых были возвращены домой.

В то же время ситуация в Дагестане и Ингушетии показывает, что салафиты опираются на достаточно серьезную общественную поддержку. «Кадыровский» путь, предусматривающий полное изгнание салафитов из легального общественного пространства, ведет лишь к тому, что проблема загоняется внутрь. Не стоит преуменьшать значения религиозного фактора, но нельзя не отметить, что привлекательность салафизма в немалой степени объясняется нерешенными социальными проблемами, коррупцией и клановостью, с которыми в сознании немалой части общества связан «традиционный» суфийский ислам. Поэтому если слишком «либеральная» религиозная политика может привести к легализации экстремистов, то слишком «реакционная» - к неперспективной попытке консервации традиционных порядков, которые изрядно себя дискредитировали. Для того, чтобы найти средний путь, необходимы прагматизм и изрядное терпение – а их как раз часто и не хватает, особенно в условиях, когда религиозные аргументы переплетаются с ярко выраженными политическими интересами.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати